Мирза с Махмуд-беком все свободное время упражнялись в стрельбе из лука и огнестрельного оружия, фехтовании на саблях и кривых кавказских шашках. Они изучали навигацию, артиллерию, картографию, дороги, тропы. Они вместе с другими членами стойбища на многие сутки отправлялись в сторону Дербента на восстановительные работы разрушенных стен Дагбары. В свободное время охотились на косуль, горных баранов, муфлонов, сутками теряясь на альпийских лугах Агула, Рутула. Сильные стратеги и тактики современной войны, они долго и обстоятельно обсуждали все нюансы последних сражений калукцев и гуннов с кочевыми племенами Закаспия, конными отрядами янычаров, каджаров, кизилбашей, которые в последнее время стали сильно тревожить горцев.
В Агуле, Рутуле, Ахтах у них было много кунаков, которые тоже приезжали в гости к ним на стойбище. Приезд агульцев, рутульцев, цахуров, лезгин в гости – это было самое запоминающее событие в жизни племени калукцев. По ночам вся молодежь стойбища собиралась в один из дворов Махмуд-бека и устраивала пир с плясками, зурной, песнопениями, виртуозной игрой Мирзы на чунгуре. До утра лезгинские, агульские, рутульские, табасаранские ашуги состязались в умении экспромтом сочинять песни, их виртуозно исполнять.
Женщины в роду Махмуд-бека и на стойбище калукцев своей внешностью были примечательны среди табасаранок верхнего магала округа. Они стройны, сероглазы, смуглы и очень привлекательны. Весной и летом они ходили босые, в ненастье и зимой – в чарыках и теплых шерстяных носках. Многие из них были развиты духовно, читали Коран, арабские трактаты. Под аккомпанемент чунгура или бубна на вечеринках девушки, замужние молодые женщины с жаром танцевали, пели песни, вызывая восхищение мужчин.
Джигиты-калукцы были пылки, духовно богаты, щедры на подарки, готовы исполнять любой каприз своих любимых, драться за них, не жалея жизни. Девушки племени, как было принято исстари, в своем кругу свободно общались с ровесниками стойбища, но в общении не допускали никаких вольностей, излишеств. Девушке приличие без надобности не позволяло общаться с мужчинами, они знали такт и меру поведения в обществе. Молодые женщины, девушки не вмешивались в разговоры взрослых, даже членов семьи. Они никому из чужих мужчин не показывали свое открытое лицо, считая это недостойным для молодой женщины, незамужней девушки.
По традиции калукцев мужчина племени, засватав девушку, заплатив калым, в меру своих возможностей играет свадьбу, молодую жену вводит к себе в саклю. С этого дня она становится его собственностью, его продолжением, его тенью, его служанкой. Если молодая жена своевольна, неукротима, муж волен ее привести к порядку, укоротить ей язык. Если жена не подчиняется воле мужа, муж, одарив жену, ее родственников крупным и мелким рогатым скотом, домашним скарбом и утварью, может развестись и отправить непокорную в отцовский дом. Но разводы у калукцев крайне редки. Характер у женщин мягкий, уважительный, у мужчин – терпеливый, великодушный.
У калукцев умственные способности, физическая сила, совершенство оружия решали, кому в племени быть вожаком, кому его нукером, кому есиром. В набеги на северные и южные прикаспийские племена калукцы с гуннами отправлялись в меру своей необходимости. Обычно отправлялись наказывать тех племен-степняков, кто досаждал их своими бесконечными набегами. В набегах они добывали себе винтовки с золотой и серебряной насечкой, шашки и кинжалы в драгоценных ножнах, черкески с галунами, резвых чистокровных коней, красивых жен. Калукцы были убеждены, что набеги на степные племена, которые своими дерзкими налетами не раз тревожили табасаранов – это самое достойное дело мужчин племени.
Прежде чем совершать набеги на прикаспийские земли, калукцы с гуннами на общем совете намечали план действия. В битве каждый старался попасть в самое горячее пекло боя, не думая о смерти.
