Лишь изредка где-то раздавался плач ребенка и тут же стихал — полуторка проносилась мимо, Шаров не успевал увидеть, выхватить из движущегося моря людей источник плача.
Он сидел на скамье, прислонившись к борту подпрыгивающего автомобиля совершенно потрясенный.
Если раньше у него были какие-то сомнения в том, что происходит, то теперь они полностью пропали.
Каким-то непостижимым образом всю их группу зарничников-партизан перебросило назад во времени. Далеко, в сорок первый год и эти люди… все эти люди, они спасаются от наступающей германской армии — нескончаемым потоком идут на восток. Кто-то идет от самой Белоруссии, кто-то из Смоленска и Ржева, кто-то из Рославля и Брянска, из маленьких безвестных деревень и сел — отовсюду.
Внутри все похолодело. Получается, он бросил своих ребят на произвол судьбы. Он даже подумать не мог, что теперь могло с ними случиться, если их обнаружат… хорошо, если наши. Ничего, конечно, хорошего тоже нет, потому что будет серьезный допрос, откуда они взялись, почему не эвакуировались, как говорила та девочка не велосипеде, и, может был шанс у них как-то выкрутиться, но… газеты, в которые они заворачивали продукты… радиоприёмник Марченко… его, Шарова, японские электронные часы!!! Сумки, одежда, обувь, даже прически… все указывало на их нездешнее происхождение.
— Андрей… простите, не помню, по батюшке… — кто-то коснулся его руки и Шаров встрепенулся. — Вам плохо?
Он перевел на девушку невидящие глаза. Потрясение, которое он испытал, было слишком велико. Он не мог даже слова сказать. Дыхание будто бы вовсе остановилось, а сердце перестало биться.
Видимо, он на самом деле выглядел неважно, потому что выражение лица девушки стало испуганным — она побледнела и быстро обернулась к кабине шофера.
Илья догадался, что сейчас она забарабанит по стеклу, чтобы шофер поторапливался и сделает гораздо хуже.
С трудом он поднял негнущуюся руку и в последний момент потянул девушку назад.
— В-все… н-нормально… — прохрипел он. — Я… я просто что-то устал.
— Господи… — вымолвила девушка, глядя на него огромными зелеными глазами. — Вы меня перепугали. Мне показалось, что вы перестали дышать.
Наверное, он и правда перестал дышать, — сердце колотилось как бешеное — верный признак панической атаки.
— Н… не знаете, скоро мы приедем? — спросил он деревянным языком.
Она нагнулась, выглянула в темноту. Ей хватило секунды или двух, чтобы сориентироваться, хотя сам Илья, как ни вглядывался, совершенно не мог понять, где они могут находиться. Проносящиеся мимо очертания приземистых строений совсем не напоминали ему город, из которого он выезжал несколькими сутками ранее.
— Проехали Давыдково, — сказала она, поглядывая на него с тревогой, — сейчас Дорогомиловское кладбище и, считай, дома. А… — девушка спохватилась, — … вы где живете? Может быть вам раньше надо было сойти? Вы бы сказали!
Илья с трудом разлепил засохшие губы.
— Нет…я дальше… возле Птичьего рынка…
— Ой… это же другой конец города, — сказала она. — Сейчас уже и не доедешь… а пешком… — глянув с сомнением на его ногу, она покачала головой. — А знаете что? Давайте ко мне зайдем, я вас перевяжу, а там решим! Что скажете? В больницу сейчас точно не попадете.
Шаров посмотрел в ее распахнутые зеленые глаза, полные какого-то внутреннего огня и энергии. Откуда в ней столько сил? Целый день копать тяжелую влажную землю, наверняка без обеда и горячего чая… — подумал он.
В нем боролись два противоположных желания: одно буквально раздирало его — скакнуть прямо через головы спящих людей с мчащегося грузовика и ринуться назад, пока он еще совсем не заплутал, — к дому, где затаился его отряд. Вытащить их и марш-броском вернуться к озеру, откуда все и началось. Возможно, каким-то образом у них получится отыграть назад и забыть воскресенье и «Зарницу» как страшный сон.
Было и другое желание, хотя Илья не знал, как с ним поступить. Разве мог он признать, что эта зеленоглазая красавица, наверняка комсомолка и член трудфронта, завладела его умом и сердцем и ради нее, он готов отказаться от первого желания — то есть, по сути, — бросить ребят.
«Нет, — сказал он себе твердо. — Я их конечно же, не бросаю. Как только я выясню точно, что и как, сразу же вернусь. Возможно, удасться найти какую-нибудь машину и придумать план, как действовать дальше. А еще хорошо бы раздобыть еды».
Никогда ранее он не слышал, чтобы кто-нибудь попадал в подобные передряги — ни в книгах, ни даже в фантастических рассказах и романах, которые он с удовольствием почитывал в библиотеке спортклуба.
Может быть, ученые могли бы ответить на этот вопрос — что им делать в таком случае? Однако, он прекрасно понимал, что ими заинтересуется разведка и контрразведка, допросы с утра до вечера, допрашивать будут и ребят, и девчат, а с учетом военного времени — спрос будет жесткий. И вряд ли кто-то поверит в их байки о «Зарнице», взрыве у озера и прочим приключениям. Не то время. Чем все может закончиться он смутно догадывался и даже не хотел думать об этом.
