ретили дружным огнем из трех пулеметов. Два истребителя закувыркались вниз, третий стал снижаться кругами. Четвертый и пятый шарахнулись в сторону. Пять сбитых из восьми возможных. Но и «муромцу» досталось. Весь экипаж был ранен и с трудом дотянул до своего аэродрома.
За этот смертельно опасный бой три члена экипажа IV корабля были награждены георгиевским оружием: командир корабля штабс-капитан Шаров, артофицер капитан Барбович («будучи ранен одновременно с экипажем корабля, нанес серьезные повреждения неприятельским истребителям, настолько сильные, что вывел их всех из строя на все время боя») и помощник командира поручик Лутц («будучи ранен, не оставил штурвала и вывел свой корабль из расположения противника, хотя от потери крови и не мог довести корабль до своего аэродрома. Потеряв сознание, был у штурвала, пока его не заменил командир корабля»).
20 июня 1917 г. при посадке было потеряно сразу два корабля. В этот день было облачно, и «муромцы», не выполнив задания, повернули обратно. XVIII корабль ротмистра А.В. Середницкого был сильно поврежден при приземлении. «Илья Муромец XIV» гвардии штабс-капитана С.Н. Никольского при посадке зацепил верхушки деревьев, упал. Из-за утечки бензина произошло возгорание, затем сдетонировали бомбы. Экипаж остался невредим, а аэроплан разнесло в щепы. Этот корабль успел совершить всего два боевых полета.
20 августа, мобилизовав все оставшиеся силы, 1‐й и 3‐й боевые отряды подняли в воздух семь воздушных кораблей во главе с п/п-ком И.С. Башко. Вместе с 1‐й истребительной группой легендарного А.А. Казакова они стали делать групповые налеты. В полосе фронта длиной в 30 и глубиной 15 верст было поражено множество объектов противника. Наступление немцев приостановилось. Это была «лебединая песня» ЭВК.
16 сентября 1917 г. состоялся последний боевой вылет. В боевых отрядах оставалось всего десять «муромцев».
Последняя операция кораблей на Румынском фронте состоялась 21 сентября 1917 г. В этот день «Илья Муромец IX» Нижевского громил станцию Троян. По возвращении с удачного полета корабль подвергся внезапному нападению двух немецких истребителей. Подпоручик И.Г. Таллако, успокоенный тем, что корабль находился уже над своей территорией, покинул свой пост у хвостового пулемета и передвигался на тележке к кабине. В этот момент первый немец дал очередь из двух пулеметов по «муромцу», ранив находившегося в заднем люке с пулеметом моториста старшего унтер-офицера Янкевича разрывной пулей в живот.
Смертельно раненный, он успел выпустить по этому истребителю целую обойму патронов. Его пулемет был прострелен в четырех местах. Таллако был ранен в колено (с раздроблением коленного сустава), но сумел вернуться обратно к пулемету в хвосте. Остальные члены экипажа были осыпаны осколками разрывных пуль и отлетевшими деталями конструкции. По неприятелю открыли огонь поручик Федоров, подпоручик Пошехонов и старший унтер-офицер Кузнецов. Не выдержав сосредоточенного огня четырех пулеметов, истребитель штопором ушел вниз. Когда Федоров и Пошехонов перевязывали раненых, дежуривший Кузнецов сообщил об атаке еще двух самолетов. Неприятеля быстро отогнали огнем из трех пулеметов.
Корабль был серьезно поврежден: был пробит бензобак, верхний лонжерон крыла над кабиной был частично расщеплен, а два средних мотора (2‐й и 3‐й) были выведены из строя из-за пробитых радиаторов. На двух оставшихся моторах корабль благополучно добрался до своего аэродрома. На IX корабле насчитали порядка 60 пробоин. Позже выяснилось, что на станции были взорваны три поезда со снарядами. Таллако, пропустивший первую атаку, впоследствии был награжден георгиевским оружием за то, что, будучи серьезно раненным, сменил Янкевича и продолжал стрельбу из пулемета, чем спас корабль и экипаж.
Всего же отряд подполковника Нижевского совершил 16 боевых полетов, из которых 13 приходилось на долю командирского корабля, два на V и один на XVI. Сброшено около 150 пудов (2445 кг) бомб, сбит (вероятно) один самолет противника, добыты ценные разведданные для 6‐й армии.
На Юго-Западном фронте в 1‐м боевом отряде в апреле 1917 г. остался только старый корабль XV типа Г‐1 с моторами «Сан-бим» капитана Клембовского. 14 и 25 числа он совершил на нем два боевых вылета, причем в последнем выдержал бой с тремя неприятельскими аэропланами. Возвращаясь после разведки, фотографирования неприятельских укрепленных пунктов и позиций, а также бомбометания по складам и зданиям станции Хуцыско, на обратном пути севернее Мечишчув корабль подвергся нападению трех «альбатросов».
После 15 минут боя огнем с корабля был сбит один из нападавших, который перевернулся через правое крыло и упал в Оренчовский лес. Остальные, видимо поврежденные огнем с корабля, снижаясь, ушли в западном направлении. По некоторым данным, один из них опустился за лесом. Во время боя был легко ранен пулей в голову старший моторист Голубец. Все радиаторы были пробиты, что привело к остановке двух моторов. Помощник командира поручик И.Г. Демичев-Иванов, бывший все это время за штурвалом, сел благополучно на вынужденную у деревни Шубинцы. В корабле насчитали более двадцати пробоин. На следующий день после спешного ремонта «Муромец XV» вернулся в Ягельницу. За этот подвиг Демичев-Иванов был награжден орденом Св. Георгия 4‐й степени, а артиллерийский офицер штабс-капитан П.В. Ивановский, отражавший атаки «альбатросов» и сбивший один из них – георгиевским оружием.
Осенью 1917 г. все боевые корабли, за исключением 3‐го отряда, собрались на главной базе. После гибели Лаврова 2‐й боевой отряд прекратил свое существование.
28 октября после митинга, на котором большевичка Бош провоцировала солдат расправляться с офицерами, произошло восстание Винницкого гарнизона. Сторонники Временного правительства подавили мятеж, но развал остановить было уже нельзя.
3‐й же отряд осенью 1917 г. вернулся на свой аэродром под Минском. У п-ка И.С. Башко оставалось четыре корабля. При наступлении немцев ему удалось спасти только свой командирский. Остальное было частью разобрано и разбросано, частью сожжено. В Виннице были уже погружены эшелоны для отправки кораблей в Бердянск, но вывезти их из-за начавшихся междоусобных боев не удалось. Кончилось тем, что были принуждены сжечь корабли, дабы не дать их в руки противнику.
Сначала И.С. Башко перелетел в Бобруйск, где попал в руки 1‐го польского корпуса. Когда немцы начали разоружать поляков, летчик 23 мая 1918 г. совершил дерзкий побег, угнав из-под самого носа охраны свой верный «муромец».
ДОЗНАНИЕ
«Я, Вл. Макшеев, врид адъютант 34‐го корпусного авиаотряда, на основании приказания командира отряда произвел дознание о причинах ВЫНУЖДЕННОЙ ПОСАДКИ ВОЗДУШНОГО КОРАБЛЯ «ИЛЬЯ МУРОМЕЦ КИЕВСКИЙ», следствием чего явилось пленение корабля и его командира, военлета БАШКО.
Опрошенный моторист корабля «Киевский» И. ГРИГОРЬЕВ показал:
«22 февраля (нового стиля) 1918 г. около 10 часов утра мы, по приказанию командира 3‐го боевого отряда ЭВК военлета БАШКО вывели корабль из палатки и стали готовить его к полету; осмотр корабля производился поверхностно, и мы все боялись, что он сильно разрегулировался, так как полетов давно не производилось. Когда корабль был готов к полету, то командир приказал лететь с ним мне (ГРИГОРЬЕВУ) и мотористу Ф. ГРОШЕВУ, кроме нас в полете участвовал помощник командира корабля XV, бывший капитан МОИСЕЕНКО.
В 12 часов дня мы вылетели по направлению в г. СМОЛЕНСК. Корабль тотчас же после взлета показал, что он не совсем исправен, так как не брал высоты и его все время валило налево, и командиру приходилось прилагать страшные усилия, чтобы не соскользнуть. Командир БАШКО, думая, что заело тросы, несколько раз приказывал мне с ТРОШЕВЫМ осмотреть их, но все оказалось исправно, так что мне стало понятно, что корабль разрегулировался. Корабль все время шел на высоте от 50 до 150 метров и выше не хотел идти. Во все время полета шел снег и погода была пасмурная, так как видно было очень плохо. Через 20 минут после взлета мы прошли над г. МИНСКОМ, на высоте 100 метров, но дальше я некоторое время был занят осмотром тросов и потерял ориентировку; когда я закончил работу, то линии ж/д уже не было видно, но минут через 15 мы снова увидели ее.
Командир сильно нервничал и было видно, что он очень устал. Ориентировку все время вел МОИСЕЕНКО, но мы все-таки несколько раз теряли линию ж/д, вследствие снега и мглы. За 20 минут до посадки мы все время шли по ж/д, и когда садились около неизвестного города, то я думал, что за 2 часа полета мы уже вылетели из района действий польских легионов и немцев. Когда мы увидели город, то МОИСЕЕНКО стал рассматривать его в бинокль и приказал смотреть и мне, но мы, оба, определить, какой это город, не могли. Командир все время полета сидел за штурвалом, и видно было, что он сильно устал; фуражку он велел снять с себя мотористу ТРОШЕВУ и расстегнуть меховую тужурку, несмотря на то, что было холодно. Я видел, что лететь дальше было невозможно, так как едва ли командир выдержал бы еще полчаса.
Когда стали спускаться на маленькую площадку, окруженную постройками, то чуть не налетели на мачты беспроволочного телеграфа. Как только мы спустились и корабль остановился, МОИСЕЕНКО выскочил из аппарата и пошел спрашивать публику, которая со всех сторон бежала к кораблю. Командир, вставая с кресла, был весь в поту и шатался, так как даже упал на сложенные сзади командирского места чехлы от моторов и стал быстро расстегивать ворот гимнастерки. Через минуты две прибегает к аппарату МОИСЕЕНКО и говорит, что это город БОБРУЙСК, занятый польскими легионами.
Командир взволнованным голосом сказал: «Ах, черт возьми!», потом подозвал меня и сказал, что в случае допроса я бы говорил, что мы летели в ВИННИЦУ, где расположен штаб. Во время этого разговора мы находились еще в каюте. Когда мы с мотористом ТРОШЕВЫМ вышли из каюты (минут через 15 после спуска), то увидели, что кругом аппарата стояли уже солдаты с винтовками, за ними вышел и командир, который тихо спросил меня с ТРОШЕВЫМ, успеем ли мы запустить моторы, чтобы улететь, но мы ответили, что это невозможно, так как польские солдаты будут стрелять, да и подняться с этой площадки едва ли возможно, тогда командир пошел опять в каюту, в это время к двери каюты подошел, по-видимому, польский офицер и сказал командиру, что он (БАШКО) и его помощник (МОИСЕЕНКО) должны отправиться сейчас же в штаб польского корпуса, а мотористам можно остаться у корабля.