Я взял ключи и сжал их в кулаке, пытаясь понять, что он конкретно сделал. Во-первых, Сашка знает меня достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что я замечу подлог. Во-вторых, даже если бы я выиграл честно, я бы его машину не взял. А в такой ситуации - уж точно. То есть потерей дорогой тачки он не сильно рисковал... В-третьих, раз я выиграл, пусть и нечестно, то выполнять его желание не обязан. Если бы я проиграл, то... даже не знаю, что бы я делал, но тогда правда бы была на его стороне. А именно - давление на меня, как проигравшего. Причем давил бы я на себя сам. Кроме того он сейчас понимает, что до всего этого я уже допер. Это у него такой способ показать, что у меня есть выбор? Я сейчас мог бы проявить благородство, подойти и признать свое поражение. И я этого не сделаю - думаю, он вряд ли всерьез на это надеется. Нет, тут еще глубже. Он понял, что я не выбираю, вообще не думаю об этом... Он заставил меня задуматься о выборе.
- Фу, блядь, - высказал я вслух свое отношение к одному из вариантов этого выбора.
Встал и пошел на кухню. Молча отдал ему ключи, а на вопросительный взгляд ответил:
- Ты же знал, что я ее не возьму, придурок.
Баба Дуся цыкнула на меня и грозно велела садиться за стол. Настроение у Сашки почему-то было приподнятым.
После чаепития мы решили поехать на карьеры. На этот раз ни один из нас не спешил раздеваться - я разулся, закатал штанины и бродил по воде, а Сашка просто стоял на берегу. И, как в наших краях бывает часто, небо внезапно затянулось темной пеленой, роняя первые прохладные капли. Когда добежали до машины, ливень уже хлестал вовсю. Я завалился на заднее сиденье, и в ту же дверь за мной направился Сашка с криком:
- Двигайся!
Он, перевалившись через водительское сиденье, нажал на кнопку, чтобы все окна закрылись. Такой дождь обычно длится недолго, но и без того отвратительную дорогу успеет размыть основательно. После ливня, скорее всего, снова выглянет палящее солнце, и ему потребуется часа три, чтобы подсушить землю. То, что мы застряли тут на все это время, никого из нас особо не беспокоило - нам не было нужды спешить. Хотя сейчас я пожалел, что не добежал до своего переднего сиденья. Меня близость немного смущала, но акцентировать на этом внимание я был не намерен.
А он и вовсе не напрягался - открыл термос с чаем, всученный нам бабой Дусей, налил себе в крышку, выпил, потом снова налил и протянул мне.
- Так что, толпа в выходные на речке собирается? - вдруг спросил он.
- Угу, - ответил, закручивая крышку обратно. - Если дождя не будет.
- Пойдем туда?
Я уставился на него. Он облокотился на дверцу, а правую ногу поджал под себя.
- Сбрендил? У меня для тебя сенсационное известие! Ты у нас пидорас. Я - твой друг, что означает, что я тоже пидорас. Тут никакая Маша мою харю от кромсания не спасет, если мы явимся, когда все поддадут.
- Как хочешь, - он пожал плечами. - А я пойду.
- Зачем?!
- Даже не знаю. Позлить их, наверное.
- Глупо!
- Понимаешь, если я прячусь, то за каждого выбор сделает Кирилл. А когда я тут, рядом стою, то волей-неволей приходится выбор делать самому - в морду бить, игнорить или общаться, как раньше. Они не ожидают меня там увидеть, оторопеют, разъединятся. И только в этом случае получат возможность не идти на поводу у Кирилловой глупой ярости. Я из тех, кто разрешает людям выбирать.
Эта тема мне напомнила о другом:
- Как ты мне разрешил выбирать с помощью этого своего лото?
Вместо ответа он улыбнулся. Но мне было интересно выяснить детали:
- Расскажи-ка, чего конкретно ты добивался?
- Никит, я не хочу на тебя давить... Но... и бесконечно сомневаться ты тоже не сможешь.
Я обдумал смысл этой фразы и переспросил:
- Разве похоже, что я сомневаюсь?
- Разве нет? - он подался всем телом по направлению ко мне. - Разве ты уже все для себя решил?
- А может, ты просто не хочешь принять мое решение? - я играл по его правилам.
- Может быть. Но тогда помоги мне - озвучь его.
Мы давно с ним вообще не касались этой темы, сознательно избегая ее. И вот тут она нас и настигла, в машине, в двадцати сантиметрах друг от друга.
Я тоже развернулся к нему, не желая быть заподозренным в трусости, чтобы смотреть прямо в глаза.
- Ладно... - начал я, хотя это было трудно. - Я не могу сказать, что меня совсем ничего не беспокоит. Но больше склоняюсь к тому, что мне это не нужно. Когда ты уедешь, я вообще перестану об этом думать.
- Но я еще долго буду тут. Рядом. Каждый день. Ты сам на это пошел.
Я тщательно выбирал ответ:
- И хорошо, что так. Это как испытание... квест в игре. Если сейчас сверну не туда, то провалю всю миссию.
- Но хочется свернуть именно не туда? - уточнил он.
Я напрягся. Стало даже как-то холодно - от нервозности или еще непросохшей одежды.
- Нет. Я вообще не могу даже представить, что смог бы пойти... ну на все, понимаешь?
