Вот и теперь… давно забытое ощущение было здесь, рядом, внутри и снаружи.
Привыкшие к темноте глаза уловили проблеск света.
Шаров чуть замедлился, ухо среди звуков шумящего леса различило рокот двигателя автомобиля.
«Надо приналечь, товарищ Шаров», — сообщил внутренний голос.
— Без тебя знаю! — огрызнулся он обрадованно. Рискуя поскользнутся и загреметь в лужу, понесся еще быстрее.
Он согрелся и бежать было одно удовольствие.
Чистый, прохладный, пропитанный едва различимым пороховым запахом воздух, бодрил и освежал.
Правая нога ляпнула в самый центр лужи, которая, к счастью, оказалась не слишком глубокой. Кроссовки «Адидас» с тремя полосками — мечта любого молодого человека в СССР, не только спортсмена, купленные за огромных сто семьдесят рублей, даже не успели промокнуть.
Неожиданно лес перед ним расступился, и он выбежал на дорогу, не успев даже понять, что это дорога — ему показалось, что он снова попал на одну из лесных развилок, только шире и просторнее, чем те, что встречались раньше.
Пространство здесь было ощутимо шире, ветер дул сильнее — и когда он повернулся на триста шестьдесят градусов, стало понятно почему — ветер дул вдоль дороги.
Остановившись, он попробовал сориентироваться: на выезде из леса не было ни знаков, ни шлагбаумов несмотря на то, что он вышел со стороны воинской части, а значит подступы к ней должны быть закрыты, в том числе и предупреждающими знаками.
«Или я еще не вышел?» — подумал Шаров, озираясь.
По небу летели серые облака и кое-где изредка то тут, то там мерцали звезды. Сложно было понять направление к Полярной звезде или найти какое-нибудь известное созвездие и теперь он пожалел, что не взял с собой компас.
Однако слева небо над лесом было чуть светлее — он так и рассчитывал, что город находился именно там.
Оглянувшись, он понял, что, когда он будет возвращаться назад, найти именно эту тропинку, ведущую из леса, не получится — все вокруг выглядело совершенно одинаково.
С легким вздохом Шаров вернулся назад и сквозь сухие кусты продрался в чащу в чащу.
Здесь было очень темно, продвигался он, скорее наощупь и после десятиминутных поисков, наконец нашел, что искал.
Здоровенная и тяжелая ветка, упавшая с дерева. Он дотащил ее до дороги и положил так, чтобы было видно. Потом отошел, оценил рукотворную примету и, удовлетворившись, побежал вперед.
«Только бы какой-нибудь гад не убрал», — подумал он, работая локтями.
Спереди и левее, ближе, чем раньше — вновь загрохотало и тревожные ощущения, которые он выкинул из головы, опять вернулись. Он подумал — что могло случиться в Москве, отчего поздно вечером воскресенья стоит невероятный грохот? Забивают сваи ударной комсомольской стройки? Проходчики взрывают тоннель новой ветки метро? Он слышал краем уха, что к концу года должны были открыть станцию «Кантемировскую», но ведь это слишком далеко от того места, где он находился… В общем, могло быть что угодно, но в голову упорно лезли не самые приятные мысли.
Да и дорога… что за дорога такая?
Шаров замедлился, перешел на быстрый шаг, чтобы разглядеть ее поверхность. Классическая гравийка, ни столбиков, ни дорожных знаков — ничего — такие дороги действительно еще кое-где оставались в области.
Снова заморосил дождь, не сильный, но крайне мерзкий. Он снова перешел на бег — так было теплее.
Впереди мелькнули, или ему показалось (темнота хоть и не была полной, но зато она сильно искажала привычные очертания) — то ли фигуры людей, то ли какие-то конструкции. Он даже подумал, что это, возможно, авария. Очертания и тени были расположены как-то хаотично, словно бы их разметало по всей ширине дороги.
Шаров припустил быстрее — если авария, может быть, людям нужна помощь.
Левее, где-то далеко за мрачной стеной леса снова громыхнуло — сильнее чем прежде, так, что у него подпрыгнуло сердце, а гравийка под ногами слегка дрогнула.
— Что за черт⁈ — ругнулся Шаров, вытирая мелкие капли дождя со лба.
Когда он подбежал к предполагаемому месту аварии, волей-неволей, ему пришлось остановиться.
Вытаращившись на жуткую сюрреалистичную картину, он с минуту стоял, разинув рот, не силах понять и хоть как-нибудь объяснить картину, открывшуюся его взгляду.
То, что он принял за силуэты разбитых машин, их раздробленные осколки, раскиданные на дороге, было двумя рядами ощетинившихся противотанковых ежей из ржавого профиля. Массивная, грозная конструкция тянулись от края до края дорожного полотна и дальше — до самого леса, препятствуя объезду.
Раньше он видел эти штуковины только по телевизору в фильмах про войну.
Шаров оглянулся — какой-то новый звук донесся слева из-за леса. Однако дорога позади ежей была пуста.
Он подошел ближе, взялся за балку и попробовал сдвинуть с места — но еж даже не шелохнулся. Шаров напрягся, приподнять конструкцию удалось лишь на несколько сантиметров.
— Тяжелый, зараза! — вырвалось у него.
