* * *
После оставления Ростова Добровольческая армия, насчитывая в своих рядах всего 2500 бойцов, совершенно оторвалась от внешнего мира.
Во время похода к Екатеринодару армия, перенеся все трудности зимней кампании, прозванной впоследствии Ледяным походом, непрерывно не только вела бои с преграждавшими ей путь большевиками, но отбивала атаки наседавших на нее банд и с флангов, и с тыла.
После смерти генерала Корнилова, убитого под Екатеринодаром 31 марта (13 апреля) 1918 года, армия опять после ряда боев про–билась обратно на территорию Дона, где к тому времени восставшее против большевиков казачество очистило от них свою территорию.
Армия только к маю 1918 года попала в условия, позволившие ей отдохнуть и пополниться для продолжения борьбы с большевиками.
Маленькая армия генерала Корнилова могла совершить этот трехмесячный, легендарный по своей трудности поход, — причем в ее рядах при полной вере в своего вождя не было ни разу ни ропота, ни колебаний, — только благодаря высокому духовному подъему, который был в сердцах всех чинов армии от командующего до последнего солдата.
Этот первый период существования Добровольческой армии был чисто добровольческим периодом.
В армии не было ни одного человека, который попал бы в ее ряды по набору или по принуждению.
Надо было видеть все это юношество, составлявшее армию, юношество, горевшее любовью к родине, мечтавшее положить свою жизнь за ее возрождение и отомстить предателям и насильникам за разрушение России и за поруганные идеалы, чтобы понять всю моральную силу, которую они представляли.
Весь новочеркасский и ростовский период был одновременно периодом формирования армии и периодом беспощадной борьбы.
Непрерывная борьба на фронте с наседавшими большевиками, почти без смены, протекала в крайне тяжелых условиях: приходилось быть почти все время без крова, не имея по целым неделям горячей пищи, почти без теплой одежды.
Денежное содержание выдавалось ничтожное, едва хватавшее на прокормление.
Но и при этих условиях настроение в рядах армии было всегда бодрое.
Офицеров изредка, дня на два, на три командиры частей отпускали передохнуть в Новочеркасск или в Ростов.
Помывшись в бане, переодев чистое белье и раз–два хорошо пообедав, офицерство обыкновенно возвращалось в части раньше срока, на который их отпускали.
За этот период не поступало жалоб от населения на какие‑либо насилия или грабежи войсковых частей.
Те части, которые после смены отводились на короткие сроки в резерв, в Ростов, несли и там непрерывную службу по охране и поддержанию порядка.
За период от начала формирования армии до выхода из Ростова поступило в ее ряды свыше 6000 человек; при оставлении Рос–това, как я уже отметил, число бойцов не превышало 2500 человек.
Размер общей потери говорит о той работе, которую делала армия.
Был, конечно, небольшой процент добровольцев, которые стремились устроиться в тылу на более спокойных местах, но таких было мало.
Я помню, что, отыскивая себе надежного адъютанта, я остановился на штабс–капитане лейб–гвардии Преображенского полка Владимире Ратькове–Рожнове. [194]
В ответ на мою телеграмму на имя командира части я получил уведомление, что Ратьков–Рожнов командируется в Ростов.
Приехавший офицер явился ко мне и, поблагодарив за предложение, просил его оставить в строю на том основании, что ему будет совестно перед товарищами, что он не будет разделять с ними лишений и опасностей боевой жизни, занимая должность адъютанта.
Вскоре после этого он был убит, спасая в бою своего раненого товарища.
Узнав о его смерти, пошел в ряды Добровольческой армии его брат, [195] тяжело контуженный во время европейской войны и, безусловно, подлежавший освобождению от службы. Он также был убит.
Третий их брат, и последний, был убит во время европейской войны.
Из таких честных и доблестных бойцов была сформирована маленькая армия генерала Корнилова.
Н. Мельников[196]ГЕНЕРАЛ КАЛЕДИН И ДОБРОВОЛЬЧЕСКАЯ АРМИЯ[197]
В тот жуткий момент, который переживала Россия, Дон был единственным местом, где могли найти себе безопасный приют быховские узники и где могли они, под крылышком Каледина, начать задуманное ими дело спасения Родины.
Имя Каледина было той путеводной звездой, которая вела на Дон всех тех, кто не мог признать захвата власти в России одной частью населения, возглавляемой притом партией, ничего хорошего, по существу, неспособной дать народу, обманутому красивыми словами и дорого заплатившему за свое легковерие неисчислимыми миллионами человеческих жизней. Звезда эта появилась на горизонте со времени Московского Государственного Совещания, на котором Донской войсковой атаман, от имени всех двенадцати казачьих войск Европейской России, Сибири и Дальнего Востока, объявит Общеказачью Декларацию. В одной из своих речей на Войсковом Круге Донской атаман П. Н. Краснов сказал: «И загорелась на юге звезда… Выборный Донской атаман A. M. Каледин сказал свое веское слово, и пронеслось оно от края и до края Земли Русской и вселило надежду: еще живы, мол, казаки!»
И они оказались живы… Не ошибся Каледин: после кратковременного помутнения разума и совести у фронтовиков казачество на территории всех казачьих войск всем народом, с оружием в руках, поднялось против большевиков.
Не ошибся Каледин, оказав широкое гостеприимство добровольцам, не ошиблись и они, собравшись на Дону на «Калединский огонек»: дальнейшие события показали, что обе стороны были необходимы друг другу.
