— Ты слышишь?
— Слышу, — улыбнулся Виктор. — Просто… вы так круто проговариваете…
— А! — махнул рукой повар, — не знаю, как у меня это получается. Все говорят, иди на сцену выступать, мол сразу станешь популярным.
— Это точно, не врут!
— Да куда я пойду, мне здесь нравится! — заметил он. — Капитан отличный парень, не обижает. Так что… может быть, на пенсии буду как Окси…
Виктор решил не спрашивать, кто такой этот Окси, вместо этого взял тряпку и кивнул.
— Я пойду тогда.
— А ты еще здесь?
«Клевый начальник!» — подумал Виктор. Ему все больше и больше хотелось остаться на судне. Однако упоминание капитана вернуло его на землю. «Отличный парень, не обижает…» Он хотел сразу же по горячим следам задать несколько вопросов, но было еще слишком рано и неуместно. Нужно для начала хоть что-то сделать. Проявить себя.
Протирая столы, он украдкой поглядывал на входивших в столовую мужчин — все они были разного возраста, некоторые были группами, но чаще — поодиночке. Они брали подносы, накладывали себе еду на камбузе и садились за столы.
Когда кто-то из мужчин попросил его принести сахар для кофемашины, он взглянул на сахарницу, которая была почти пуста, автоматически взял ее и пошел в камбуз, спросить Жору, где находится сахар.
Обернувшись на пороге, он вздрогнул — у кофемашины стоял высокий, подтянутый, мускулистый, с модной прической и без очков мужчина — он был похож на капитана дальнего плавания с какого-нибудь рекламного плаката. Ошибиться было невозможно, это был он. Денис.
Виктор резко повернулся и, столкнувшись с кем-то из команды в дверях, едва не выронил сахарницу на пол.
— Извините, — пробормотал он, почувствовав, как вмиг одеревенели руки и ноги.
«Нужно что-то делать!» — искрой пронеслась мысль в голове. — «Пока не поздно! Бросай эту чертову сахарницу и иди к нему, беги к нему! Другого шанса может не быть!»
Он пошатнулся.
«Что ты ему скажешь⁈» — крикнул внутренний голос. «Привет, я Витя, твой одноклассник, помнишь, как мы рассекали на Зарнице, ты еще очки свои разбил. У меня к тебе важный разговор, понимаешь, такое дело, нужно прямо сейчас сойти с корабля и ехать на ту воинскую часть, где все тогда произошло. Ребята уже собрались. Ждем только тебя».
— Эй, Витёк, ты чего там, уснул? Сахар справа в кладовке в мешке, там и совок найдешь! — Жора лязгнул крышкой кастрюли.
Виктор очнулся, повернул направо и, оказавшись в темной кладовой, принялся насыпать в сахарницу шуршащий песок. Руки дрожали и не слушались его — просыпав половину на пол, в конце концов он кое-как наполнил сахарницу, выбрался из кладовки и на ватных ногах направился в столовую, откуда раздавались негромкие мужские голоса.
Глава 39
1984 год
Черная Волга неслась по вечерней Москве. Улицы города были пустыми и гулкими, как никогда. Она смотрела в окно, пытаясь унять хаос мыслей. Подавить страх. Успокоиться. Но вопрос «Что происходит⁈», застрявший в голове как птица, бьющаяся в клетке, не желал оставлять ее в покое.
— У меня… ко мне недавно приходил следователь… — наконец сказала она. — Он оставил свой номер телефона, может быть ему позвонить? Куда мы едем?
Не поворачивая головы, мужчина ответил сухим черствым голосом:
— В библиотеку.
— Что⁈ — выдохнула Маша. — Какая, к черту библиотека⁈ Вы в своем уме?
Мужчина молчал, глядя на мокрую дорогу и обгоняя немногочисленные автомобили.
— Наши дети пропали, а вы собрались в библиотеку? Это шутка такая⁈
Он продолжал молчать, и Маша закипала все сильнее. Она дернулась, посмотрела в окошко, пытаясь понять, где они находятся, но из-за затемненных стекол Москва будто бы стала совсем другой — она не узнавала ни улиц, ни домов, ни магазинов — машина мчалась совсем в другом, чужом городе и от этого ей стало еще хуже.
— Немедленно остановите! Я выйду!
Мужчина не реагировал. Он упрямо вел машину, которая, между тем, свернула на какую-то узкую улочку и теперь летела вдоль бесконечного бетонного забора.
— Я буду кричать, — сказала она твердым голосом. — Если вы не остановите, я буду…
Взвыли тормоза. Машину чуть занесло, и она подумала, что авария — это единственное, чего сейчас не хватало.
Однако, Волга замерла как вкопанная и она увидела старый, желтого цвета особняк с облетевшим фасадом — вероятно еще дореволюционный, скорее всего, дом какого-нибудь купца или князя.
Воспользовавшись тем, что машина остановилась, она нажала на ручку двери и выскочила как ошпаренная.
— Все! — крикнула она мужчине, который тоже вышел из машины. Выглядел он зловеще в своем темном прорезиненном плаще, однако это ее не испугало, а наоборот, придало сил: — Зря я вас послушала, я думала вы действительно хотите помочь, а вы… вам совсем наплевать на дочь! — эти слова вырвались помимо ее воли, и она тут же пожалела, что сказала.
