Теперь Надя каждый день проводила там: маму надо было кормить – руки ее не действовали, а дома заведовала хозяйством своих братьев и сестер.
Комната Коли в коммунальной трехкомнатной квартире была до отказа заселена его родственниками, хотя он там был прописан один. Маленькая кухня, одна плита, одна раковина, уборная тоже одна. Соседи оказались на редкость чуткие. Несмотря на то, что нашествие родственников одного жильца, им, несомненно, приносило дополнительные неудобства, с их стороны было только искреннее сочувствие и предложения помощи.
Сыновья тоже очень заботились о своей маме, и вся палата вслух восторгалась мягкостью, красотой и воспитанностью ее детей.
В середине марта врачи предупредили Надю о безнадежном состоянии мамы, и она телеграммой вызвала отца.
22 марта мама умерла. Папа приехал и просидел около нее последние день и ночь.
За неделю до смерти вернулся из командировки Тимофей Андреевич, и они вместе были у мамы, такие веселые, нарядные, с заграничными подарками, и теперь Надя с горечью представляла каково, было все это видеть умирающей.
Похоронили Валентину Николаевну на Новогиреевском кладбище, рядом с умершим годом раньше сыном Георгия Александровича Шуриком.
Дети очень переживали эту потерю. Надя, может быть, в большей степени: ведь они были так близки после смерти Коки. Сестра Шура не без зависти так и говорила: «Ты самая верная дочь своей матери».
Папа вернулся домой к своим младшим детям: Мише, который заканчивал учебу в школе, и учившемуся в третьем классе Алику. Надя переехала в Новогиреево, и в комнате Коли остались Митя и Вера.
Надя с мужем и сыном жили в своей старой квартире в Новогиреево. За шесть месяцев работы в Америке Тимофей Андреевич заработал намного больше, чем если бы работал на заводе. Помимо этого он привез массу красивых вещей себе, жене, родственникам.
А самое главное – незабываемые впечатления о незнакомом заграничном мире. Эти впечатления нисколько не изменили его представление о ценностях жизни в нашей стране и, как тогда казалось, временных и вполне оправданных трудностях, хотя они и были предметом его размышлений и раздумий…
Никакие преимущества хваленой демократии и экономической обеспеченности страны не могли оправдать виденное им своими глазами.
Для осмотра оборудования Тимофей Андреевич должен был ехать на поезде в близлежащий город. Имея время, он задолго до отправки поезда приехал на вокзал, прошелся вдоль вагонов и сел в самый скромный и совсем пустой.
Спокойно смотря из окна на перрон, он обратил внимание, что люди подходят к вагону, но не садятся в него, а стоят рядом, поглядывая в его сторону. Через некоторое время собралась уже большая группа.
Тимофей Андреевич, поглядывая на часы, ожидал через пять минут отхода поезда, как вдруг в вагоне появился кондуктор и объяснил ему, что это вагон «для черных».
Тимофей Андреевич начал ему говорить, что это для него не имеет никакого значения, и пусть люди садятся в вагон.
Кондуктор вышел, думая, что иностранец его не понял.
Толпа на перроне начала возмущенно галдеть, но никто не посмел войти в вагон. Тогда Тимофей Андреевич вышел сам и был так взволнован, что уехал только следующим поездом.
После командировки в Америку у Тимофея Андреевича был отпуск, и они с женой все это время жили в Москве, наслаждаясь ее красотами и гостеприимством.
В этом же году Шура вышла замуж за Славу Серова, который работал на заводе Туполева. Слава был тоже из ее родного города и даже являлся очень дальним родственником Гладковых.
Петр Александрович приезжал на свадьбу и остался очень доволен замужеством второй дочери. При этом Шура обрела постоянное место жительства в том же Новогиреево.
После его отъезда не оставляла тревога за оставшихся в родном городе младших братьев.
Окончив школу, в 1940 году Миша сдал экзамены и прошел по конкурсу в строительный институт в Москве. Но, вернувшись домой, он получил повестку из военкомата о призыве в армию. Миша постеснялся сообщить, что как студент может быть освобожден от призыва и вместо учебы пошел в армию. Прошел всю войну в технических войсках авиации. К счастью остался жив. Институт он окончил после войны, но уже юридический, остался военным до пенсии и жил под Москвой.
В родном городе оставался папа с Аликом.
В одно из их посещений в каникулы Вера обратила внимание, что младший брат Алик практически предоставлен самому себе и не получает должного внимания отца в части воспитания.
Всему виной был беззащитный характер Петра Александровича, который сам являлся предметом нападок квартирантов, сделавшими его жизнь просто невыносимой: его постоянно обманывали, обкрадывали и даже нередко издевались. Он лишился многих вещей, части посуды, белья, икон… От всего этого у него иногда стали наблюдаться признаки душевной болезни.
Вера обратилась к Шуре со Славой с просьбой взять Алика в Москву «в сыновья». Те согласились, и Алик тоже стал москвичом.
