Я открыл флакон и подсунул нюхательную соль ей под нос. Она дернулась и открыла глаза.
— С Вами все в порядке, миссис Пристин? — спросил я. — Или нужен врач?
Она поморгала, затем что-то вспомнила и закрыла лицо руками.
— Давайте, поплачьте, — сказал я.
Она зарыдала. Я молча ждал. Через некоторое время рыдания стали глуше, и она оглянулась в поисках платка. Я предложил ей свой.
— Иногда помогает, если разговариваешь, — посоветовал я.
Она подняла залитое слезами лицо:
— Вы хорошо знали Линду?
— Не очень.
Она уставилась в пространство и монотонно заговорила:
— Люди ее не понимали. Они считали ее дикой, распутной и безответственной. Они неправы. Да, она порхала по жизни, но никогда никого не обидела сознательно. У нее была способность понимать других и честность. Мы не всегда ладили, в этом есть и моя вина. Она была разумная девушка, но беспокойная и неутомимая, вечно куда-то спешила, искала, где бы пустить корни.
Я молчал. Как сестра, Вивиан была пристрастна. Линда была разумной женщиной, это так. Стояла обеими ногами на земле. В Америке пара миллионов мужчин, а она вышла замуж сначала за итальянского графа, возможно, настоящего, а потом за русского князя, вероятно, фальшивого.
— Я знаю, о чем Вы сейчас думаете, — сказала Вивиан, — но Вы ошибаетесь. Франкини не был охотником до денег. Он был добрым и чувствительным, как поэт. Линда очень любила его, они были в чем-то похожи. И они всего год были вместе. В то время я видели Линду в Италии, она вся сияла. Потом началась война, и Франкини погиб. В Линде тоже что-то умерло. Она ожесточилась против мира, против политиков и государственных мужей. Это стало наваждением. Она даже осудила дядю Мэла за то, что он продавал правительству порох и взрывчатку. До недавнего времени она с ним даже не разговаривала.
— Ладно, — вздохнул я. — Франкини был джентльмен. Но Романофф?
— Игорь? — Она будто раскусила горький орех. — Вы с ним знакомы?
Я покачал головой.
— Жулик, форменный негодяй. Он поймал Линду в сети. Она так горевала после смерти Франкини, а он этим воспользовался. Да, он был таким обаятельным, таким понимающим, но это было лишь обманом, как и его титул. — Она горько рассмеялась. — Он называл себя грузинским князем, говорил, что его родители убежали от большевиков. Скорее всего, они приехали сюда гораздо раньше, а он родился где-то в Бруклине.
— А ваш дядя не возражал?
— Немного. Если Линда была согласна на Романоффа, дядя Мэл был доволен.
— И брак не сработал?
— Конечно, нет. Линда почти сразу поняла свою ошибку и отправилась в Рино за разводом.
— Он много получил отступного?
— Ни цента. — Она злорадно ухмыльнулась. — Дядя Мэл отказался…
В дверь позвонили.
— Кто… Кто это? — тревожно спросила она.
— Полиция.
Она побледнела, но взяла себя в руки. Я пошел открывать.
Глава четвертая
В Соединенных Штатах каждый год восемь тысяч человек раньше времени покидают наш мир, но не из-за войн, голода или болезней. Этому способствуют убийства. Восемь тысяч жертв в год (примерное количество жителей Лас-Вегаса) убивают грубо и хладнокровно. И это не считая жертв другого убийцы автомобиля.
Поэтому в таком городе, как Нью-Йорк с его перенаселенностью, убийство стало явлением обычным.
Так что вся процедура тоже была делом обычным. Приехали люди, которые брали отпечатки пальцев, фотографы, судебный врач, и каждый занялся своим делом. Они сделали все, что надо, и удалились. Останки увезли в специальной машине. Предварительная процедура закончилась.
Я сидел в кресле и слушал детектива-лейтенанта Джона Нолана. Он говорил по телефону, сообщая мистеру Адаму Пристину, что его жена здесь, ей дали успокоительное, и она отдыхает, и не может ли мистер Пристин приехать. Лейтенант положил трубку и повернулся ко мне:
— Ладно, давайте рассказывайте.
— Снова?
— Снова, — кивнул он.
Я вздохнул и начал с самого начала. Он внимательно слушал — аккуратный и исполнительный человек с глубоко посаженными глазами и твердо сжатыми губами. Джон Нолан, полицейский, сделавший карьеру за счет своего ума. Коп, который не является ничьей марионеткой, который работает по кодексу, такому же незыблемому, как Десять заповедей. Мне он нравился, и кажется, я ему тоже. Мы и раньше работали в контакте.
Сейчас в его глазах был скептицизм. Он и до этого видел и слышал много странных историй, но эту трудно было переварить. Когда я закончил рассказ, он начал нащупывать слабые места.
— Вы пришли вчера по делу.
— Именно.
— Как зовут Вашего клиента?
— Сиксто Аллагас.
Он занес карандаш над блокнотом.
— Где мне найти его?
— В Оруро.
Он взглянул на меня:
— У вас каша во рту? Выплюньте.
— Оруро, — повторил я. — Простите. Это город в Боливии. Мне следовало раньше о нем упомянуть.
Я рассказал ему о деле против «Экспортс инкорпорейтед».
Он посмотрел на меня:
— Давайте разберемся. Когда Вы вчера пришли сюда, она увидела Вас в первый раз.
— Правильно.