Мужчина будто бы окаменел. Длилось это всего секунду, но ей показалось, что он готов испепелить ее и, наверное, так бы и сделал, если бы мог.
— Вы должны это увидеть. А потом делайте что хотите, — сказал он. Рука его взмахнула по направлению к дому.
Маша повернулась, — там, под козырьком висела непритязательная вывеска «Институт всеобщей истории Российской академии наук. Архив».
На первом этаже горел свет.
Не глядя на нее, мужчина подошел к двери и нажал кнопку звонка.
Дверь долго не открывали, она смотрела на его тень и думала, что предпринять. Но в конце концов, глядя на вывеску, решила, что раз уж он ее сюда привез и место это, судя по всему, не какой-то притон, то она хотя бы посмотрит, что он хочет показать. Одним глазком. А потом сразу уйдет.
Наконец звякнула связка ключей, деревянная дверь со скрипом отворилась.
Послышался женский голос:
— Ой, это вы… здравствуйте… но сегодня же…
— Мне срочно, — услышала Маша.
— Ну ладно, — голос неожиданно быстро согласился. Зная, как тяжело уговорить сторожей и вахтеров, Маша удивилась. Впрочем, лазейки есть всегда, это она тоже хорошо знала, — порой ей нужно было срочно попасть на комбинат во внерабочее время и коробка конфет обычно служила отличным пропуском.
— Идемте, — сказал мужчина. — Не бойтесь, это ненадолго.
Маша обернулась. На улице они были совершенно одни. Она шагнула вперед, прошла мимо старушки с высохшим лисьим лицом и оказалась в жарком помещении. Всюду здесь стоял запах старых книг — особенный, который ни с чем не спутаешь.
По скрипучей лестнице мужчина поднялся на второй этаж, толкнул дверь справа. Пошарив по стене, щелкнул выключателем — комната осветилась тусклым желтоватым светом, — таким, что было едва видны названия книг на корешках. А книг здесь было море. Расставленные на старых библиотечных стеллажах, стоящих в опасной близости друг к другу, они занимали все свободное пространство большой квадратной комнаты.
Часть книг, как заметила Маша, лежала на подоконнике, еще часть — на полу. Многие тома были открыты и в них она видела тонкие белые закладки, на которых было что-то написано.
Она заметила, что в качестве указателей и рубрикаторов здесь используются не буквы, а годы. Мужчина шагнул в тесный проход меж двух стеллажей посреди комнаты. Она подумала, что задень он случайно какую-нибудь полку, все мгновенно рухнет — но он пробирался удивительно проворно, будто проводил здесь много времени.
Маша заметила, что он остановился возле указателя «1961», провел пальцем по старым корешкам, затем присел, вынул сначала одну книгу, потом вторую — но все было не то и он ставил их назад.
Маша наблюдала за ним, удивляясь самой себе. Ее сын где-то в опасности, он пропал, а она с каким-то странным мужиком, про которого вообще ничего не знает, решила зайти в библиотеку. Бред какой-то…
Наконец он потянул за корешок одной из книг.
— Есть. Вот она, — пробормотал он, поднялся и вышел на свет.
Маша отошла к задрапированному черной тканью окну. Даже не видно улицы, — подумала она. — Странная библиотека.
Мужчина листал страницы. Она смотрела на него и качала головой, пытаясь прогнать ощущение нереальности. Все это происходит не с ней, это какой-то абсурд, что она сейчас здесь с ним…
— Вот, смотрите… — прервал он ее мысли и протянул распахнутую книгу.
Маша нехотя взяла книгу. Не толстая, но и не слишком тонкая, отпечатана на дешевой желтоватой бумаге, пахнет старой типографской краской — ничего примечательного, самая обыкновенная книга.
Верхнюю часть страницы занимала некачественная фотография, под которой располагался текст, набранный довольно крупным шрифтом.
Она вздохнула. Каким образом это может им помочь? Но раз уж пришла… смотри, — произнес внутренний голос.
Взгляд ее скользнул по черно-белой фотографии, Текст под ней расплывался, будто бы какая-то мутная пелена опустилась на глаза.
Что она видит? Что она читает?
Смысл увиденного и прочитанного еще не дольше до нее — так бывает, а предательский холодок, мертвый, леденящий душу озноб опускался с затылка по спине — вниз, растекался по рукам и ногам.
Вдруг ей стало нечем дышать, хотя ни слова она еще не поняла.
— Ш… что… это? — пролепетала она.
Черный крест на фотографии располагался перед полуразрушенной избой — вокруг канавы и воронки, изрытая земля застыла рваными комьями. Но взгляд ее упорно притягивало совсем не это, а то, что было на кресте — черная дощечка с вырезанными именами и фамилиями. Ей не нужно было долго думать, чтобы понять, кому принадлежали эти имена.
Руки ее дрожали так сильно, что она едва удерживала книгу на весу.
Взгляд скользнул ниже.
«Здесь покоятся юные участники партизанского отряда… отдавшие свои жизни в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками. 21 октября 1941 года»
Она увидел фамилию Шарова, Крылова, Евстигнеевой, Крутова, Марченко… и почувствовала, как земля уходит из-под ног.
Ее качнуло, книга выскользнула из рук и, взмахнув страницами, полетела вниз. Черный крест накренился, съежился, книга, превратившись вдруг в птицу, еще раз ударила крылами и рухнула на облупившийся дощатый пол. Маша медленно сползла по батарее вслед за ней.