Последним покинул родной город Петр Александрович, его приняли сначала сыновья в Москву, потом старшая дочь забрала его к себе. Он жил в ее семье до конца своей жизни сначала в Уфе, потом в Москве. Он очень привязался к ее детям, которых по возвращению в Москву было уже трое.
Казалось, что Петр Александрович любил своих внуков больше чем собственных детей.
У Тимофея Андреевича открывались блестящие перспективы по службе, он опубликовал несколько монографий по своей профессиональной деятельности, по-прежнему был энергичен, его ценили и прочили большое будущее. После одной из командировок в Германию, он неожиданно простудился и серьезно заболел. Болезнь эта с годами начала прогрессировать и в октябре 1955 году Надя навсегда рассталась со своим любимым мужем, который ушел в таинственный и непонятный живым людям мир – откуда не возвращаются.
Спустя несколько лет после смерти мужа Надя стала глубже воспринимать окружающих ее людей, чаще окунаться в свое детство, вспоминала Коку, маму, своих дядюшек, отца Серафима, с пониманием относиться к отцу.
Ее муж своей кончиной оставил ей загадку смерти.
Последние свои дни Тимофей Андреевич много молчал… чувствовал, что жизнь угасает в нем.
Надя тоже молчала, даже не смея представить, что когда-то она останется одна без любимого и обожаемого ею человека.
Но уже потом по истечении времени она вспоминала и не могла представить: о чем же он тогда… думал?
Человек не знает своей смерти, ее узнают только окружающие его люди.
Надя порой задумывалась:
Почему Кока любила больше всего Георгия? Но ей было неведомо, как беззаветно она любила своего мужа, а уж потом эта любовь разлилась на детей и внуков.
Любовь – одно из испытаний человека. Оно может придавать силы и быть жестоким и разрушительным, так как происходит в самые сильные годы жизни.
Надя полностью отдалась своей любви и все, о чем думал, убеждал ее муж, доверялась ему полностью и не хотела думать по-другому.
Это настоящая преданность очень близка к истинной философии жизни.
Муж ее был атеист и считал религию пережитком прошлого.
Тогда как-то принято было смотреть на собственную жизнь, как на песчинку в пустыне. Каждый тогда думал:
«У нас… великие перемены… а тут одна жизнь».
Но в этом была своя жертвенность…
Когда умер Петр Александрович, и его отпевали перед погребением, Тимофей Андреевич не вошел в церковь, хотя по-своему любил его, прожив с ним под одной крышей двенадцать лет.
Но сидя на лавочке перед церковью, он попытался представить, как можно всю свою жизнь посвятить служению Богу…
Вспомнились слова тестя:
«Только кажется, что общество объединяет людей. Без веры оно только забирает силы у человека. Когда как с Богом, каждый из них сила».
В 1920-30-х годах по городу, как и по всей стране, прокатилась волна массовых разрушений храмов и церквей.
В апреле 22-го отец Серафим был приглашен в городской «УИК» (Уездной Исполнительный Комитет – Примечание автора).
В назначенное время он открыл обшарпанную дверь с табличкой «Начхозчасть, комната № 11, тов. ТРАУТМАН»
и увидел за столом сухого лысоватого человека в кожаной куртке. Все эти теперешние представители власти, особенно в кожаных одеяниях, вызывали у него внутреннее возмущение и неприязнь. Идя в нынешние присутственные места, он научился сдерживаться, так как положение священнослужителя обязывало искать мира с властью, какой бы она не была.
Человек за столом жестом предложил сесть напротив. Отец Серафим немного отодвинул стул от стола и сел, внимательно разглядывая местное начальство. Несмотря на уверенный взгляд, что-то театральное тонко сквозило от человека в кожаной куртке.
– Отец Серафим или гражданин Константинов Николай Александрович, как у вас говорят, в миру.
– Да, точно так.
– Я пригласил вас, чтобы обсудить ваше участие в акции по добровольной сдаче церковных ценностей, то есть утвари из золота и других ценных металлов и драгоценных камней.
– Кому это сдать?
Отец Серафим на минуту задумался, и даже возмущение в сказанной фразе выглядело с оттенком некоторого замешательства.
– Вы знаете, что власть Советов национализирует все ценности бывшего государства. Церковь составная часть этого государства,…так что…вам должно быть все понятно.
– Понятно только новой власти… Все эти ценности приобретены на пожертвования прихожан… Юридически это похоже на грабеж и самоуправство.
– Не надо спорить…решение уже принято… уже начала работать подкомиссия УИК по изъятию церковных ценностей.
– Решение принимают, после раздумий…и понимания. Но вы, я вижу, далеки от понимания православия.
– Вы знаете, я много слышал о вас, как о добром и порядочном человеке… я не советую вам так резко высказываться против власти, особенно здесь… Тем более, что изъятие церковных ценностей производятся в пользу голодающих Поволжья.