Значит, должен быть какой-то другой выход.
— Что вы сказали? — девушка снова выдернула его из размышлений.
— Мне… очень неловко, но, пожалуй, вы правы. До «Птичника» в такой состоянии я сейчас не дойду.
— Конечно не дойдете, метро сегодня вообще не работает, а трамваи… уже все. Значит договорились?
— Ага, — Шаров наконец уловил знакомые очертания за бортом, но все равно пока не мог понять, где они находятся, пока девушка снова не наклонилась и глянула на местность.
— Ну вот и наша конечная. Киевский вокзал.
Полуторка пронеслась еще несколько десятков метров и резко затормозила. Народ как по команде начал просыпаться и прыгать в ночь — никто не прощался и не жал руки, как это обычно происходило после поездок на картошку или подобные мероприятия. Люди просто растворялись в темноте.
Они остались в кузове одни — девушка резво соскочила на асфальт и протянула ему руки.
— Давайте помогу!
Стоящий рядом шофер без слов подхватил Илью словно грудного ребенка и помог ему спуститься.
— А здорово вы тогда Алексеенко обогнали на три тысячи! — он хитро подмигнул Шарову. — Я ведь вас узнал, вы же сам Андрей Емельянов! Номер один!
Шаров хотел было сказать, что нет, никакой он не Емельянов, но успел вовремя спохватиться и поймать огромную лапищу водителя полуторки.
— Ну бывайте! Завтра меня уже не будет, ухожу на фронт, — объявил он. — А вы выздоравливайте! — он кивнул на ногу. — Такие бегуны как вы — у нас на вес золота!
Оставив Шарова стоять с открытым ртом, он обернулся, кивнул девушке и залез в свою кабину.
Через минуту полуторка скрылась из виду.
Вокруг было темно и если бы не знаменитые часы на башне с правой стороны, в которые Шаров уперся взглядом, можно было подумать, что это вовсе не Москва, а какой-то провинциальный городок.
Но это были именно те самые часы и тот самый Киевский вокзал, и черт возьми — он словно попал в старое кино, причем в кино настоящее — он понял это, когда какой-то мужик с тяжеленной поклажей на плечах случайно задел его во тьме и Илья чуть не упал на грязный, изъеденный клочьями вывернутой земли асфальт.
— Осторожнее! — звонко выкрикнула девушка. — Не видите, человек ранен!
Шаров вдруг подумал, что забыл, как ее зовут. Или она не говорила?
Часы на башне показывали 19:45.
Кажется, когда в толпе он увидел ту самую цыганку, тоже было 19:45.
Прошло всего ничего, но у него было стойкое ощущение, что с момента, как он выбежал из избы на опушке леса, прошли сутки или двое.
Со всех сторон площади в разных направлениях двигались вереницы военных, патрули с повязками и винтовками за плечами, группы мужчин в гражданском, по деловитому виду которых можно было догадаться, что спешат они явно не в кино.
Шаров беспомощно оглянулся.
Площадь перед вокзалом была смутно ему знакома, но ее словно отмотали назад, сдули блеск и глянец, сорвали мирный покров и когда он снова посмотрел на башню с часами, чтобы хоть за что-то зацепиться в качестве отправной точки, то ужаснулся — над ней, словно жуткая химера нависла гигантская овальная тень.
И тень эта плыла по направлению к ним.
Он покачнулся.
— Андрей, вам плохо? — девушка бросилась к нему и подхватила его под локоть.
Он покачал головой и взглядом показал в мрачное небо.
— Я тоже их боюсь… — призналась она. — Хотя уже и привыкла. Эти аэростаты выглядят как огромные хищные птицы с жирным брюхом. Особенно ночью. Зато немец боится их еще сильнее! — хохотнула она и вывела его из оцепенения.
— Аэростаты?
— Ну да… — она внимательно посмотрела на него. — Вы так побледнели, будто бы впервые их увидели…
— Я… забыл, как вас зовут.
Девушка снова улыбнулась.
— А я вам и не говорила. Вряд ли вы запомнили меня на трибуне стадиона имени Сталина. Там было слишком много народа! Я Света. Светлана Карташова. Теперь будем знакомы. — Она помедлила, то ли удивленная его реакций на аэростат заграждения, то ли раздумывая, не откажется ли он от своих первоначальных намерений пойти с ней. — Я живу недалеко от площади Восстания, тут совсем рядом.
— Света… — сказал он и увидел испуг на ее лице. — Конечно… если недалеко, идемте. — Теперь он боялся, что какой-нибудь патруль остановит их и спросит документы. Все-таки военное время, а он — в спортивном костюме. Хорошо, что на спине написано «СССР» а не «Montana». Иначе он и шагу бы не ступил.
С левой стороны сквера большая группа людей с мотыгами и лопатами вгрызалась в твердую землю. Проходя мимо них, он услышал разговор двух мужчин — один говорил, что немец уже занял Малоярославец, второй его злобно прерывал, отвечая, что в Малоярославце они были уже позавчера, а сегодня вот-вот появятся здесь. Работали они исступленно и по их лицам Шаров понял, что опасность не просто близко, она уже буквально на пороге.
Совсем близко ухнуло, раздался вой сирены.