5 января от батареи была выслана другая экспедиция на станцию Чир, для такой же секретной командировки. Желающих было много, и поэтому назначение состоялось по жребию. Экспедиция имела задачу захватить Царицын, ею руководил лейтенант Герасимов, и среди 50 человек были от батареи: фельдфебель Канищев[330], портупей-юнкера Сломинский[331], Онихимовский[332] и Гавриленко[333]; юнкера: Колтыпин[334], Широков[335], Рудзит[336], Хаджинов[337], Титов, Зубков, Михайлов и Сокольский[338].
9 января в лазарете скончался от ран юнкер Малькевич. Для похорон его была в Донском запасном артдивизионе получена и привезена пушка образца 1902 года. После похорон пушку решили не отдавать и поставили ее в парке. Через день или два в батарею прибыла делегация казаков от дивизиона, его комитета, с настойчивой просьбой вернуть эту пушку. Комитетчики говорили, что они не знают истинных намерений юнкеров, не понимают, для чего им нужна пушка и в кого она будет стрелять. Создалось сложное положение, нельзя было терять времени, нужно было удержать пушку в своих руках. В несколько минут был выбран «юнкерский комитет», и «выборный председатель комитета» портупей-юнкер Иегулов вышел к делегации и красноречиво заверил ее от имени «юнкерского комитета», что юнкера ссориться с казаками не хотят, ничего против них не замышляют, а пушка им нужна исключительно для занятий, выездки запряжек и т. д.
Прием был выбран удачный, делегация поверила и ушла. Пушка осталась в батарее. На следующий день, согласно распоряжению из штаба формирования, полученному в результате настойчивых ходатайств подполковника Миончинского перед командиром дивизиона, все свободные от нарядов юнкера пешего взвода и все ездовые со своими уносами во главе с командиром и штабс-капитаном Шперлингом отправились в расположение Донского запасного артдивизиона, находящегося на окраине города недалеко от кладбища. Батарея должна была получить орудия, снаряды, повозки, отобрать необходимую для себя амуницию и привезти все это в батарею.
Целый день работали юнкера в артиллерийских сараях и к вечеру привезли 3 орудия, взятые в парке, и амуницию к себе на Ермаковскую улицу. Часть уносов, по прибытии в батарею, должны были опять вернуться в артиллерийский городок за остальным имуществом, где их ожидали командир и штабс-капитан Шперлинг. С ними произошло за это время следующее: казаки, удивленные и очень обеспокоенные бесцеремонным хозяйничеством «гостей» в парке и в сараях (особенно им не нравилось, что увезенные орудия были взяты из парка без ведома караульного начальника и разводящего и что вообще обо всем не знал дивизионный комитет) прислали к подполковнику Миончинскому нескольких «комитетчиков» и объявили ему, что не выпустят оттуда всех оставшихся, пока не возвратят увезенных пушек.
Когда о случившемся узнали в штабе, а также и в управлении дивизиона, приказано было все уладить мирным путем, дабы не вызывать осложнений. Приказали пушки отвезти обратно, что и было исполнено. Ночью командир и штабс-капитан Шперлинг вернулись в гимназию, и таким образом попытка приобрести орудия не увенчалась успехом.
Но развертывались новые события. Над Доном нависли грозные тучи. Бесконечные эшелоны красногвардейцев двигались со всех сторон в пределы Донской области, от Воронежа и Лисок – на Чертково и Миллерово; от Никитович на Таганрог, от Родакова и Царицына – на Лихую, от Дебальцева на Зверево и немного позднее от Тихорецкой на Батайск.
Числа 10–11 января 1918 года красными были заняты станции Зверево и Лихая Юго-Восточной железной дороги, ближайшие к Новочеркасску железнодорожные узлы. Добрармия вступила в неравную борьбу. Юнкерская батарея выступила в новый поход. Орудие образца 1902 года, так называемая «похоронная» пушка, которое получил и штабс-капитан Шперлинг, стало называться 1-м орудием батареи, и 2-е орудие (образца 1900 года) – поручика Казанли, под общей командой командира батареи были приданы партизанскому отряду есаула Василия Чернецова и 14 января двинулись из Новочеркасска на север.
3-е орудие (образца 1900 года) – подпоручика Давыдова – пошло на Таганрогский фронт. Везде начались тяжелые и кровавые бои.
Экспедиция в село лежанка за орудиями[339]
После разоружения в Хотунке юнкерами запасного полка почти вся организация генерала Алексеева была вооружена винтовками и ручными гранатами. Труднейшая задача была впереди. Для того чтобы закрепить могущество будущей армии, нужно было снабдить ее артиллерией. В то время в село Лежанка, находящееся на границе Донской области и Ставропольской губернии, прибыла распропагандированная 39-я пехотная дивизия, прельщенная богатством края, а главным образом, вероятно, для противовеса формирующейся в Новочеркасске Добровольческой армии. Донской атаман генерал Каледин приказал лейтенанту Герасимову лишить эту дивизию артиллерии и возможное количество пушек доставить в Новочеркасск. Это был решительный шаг. Он давал большевикам моральное право обрушиться на нас войной. Но соседство недружелюбно относившейся к нам дивизии заставило решиться на это предприятие.