Я укажу на некоторые факты.
Когда понадобилось разоружить в Новочеркасске распропагандированные запасные неказачьи полки и нужна была помощь, она была оказана генералом Алексеевым. Когда в ночь на 26 ноября произошло выступление большевиков в Ростове и Таганроге и власть в этих городах перешла к революционным комитетам и советское правительство таким образом начало Гражданскую войну, A. M. Каледин и войсковое правительство решили принять вызов. Когда выяснилось, что на фронтовые казачьи части рассчитывать нельзя, атаман пришел к генералу Алексееву и сказал ему: «Я пришел к вам, Михаил Васильевич, за помощью; будем, как братья, помогать друг Другу — будем спасать, что еще можно спасти». Генерал Алексеев, собирание сил у которого только еще начиналось, обнял Каледина и сказал: «Дорогой Алексей Максимович, все, что у меня есть, отдам для общего дела». Из офицеров и юнкеров общежития на Барочной улице был образован отряд около 500 штыков. К ним присоединилась донская молодежь — студенты, гимназисты, кадеты, а позднее и одумавшиеся казаки.
Нельзя не вспомнить защиту подступов к Новочеркасску 2–м офицерским батальоном Добровольческой армии в последние дни жизни A. M. Каледина. Когда после смерти Каледина начались на Дону восстания и в конце апреля 1918 года, при втором освобождении казаками Новочеркасска, на фронте у Хутунка создалось тревожное положение, на выручку явился отряд полковника М. Г. Дроздовского, и его броневик, эскадрон и батарея обратили большевиков в бегство. В «Донской Летописи» отмечено, что «население города особой овацией встретило доблестного М. Г. Дроздовского и его отряд, которому Новочеркасск был обязан неожиданной и незабываемой помощью».
Вспоминается присылка в феврале 1919 года генералом Деникиным, по просьбе войскового Круга и атамана, корпуса генерала Кутепова в Донецкий бассейн в критический момент развала Донского фронта…
Не забыли добровольцы и участия в Ледяном походе, состоявшего из Донских отрядов Партизанского полка генерала А. П. Богаевского, хорошо они помнят и ту помощь, которая была оказана донцами Добровольческой армии, когда она после гибели своего доблестного вождя Л. Г. Корнилова подошла, истекающая кровью, измученная, обремененная громадным количеством раненых и больных, к Донским пределам… Дон ее приютил, разместил раненых и больных в своих лазаретах. Бывшая в тот момент небоеспособной, она получила возможность отдохнуть и пополниться.
Как это ни странно, но вожди Добровольческой армии, бывшие быховские узники, сами едва избежавшие участи трагически погибшего Верховного Главнокомандующего генерала Н. Н. Духонина, сами пережившие тяжкий период перехода от власти над дисциплинированными солдатами к собственному бессилию и беспомощности, когда бывшие воины превратились в разнузданную банду, генералы и общественные деятели, группировавшиеся вокруг вождей и вошедшие впоследствии в состав «Особого Совещания», не понимавшие сложившейся на Дону очень сложной общей обстановки, высказывали свою неудовлетворенность деятельностью атамана и его правительства, говорили о «недопустимости полного отсутствия дерзания», «медлительности в деле спасения России», «нерешительности Донского правительства».
На одном собрании группы общественных деятелей, где были и генералы, A. M. Каледин им ответил: «А вы что сделали? Я лично отдаю России и Дону свои силы, не пожалею и своей жизни, но весь вопрос в том, имеем ли мы право выступить сейчас же, можем ли мы рассчитывать на широкое народное движение? Развал — общий. Русская общественность прячется где‑то на задворках, не смея возвысить голос против большевиков. Войсковое правительство, ставя на карту донское казачество, обязано произвести точный учет всех сил и поступить так, как ему подсказывает чувство долга перед Доном и перед Родиной».
Генерал С. В. Денисов, [198] один из плеяды принципиальных противников калединского правительства и самого Каледина — убежденного сторонника народоправства, продолжающего и после смерти оставаться во многих отношениях живым укором для деятелей другого типа, — в своих записках о Гражданской войне на юге России, извращая сообщение генерала Лукомского, пишет: «Донское правительство, подыгрываясь под настроение разлагающихся казаков, настаивало на переходе Добровольческой армии в Ростов, считая это за терпимое пока явление. С душевной грустью вынужден был согласиться на это и атаман Войска Донского генерал Каледин». Давая совет генералам временно уехать из Новочеркасска, атаман хотел до некоторой степени парализовать пропаганду, которая внушала фронтовикам, что приехавшие в Новочеркасск генералы — «кадеты» — хотят восстановить «старый режим»; в этом же направлении действовала и городская демократия, неправильно истолковавшая августовское выступление генерала Корнилова; помогала ей невольно и горячая офицерская молодежь, не отдававшая себе отчета в создавшемся положении: из окон общежития № 1 на Барочной улице проходившие казаки слышали пение «Боже, царя храни»… Это помогало пропаганде большевиков, подливая «масла в огонь»… Учитывая все это, атаман и войсковое правительство не подчеркивали — и других просили не афишировать — присутствия генералов и офицеров Добровольческой армии (тогда Алексеевской организации) в Новочеркасске и молча, без слов, помогали им и их зарождавшимся формированиям.