— Вы говорите, она Вас рассматривала, прикидывала, потом попросила жениться на ней.
— Да, сэр.
Его глаза сузились.
— Не понимаю.
— И я не понимаю, лейтенант.
— Послушайте! — взорвался он. — Вы говорите о Линде Франкини-Романофф, племяннице Малкольма Лейзинга, наследнице десяти миллионов. Прекратите балаган и давайте факты.
Я с болью посмотрел на него:
— Вы меня знаете, лейтенант. Стал бы я в таком деле валять дурака?
— Ну да, — ответил он, — я вас знаю. Видел Вас в деле. Но Вы ведь живой человек! Эта женщина молодая и красивая, у нее водились деньги, она покоряла мужчин двух континентов. И Вы хотите, чтобы я поверил, что Вы пришли к ней по поводу судебного иска, а она лишь заглянула в ваши прекрасные карие глаза и сразу влюбилась. Так прямо и решила выйти замуж.
Он раздраженно фыркнул:
— И Вы хотите, чтобы я в это поверил?
— Нет, сэр. Она вышла на охоту еще до того, как увидела меня. Дала объявление в газету.
— О чем?
— О поиске мужа.
Он закрыл глаза с видом мученика.
— Ради Бога!
— Это правда, лейтенант. Объявление появилось вчера в «Трибьюн». Могу это доказать.
Дверь в спальню была приоткрыта. Я вспомнил, что видел на полу газету, когда помогал миссис Пристин лечь. Сейчас она даже не посмотрела на меня, когда я поднял газету с коврика. Но это была не та страница. Я бросил ее и снова стал искать, но нигде не находил нужную мне вторую страницу.
Я вернулся к Нолану и объяснил ситуацию:
— Это легко проверить. В объявлении есть ее номер телефона. Когда я пришел к ней, она приняла меня за одного из кандидатов.
— Вэник! — позвал он.
В дверь просунулась голова сержанта в штатском.
— Достань мне экземпляр «Трибьюн» за вторник. — Он повернулся ко мне. — Продолжайте.
— Я объяснил ей цель визита, и она потеряла ко мне интерес.
— И Вы не стали интересоваться.
— Нет, сэр. Это было не мое дело.
— А как же Ваше любопытство? — скептически спросил он.
— Сейчас у меня слишком много дел, лейтенант. К тому же пришел тот парень…
— Какой парень?
— Тот, что ответил на объявление.
Нолан цыкнул языком, подошел ко мне и постучал пальцем по моей груди:
— Что это с Вами, дружище? Я полагал, что Вы мне рассказали все.
— Простите, — извинился я и криво усмехнулся. — У меня плохо работают мозги. Я уже уходил, когда пришел тот парень, я даже открыл ему дверь. Он сказал, что пришел по объявлению и спросил, не опоздал ли он. Я сказал, что нет, и пригласил войти.
— Ну вот, уже лучше. А он, часом, не назвал свое имя?
Я попытался вспомнить. Оно вертелось у меня на языке. Я напрягся и вспомнил:
— Данэм. Клайд Данэм.
— Опишите его, пожалуйста.
Я постарался описать как можно лучше, а он все записывал.
— И что потом?
— Это все, лейтенант. Что было потом, я не знаю. Я ничего не знал про эту женщину до нынешнего вечера, когда она попросила меня приехать. Сказала, это важно.
— Она не объяснила, почему?
— Нет, сэр.
Открылась дверь, и вошел полицейский в форме.
— Пришел человек по фамилии Пристин. Говорит, его ждут.
— Пригласите его.
Мне никогда особенно не нравились богатые и уверенные в себе, а в манерах Адама Пристина этого было сверх нормы. Он был широкоплечий, но не очень высокий, с прямым носом и холодными глазами, с квадратной челюстью армейского образца. Его искусно сшитый костюм стоил не меньше трех сотен. Но даже без одежды он бы не потерял своего достоинства. Статуи в музее, и те бы казались более оживленными. А его, видимо, это дело вовсе не волновало. Он стоял, постукивая серой шляпой «борсалино» по ноге и глядя прямо в глаза Нолану.
— Это вы мне звонили?
— Да. Я лейтенант Нолан.
— Где моя жена?
— В спальне.
— Я забираю ее домой.
Нолан покачал головой:
— Не так быстро. Я еще ее не допросил.
Адам Пристин удивленно приподнял бровь. Он не привык, чтобы ему противоречили. Обычно ему сразу подчинялись. Его губы сжались, он повернулся спиной к лейтенанту и направился в спальню. Я взглянул на Нолана: его губы тоже были сжаты.
— Слишком много власти, — заметил я. — Армейские офицеры и президенты корпораций со временем становятся такими.
Нолан снял трубку и стал звонить в полицейский участок. Он зачитал мое описание Клайда Данэма и велел начать поиски. Потом он подошел ко мне:
— Как Вы думаете, это убийство имеет отношение к делу Аллагаса?
— Не знаю, у меня сложилось впечатление, что она хотела посоветоваться со мной по личному вопросу.
— А миссис Пристин что-нибудь знает про объявление?
— Мы это не обсуждали.
— Что привело ее сюда в такой час?
— Она…
Я замолчал, услышав шум в прихожей. Внезапно дверь распахнулась, и влетел полицейский в форме, таща за рукав мужчину. Мускулистый здоровяк зарычал на полицейского и вырвал руку. Полицейский, явно ниже по весовой категории, беспомощно посмотрел на Нолана, который махнул ему рукой: