Поворачиваем, даем малый газ, идем вниз. Слева по нас бьет Бучач. Шрапнель рвется довольно близко. До этого времени, особенно вчера, не стрелял никто. Потом по показаниям пленных выяснили, что в нас стреляла из ружей и пулеметов целая дивизия. Но хоть бы смеху ради одною пулей попали. Решили, что мы бронированы. Я даже потом однажды сбросил вниз записку: «Можете не трудиться стрелять, мы чересчур хорошо бронированы». Да, иногда и полотно бывает хорошей броней.
А тем временем мы на малом газе перетянули уже через Стрыпу и принимаем левее, прямо домой. Высота уже 1200 м. В это время вижу: влево от нас около Медведовце и севернее с нашей стороны поднялся страшный артиллерийский огонь шрапнелью, и шрапнель рвется уже над второй и третьей линиями противника. Шрапнель рвется сплошной полосой, примерно в пять рядов, а в стороне наших батарей все затянуто золотистой дымкой. Сейчас будет атака – заградительный огонь. Срываюсь с места, бегу к Панкратьеву.
– Алексей Васильевич, как моторы?
– Хорошо.
– Голубчик, влево от нас сейчас будет атака. Повернем, у меня еще две бомбы остались, стрелы есть.
Полный газ. Повернули. Только что подошли, высота 1500. Все видно как на ладони. Началась атака. Красота невероятная. Я выворачиваю бомбы и горстями сыплю стрелы на противника. Но Бучач обозлился и хлещет в нас шрапнелью. Уже ударило по левому крылу, и по фюзеляжу пошел «горох». Высота, правда, дошла до 1700 м, а мы все льем из пулеметов. Панкратьев плюнул и стал поворачивать. «Ну вас к черту с вашей атакой! Уже три часа на исходе, как мы в воздухе болтаемся. Еще бензина не хватит». С сожалением оторвались мы от этой картины. Надо возвращаться.
Дома телеграмма: «Противник группируется у Бучача против Язловца. За Стрыпу перешел наш кавалерийский корпус. Бомбардируйте жел. – дор. станцию Бучач». Решаем идти после обеда. Телеграфируем, что видели отход в направлении на Бучач – Езержаны. Противник сильно расстроен – ни одной цельной части. Нанесли ему потери. У Медведовце и севернее идет наша атака. По-видимому, она будет удачна, так как серьезных резервов у противника не видали. Настроение приподнятое. Спать не могу, да и голова болит.
Распорядился навесить двухпудовые, две кассеты по три штуки, осколочные на пол. Погода разгулялась, день жаркий. Жара долго не спадает.
Взлетаем в 6 ч. 20 мин. вечера.
При взлете качает, и довольно сильно. На 1200 м перестало качать. Взяли фотографический аппарат, но снимать поздно – уже темновато. Жаль, следовало бы попытаться. Ветер переменился, дует с востока, чуть забирая с южной стороны. Потому к станции Бучач решили подойти с тылу, проходя правой стороной города. Видел массу войск, движущихся по дороге на Пшевлоки – Бурканов. Швырнул в них три бомбы. С боковым ветром две попали, одна перелетела.
Павлик обсыпал из пулемета. На этом деле я получил практику пристрелки с боковым ветром. В это время Бучачская зенитная батарея, что на треугольной площади перед вокзалом, уже яростно обрушилась на нас. Била самым неприятным образом прямо нам в физиономию, и довольно метко. Тут я замечаю, что, хотя мы и идем несколько левее ее, но благодаря боковому ветру она попадает под бомбы. Я приготовил две по 20 фунтов и пудовку. Вывесил их в люк, зацепив за кромку люка стабилизатором, и, указывая Косте на батарею, стал грозить вниз кулаком. Павлик уже сыпал в нее из пулемета.
Смотрю в прицел. Вот толкнул 20‐фунтовку, за ней пудовку. Впился в люк. Первый клуб дыма – недолет. Второй – орудия нет! Бомба села прямо на орудие. Тут я просто завыл от восторга и поднял буквально индейский пляс в корабле. Настолько, что пропустил бросить что-либо на вокзал, а мы его в это время пересекали под косым углом. Хотя оно вышло и кстати, так как там уже ничего не было. Станция уже, очевидно, эвакуировалась.
Только какие-то забытые три-четыре вагона виднелись на рельсах. Сразу созрело другое решение: перебить дорогу дальше, чтобы на станцию нельзя было попасть. Артиллерийский огонь прекратился после попадания, как по мановению волшебного жезла. Можно работать спокойно. И вот вместо условленного поворота я подаю один гудок – внимание! – и стрелкой показываю чуть вправо. Панкрат не понимает, скулит, оборачивается, но вправо принял.
Бросаю 20‐фунтовку. Правильно, легла около левого рельса. Один гудок – чуть правее! Панкрат что-то шумит, но принимает. Выбираю момент, бросаю пудовку. Как раз между рельсами! Ну, теперь довольно. Перебил дорогу в двух местах. Два гудка – поворот. Панкрат ищет станцию. Я вижу, что неверно, но не поправляю. Потому что уже не станция меня интересует, а что делается около. Около – вот что: по главной улице Бучача (а она прямо по курсу) идет не войско, а толпа. Все это сходится по трем дорогам в Бучач, с востока и юга, толпится на главной улице и выходит на дорогу к Езержанам. А с тыла навстречу толпе двигаемся мы. Внизу – люди, лошади, повозки, артиллерийские парки… Кидаю в вокзал 20‐фунтовку, но она в него не попадает. Да я и не смотрю туда. Вот идет двухпудовка, вот пошли все шесть осколочных. Туда же мелочь. Вот их уже рвет, двухпудовки рушат дома.
Разрывы красные от кирпичей. Все это рушится на улицу, забитую войсками. Но картина, к счастью, заволакивается дымом и пылью. Дальше в толпе видны желтые огни осколочных и мелочи. Еще один или два дома рушатся. Я хватаюсь за стрелы. Сыплю прямо из ящика. Швыряю туда же пустой ящик. Я в азарте, рука ищет чего-нибудь тяжелого, что можно было бы сбросить. Хватаю пулемет, сыплю вниз. Но мы уходим все дальше, и приходится волей-неволей прекратить уже ставшую безвредной стрельбу.
Бегу к Панкрату и, захлебываясь, рассказываю ему все происшедшее. Но проза заставляет быстро охладеть. Темнеет, и до темноты домой уже не попадаем. Надо решать, что делать. Садимся в Ягельнице. Там есть аэродром легких аппаратов. Самый малый газ. Буквально планируем и против ветра садимся. Аэродром маловат, но останавливаемся, не докатившись до конца.
27‐го вылетели в 7 ч. 10 мин.
зашли за Стрыпу, сфотографировали разбитые окопы Язловца. Наблюдали издали движение поездов по железной дороге между Езержанами и Монастержиско и благополучно вернулись домой. Дома слухи (солдатская газета). Говорили еще вчера днем, что к северу от нас наступление удачно. Взято свыше 60 тыс. пленных, 200 орудий, и продвинулись на 20 верст, где-то в районе Почаевской лавры. У нас результат: Язловец взят двумя полками с потерей всего 1000 человек. Взяты 7 тыс. пленных, около 30 орудий, пулеметы и масса всякого добра. Дальше Бучач взят, и наши продвинулись вперед. Но здесь подошли немцы и после упорного боя остановили наших на линии ручей Коропец – Олеша – Курдванувка – Куйданов – Бурканов. Бурканов с места не сдвинули.
Нами сделано следующее:
1. разогнан и частью перебит участковый резерв Язловецкого выступа;
2. зажженными пожарами был закрыт единственный удобный путь подвода резервов;
3. 26 мая, преследуя отступавшего противника, удачным попаданием бомбы в шедшую по обочине батарею перебита прислуга первого орудия. После этого остальная прислуга бежала, оставив пушки (сообщено капитаном Березинским Гипсарского резервного полка);
4. Казаками в первой деревне найдено до 1000 трупов. Деревни взяты без боя. Захвачена амуниция, обозы и пленные, разбежавшиеся по лесам (сообщено казаками 1‐го Конного корпуса, подтверждено капитаном Березинским);
5. туркестанские стрелки севернее Медведовце, увидав подходивший на небольшой высоте корабль, одновременно со взрывами бомб кинулись вперед и почти без потерь заняли три линии окопов (сообщено артиллеристами Туркестанской стрелковой дивизии);
6. 26‐го вечером перебита в двух местах железная дорога, что не позволило воспользоваться ею ночью для вывоза имущества из Бучача;
7. разбито орудие противоаэропланной батареи. Батарея в ночь снялась и ушла, не поддержав оборону последней линии перед городом;
8. главная улица оказалась заваленной трупами людей и лошадей, разбитыми повозками. В городе произведены пожары и паника;
9. дано донесение генералу Флугу о немедленной атаке Бучача, благодаря чему захвачены пленные, имущество и, благодаря панике, не взорванный туннель у самого города;
10. 25 мая подбит неприятельский истребитель типа «Гальберштадт».
Все это показывает, что может дать авиация, особенно тяжелая, в период наступательных операций, перенося огонь тяжелых бомб туда, где он необходим и куда тяжелые батареи достать не могут, разрушая в тылу пути сообщения и одновременно ведя разведку. Главное же, по свидетельству штаба армии, разгром артиллерией Язловецкого укрепленного выступа был произведен «…благодаря прекрасным фотографиям, доставленным «Ильей Муромцем II» 5 мая 1916 г.». (Фотографы – штабс-капитан Колянковский и моторист Терентьев.)
Началась наша мирная жизнь. Корабль из рук вон плох – надо пересматривать. Поехали мы смотреть взятые позиции, наделали снимков. Жаль только, что не поехали раньше. Трупы уже убраны; масса имущества свалена в кучи. Пили пиво в Бучаче и ужасались действию наших бомб. Проехали на противоаэропланную батарею у вокзала. На месте орудия – громадная воронка. Но следов никаких. Увезли орудие или же взяли наши, добиться не смогли. Ночевали в Бучаче.
Ночью у Езержан доехали до наших цепей. Видели отход 1‐го Кавалерийского корпуса. «Нельзя идти, там стреляют!» – сказал кто-то. Напрашивался вопрос: а что, вы думали, там будут делать? Зло взяло, и утром поехали в Язловец. По дорогам ужасные вереницы раненых. Их везут автомобили, линейки, пустые артиллерийские ящики. И все же по обеим сторонам дороги сплошные вереницы. Оказалось, что подошли свежие немецкие части и остановили наше наступление. Язловец в развалинах и догорает. Масса откуда-то появившихся жителей роется в разрушенных домах, вынося разный скарб. Вид унылый. Видели артиллерийский наблюдательный пункт, разбитый прямым попаданием нашей шестидюймовки. Бетон не выдержал.
Видели первую линию окопов, вдребезги разбитую нами. Через 300–500 шагов бетонные казематы для пулеметов. Бетон цел, но казематы завалены землей и полны трупов. Это действие последних залпов газовыми снарядами. Сделал ряд снимков. Какая масса брошенного имущества! Вещевые мешки, сумки, патронташи, фляги, бутылки. За окопами везде огородики, а между окопами посажена картощка. Видели офицерский блиндаж, обнесенный забором из белой березы, тут же – садик. Ход сообщения такой глубины, что позволял проехать в первую линию верхом. Окопы чистенькие. На неразбитых участках крутости отделаны плетнем. Много стальных щитов.