Но нафига… для чего они тут? Неужели… какая-то соседняя часть организовала учения, не предупредив об этом? Такая версия показалась ему наиболее правдоподобной. Разумеется, несмотря на дисциплину, устав и все прочее, в армии тоже хватало бардака — как и везде. Вполне могло произойти так, что о проводившейся «Зарнице» с участием школьников кроме руководства школы (которое и договаривалось о проведении с командиром части) никто больше о мероприятии не знал.
«Возможно такое? Еще как возможно!» — подумал Шаров, качая головой.
Тогда все встает на свои места. И грохот, и то, что возможно, взрыв гранаты спутали с учениями и попросту не отреагировали.
Он почувствовал, как возмущение перерастает в гнев. Да что там, — он был зол как черт! Из-за этого головотяпства их жизни поставлены под угрозу. А что, если учения сопряжены с поиском и захватом диверсантов? Или уничтожением возможных целей врага? Настоящим уничтожением! Такое ведь тоже возможно? Еще как!
Он знал, что столичный и подмосковный гарнизоны, десантура и спецназ постоянно отрабатывают сценарии продвижения потенциального врага на столицу — и делают это в условиях, максимально приближенных к реальным.
Шаров похолодел.
А что если школьники, его ребята, и он сам, являются участниками учений, не зная об этом? Нет… — выдохнул он. Это точно невозможно. Вряд ли армейское начальство стало бы так сильно рисковать. Это уже за гранью.
Значит, они сами, не подозревая того, вышли к месту проведения секретных учений. Глядя на ощетинившуюся армию ежей, других версий у него не возникало. Сюрреалистическая, словно привнесенная с площадки огромной неведомой киностудии картина впечаталась в его мозг.
Шаров еще раз тронул холодный металл ежа и почувствовал, как по спине побежали мурашки.
Если учения… если так все серьезно… его, в конце концов, могут и подстрелить. Ребята, тоже в опасности, если дом, в котором они спрятались, представляет собой мишень…
Быть того не может! — Шаров отбросил эту бредовую мысль насчет дома, но не насчет учений. Все сходилось.
«Не могут между собой договориться, прежде чем детей приглашать!» — он зло плюнул под ноги, шагнул вперед, чтобы бежать дальше, зацепился ногой за невидимую преграду, причем зацепился крепко — так, что ногу пронзила острая боль.
Пытаясь сохранить равновесие, Шаров взмахнул правой рукой, ногтями процарапав по ржавому железу, но как-то неудачно и удержаться не смог. Дернувшись вперед, попытался вытащить ногу из плена, однако что-то крепко ее держало — и тогда по инерции, проскальзывая кистью по металлу, он рухнул плечом на гравийку, больно ударившись коленом, а затем и проехавшись щекой по жесткому земляному наждаку.
— Ах ты ж черт! — вскрикнул Шаров от боли и сжал зубы, испугавшись, что его могли услышать военные. Привлекать к себе внимание в зоне активных учений ему не хотелось.
«Давненько я так глупо не падал!», — пронеслась в голове мысль, когда, лежа на мокрой холодной земле, он пытался понять, что произошло. Все случилось так быстро и неожиданно, что в первое мгновение он подумал, что его подстрелили.
Спустя минуту, когда зрение сфокусировалось, он понял, что никто в него не стрелял и, в целом, он жив и здоров. Взгляд упал на едва различимую во тьме колючую проволоку, которой были связаны ноги ежей. Разумеется, увидеть с высоты роста колючку не представлялось возможным.
Он скривился от боли, подтянулся на локте, присел и постанывая, подтянул ногу.
Штанина в районе голени была разорвана, из довольно глубокой царапины сочилась кровь. Ее черные капли падали на дорогу и были чем-то похожи на машинной масло из пробитого двигателя.
В голове молнией пронеслись два слова, выученных еще в школе — «Clostridium tetani», которыми их пугала огромная страшная медсестра с бородавкой на носу. Столбняк, жуткая, мучительная болезнь, лечения от которой нет. Но тут же он вспомнил, что буквально два месяца назад товарищ по сборной, прыгун с шестом Дима Соболев зачем-то вытянул его в диспансер, мол там делают важные прививки и никак нельзя пропускать.
Шаров удивился, зачем ему это, но от настырного Соболева было невозможно отвязаться и он все-так позволил себя уговорить.
«Как такое могло случиться⁈» — глядя на рану и не веря своим глазам, вспоминал он тот день.
Приглядевшись, он понял, что рана не слишком опасна, по крайней мере, насколько об этом можно было судить в темноте. Покряхтев, Шаров расстегнул спортивную куртку, оторвал кусок от майки, превратив ее в лохмотья, заправил остатки в штаны и перевязал ногу.
— До свадьбы заживет, — пробормотал он сквозь зубы.
Схватившись за балку ежа, он с трудом поднялся и, ступая вперед буквально по сантиметру, перешагнул колючую проволоку, связывающую второй ряд ежей.
Когда он оказался с другой стороны оборонительного сооружения, оглядел место падения, и покачал головой.
— Кому это надо? — спросил он невидимого собеседника и, не дождавшись ответа, пошел вперед, кутаясь в куртку от спортивн