- Понимаю, - он зачем-то приблизился еще на пару сантиметров. - А зачем идти на все? Думаешь, что я тебя заставлю делать то, чего ты не захочешь? В твоей игре, если вступил в нее, то уже обязан пройти всю миссию до конца без права выхода, что ли?
Я грандиозным усилием воли заставлял себя не отпрянуть, не выскочить из машины под дождь.
- Я... не знаю.
- Тогда давай просто попробуем?
- Что? - а вот это уже паника. Я дышал неровно, рвано, я боялся и хотел узнать, что он имеет в виду.
- Никит, один этап. Закрой глаза. Доверься.
Я, наоборот, распахнул их еще шире, но дышать перестал.
Он усмехнулся, приближаясь еще ближе. У него глаза очень светлые, как зимнее небо, но, вынырнув из них, я невольно перевел взгляд на его губы. Тут же отвернулся, уставившись в лобовое стекло, за которым ничего не было видно.
Он левой рукой коснулся моего лица и медленно заставил снова повернуться к нему, а потом продвинул ладонь на затылок, пропуская сквозь пальцы мои волосы, надавил, приближая к себе. Я мог бы откинуть эту руку, мог бы ударить его. Но я этого не сделал.
- Закрой глаза и выйди из игры, когда захочешь, - прошептал он уже так близко, что я ощутил теплый воздух его дыхания. И на этот раз я выполнил просьбу.
Он коснулся моих губ мягко, чуть прижимаясь, но я ответил. Почти сразу, хотя сам от себя этого не ожидал. Когда у тебя закрыты глаза, ты не можешь делить мир на правильное и неправильное. Я растворился в этой легкой ласке, очень медленной, слишком ненавязчивой, чтобы пугать. И возможно, я первый немного усилил темп, а он как будто этого и ждал, тут же принимая подачу. Еще сильнее надавил на мой затылок, проникая языком в мой рот. Я даже не вздрогнул, я принял, я ответил. Ладонь сама легла на его шею, чтобы и я мог контролировать откат волны. И теперь я уже сам напирал, а потом отвечал на его напор. Никакого анализа, никакой самодиагностики... Просто волна, которую нужно поймать, чтобы перейти на следующую.
Дыхание сбилось, тело двинулось вперед, чтобы усилить и без того растущее напряжение... И тут Сашка отстранился, а потом прижал свой лоб к моему. Я открыл глаза, но дернуться назад мне не дала его рука, до сих пор твердо лежавшая на затылке.
- Никит...
Я молчал, успокаивая дыхание. Мне захотелось скинуть его руку, чтобы получить свою свободу обратно.
- Никит, - повторил он так же тихо. - Сейчас не копайся в себе. Не оценивай.
- Отпусти, - выдавил я.
Он тут же убрал руку и отвалился назад, снова упершись спиной в дверцу.
- Дождь закончился, - немного нервно сказал я и вышел из машины.
Сашка присоединился ко мне на берегу только минут через двадцать. Сейчас вынужденное пребывание тут, с ним, казалось очень неуместным. Солнце, как и ожидалось, уже проклюнулось сквозь тучи и разгоняло их в стороны лучами.
- Не грузись, - сказал Сашка после длительного молчания.
Наверное, я просто не мог последовать его совету. Не то чтобы я занимался сейчас тщательным самокопанием, нет. Просто в голове царствовала мутная каша. Белиберда из бессловесных ощущений и паники.
- Никит, - снова начал он, встав передо мной. - Все уляжется само собой, не насилуй себе мозг пустым давлением.
Я смог посмотреть на него. Волосы у Сашки совсем высохли и теперь представляли собой не слишком хаотичный, но беспорядок. Я снова взглянул на себя, смотрящего на него. И увидел, что сейчас мне одновременно стыдно и спокойно, мне нравятся его глаза, волосы и губы, даже когда они вот так плотно сжаты. Мне до зуда неуютно от его присутствия, но мне нравится, как я на него смотрю.
- Не гружусь я, - попытался улыбнуться.
- Вижу. Так что, мы до сих пор друзья?
Я задумался или оторопел от новой панической волны:
- Вряд ли.
- О, а ты же прихватил фотик? - его интонация внезапно изменилась. - Пойдем пофотографируем! Я там уток видел. Зум мощный?
И он, не дожидаясь ответа, пошел к машине, чтобы принести фотоаппарат. Я встряхнул головой, а потом повернулся, чтобы посмотреть ему в спину. Но когда он обернется, моего взгляда там уже не будет. Кажется, по-настоящему «сложно» наступало только теперь.
Зарисовка «О любви»
У любви есть, как минимум, три стадии: влюбленность, страсть и непосредственно само Ее Величество. Любовь - как спокойное ощущение внутренней гармонии - проявляется со временем, когда предыдущие этапы уже пройдены. Любовь - это то, что останется от чувства, когда с него слетит последняя эмоциональная шелуха. Когда говорят, что любовь живет всего три года, то, думаю, узко понимают как раз только эти этапы чувственной насыщенности. Вот только они и не вечны, они, по сравнению с настоящей любовью, излишне пафосны, излишне агрессивны. Им, а не настоящей любви, поэты посвящают стихи, они движут умами. Тот, кто пережил влюбленность, а тем более страсть, точно знает, как сильно меняются эмоции под их воздействием. Насколько мощный это наркотик. Он подавляет даже базовые инстинкты: человек может терять аппетит, сон, п