25 офицеров и юнкеров, переодетых «товарищами», собрались 30 ноября 1917 года возле Новочеркасского военного училища. Нас ждали там 10 повозок, нагруженных винтовками и шашками, которые мы, под видом казаков, якобы сопровождали в распоряжение атамана Великокняжеской станицы. Люди собрались все знающие, любящие и верящие друг другу. Юнкерская батарея выделила в эту экспедицию из своего состава: подпоручика Давыдова, юнкеров: Мино, Златковского, Нассовского, Калянского, Акимова и вахмистра княжну Черкасскую. Остальные были юнкера-донцы. Своим заместителем лейтенант Герасимов оставил подпоручика Давыдова, а сам отправился вперед на автомобиле для ознакомления с обстановкой и для того, чтобы устранить препятствия, могущие встретиться на нашем пути.
По команде подпоручика Давыдова мы расселись по повозкам и двинулись в путь, гордые сознанием возложенной на нас задачи. День был ясный, слегка морозный. Без особых приключений добрались к вечеру 2 декабря до хутора Веселого, населенного иногородними жителями прилежащей казачьей станицы. Выставив часовых у орудия, утомленные непрерывным путешествием, заснули мирным сном. Но не спали наши враги. Узнав, что с нами едет вахмистр княжна Черкасская, провокаторы быстро стали распространять слухи, что нами перевозится Великая Княжна Татьяна Николаевна. Эта весть с быстротой молнии облетела хутор, и возбужденные хуторяне заставили атамана потребовать у нас отчета. Не успел атаман дойти до квартиры, в которой разместился отряд, как ему уже сообщили, что мы везем с собою и Керенского. Атаман потребовал, чтобы разбудили начальника отряда. Юнкер, к которому обратился атаман, не придавая серьезного значения словам атамана и не желая никого будить, выпроводил его, по-видимому успокоив. Неудовлетворенная, жаждущая столкновения полупьяная толпа стала наседать на караульное помещение и заставила его, взявшись в ружье, выйти из помещения для защиты конвоируемого отрядом оружия.
В это время случайно ранил себя в руку юнкер Акимов, впоследствии лишившийся пальцев. Выстрел разбудил отряд, и все дружно побежали на выручку караула. Толпа была вмиг разогнана. Наиболее шумевшие избиты, и скоро в хуторе водворился мир и тишина. Приятно было смотреть на искусную работу княжны Черкасской, перевязывающей раненого юнкера. Она была столь же умелая и добрая сестра, сколь хорошая хозяйка и честный храбрый солдат.
3-го на рассвете, отправив раненого в Новочеркасск, отряд, немного опечаленный ночным происшествием, двинулся дальше. Ночью прибыли в коннозаводство Королькова. Испуганные хозяева, приняв юнкеров за красногвардейцев, долго не хотели впустить к себе в дом. С трудом удалось убедить их, что мы юнкера. Страх у хозяев исчез, и они приняли нас очень гостеприимно. Переночевав, ранним утром покинули радушных хозяев с чувством благодарности и сожаления. Следующую ночь провели в зимовнике Сопунова, где нас встретили не менее гостеприимно. В ночь с 4-го на 5-е юнкеру Калянскому приказано было доставить повозки с оружием в Великокняжескую, атаману отдела, после чего догонять отряд в экономии, находящейся в 7 верстах от Лежанки.
Днем 2 декабря отряд прибыл в экономию, где его догнал юнкер Калянский, успевший сдать оружие по принадлежности. В 22 часа отряд выступил из экономии на Лежанку. К отряду должна была присоединиться сотня Донского казачьего полка. В последний момент казаки узнали, что им придется идти в село, расположенное вне Области Войска Донского, и, тронутые всеобщим разложением, они замитинговали и отказались выполнить приказ. После повторных энергичных приказов, поддерживаемых жестокими угрозами расправиться с ослушниками, часть казаков последовала за нами. Задача их была пассивная: оцепив село, они должны были никого не впускать и не выпускать из него.
Мы приближались к Лежанке. Сильнее забилось сердце у всех, в предчувствии дела. Войдя на окраину села, сразу разделились на три отряда: пять человек остались у моста с нашими лошадьми; десять человек должны были разыскать лошадей и амуницию, и на долю остальных десяти выпала самая трудная задача – снять караул. У страха глаза велики. Юнкера, отправившиеся снимать караул, вынимали шашки, готовые рубить лающих собак. Нам казалось, что собаки должны сыграть роль и возвестить товарищам о нашем приближении. Но к счастью, тщетно четвероногие слуги возвещали хозяев о нашем приближении: мирно спали воины «свободнейшей» в мире армии. Наступил решительный момент. Мы подбежали к часовому, и, чтобы не поднимать тревоги и избежать стрельбы, вместо кровавого боя, у нас произошел такой полумирный разговор. «Кто идет?» – «Свои, товарищ». Невообразимо удивление бедного часового, когда «товарищи» при помощи оружия заставили часового покинуть пост и повести нас в караульное помещение. Любезно разбудил часовой караульного начальника. В воздухе повисла густая брань – ругались караульный начальник и часовой. Юнкера прекратили эту трагикомедию, разоружили караул, прочли ему выдержки из Устава гарнизонной службы и, расцукав его за незнание Устава, заперли в комнате, которую охранять поставили вахмистра княжну Черкасскую.