Калукцы и гунны – уздени, они вспыльчивы, но ссоры с соплеменниками редко допускают, они миролюбивы, умеренны в спорах. Все спорные вопросы, ссоры между родами, с соседними племенами решаются на годекане, наиболее тяжкие – в мечети в присутствии старосты племени, ясновидцев, аксакалов…
Пространство, на котором расположены сакли племени калукцев, составляет в длину восемьсот, в ширину – двести шагов. Все сакли одной архитектуры, одного стиля. Стены построены из карьерного камня песочного или белого цвета. Фасады саклей выстроены искусными мастерами из обтесанных камней одной величины, расписанные орнаментами, арабской вязью. Входные двери, окна, состоят из величественных дубовых коробок, створок с маленькими окошками и массивными ставнями, все они, как правило, направлены на юг. Сакли состоят в основном из трех-четырех маленьких комнат с очагом: одна комната служила гостиной, в другой спали мужчины, в третьей, где находится очаг, женщины и дети, в четвертой хранились продукты, провизия, выделанные шкуры, разная бытовая утварь.
За каждой саклей на расстоянии десяти-пятнадцати шагов стоят крепкие строения с массивными дубовыми дверьми, где держат домашний скот и коней. На крышах всех строений стоят огромные стога сена. В середине стойбища, на центральной площади, высилась мечеть с пологой крышей и минаретом. Как принято у табасаран, перед единственным входом в саклю, в тамбуре семейной комнаты красовались очаги. Вокруг кюрега под навесом во дворе, в хорошую погоду собирались все члены семьи, разводили огонь, готовили пищу. На раскаленной плите жарили ломти мяса, в глиняной посуде готовили хач, а в горячей золе запекались овощи, фрукты, коренья.
Ночью костры разводили и на центральной площади, у мечети, у въезда и выезда со стойбища. Там сутками дежурили молодые воины. Вся центральная площадь усыпана золой и костьми животных. Малыши копошатся вокруг костров. Поднимая столбы золы, они в тлеющих углях выискивают несгоревшие куски мяса, их выуживают ловкими, как утиные головы, руками и, обжигаясь, впиваются в них острыми зубами. Подростки охотятся на дичь, ставят силки на зайцев, куропаток, в лес ходят за хворостом.
Матери и дочери, как правило, сидят у входов в сакли, в основном на веранде. Их основным занятием является обработка шкур, волокон конопли; гребнями вычесывают шерсть, на веретене прядут пряжу. Из ниток шерсти баранов ткут ворсовые ковры, сумахи, паласы, шьют одежду. Женщины, когда выпадает свободное время, садятся на краю террасы, угощаются халвой, другими сладостями, обмениваются свежими новостями, ведут разговоры о житье, делятся веселыми шутками. А в холода по возрастным группам и интересам у кого-нибудь одной собираются на посиделки, рукодельничают.
В долине реки Рубас-чай, по соседству с калукцами, живут гунны – родственное племя Мирзы. У истоков Рубас-чая живут хамандары, чиликцы, агульцы, под Каркулдагом – нитрикцы, между правым и левым притоками реки – чуркулы, кухурики, на юге – этеги. Калукцы с ними всегда ладят: берут девушек замуж за своих сыновей, за их сыновей выдают своих дочерей. С ними держат торговые и экономические связи: мед, изделия из бересты, скот, строительные материалы обменивают на зерно, виноград, овощи, фрукты, вино. В лесах дичи хватает всем. А на тучных альпийских лугах вместе пасутся их стада крупного и мелкого рогатого скота…
Мирза страшно скучает по родному очагу, Священному дубу, друзьям, больно переживает за своих соплеменников. Он долго терпел, тосковал по родным местам, в одно время так затосковал по родному очагу, что чуть не расплакался. Наконец, терпение лопнуло, решил, какие бы преграды на его пути не станут, отправится на разведку в свое стойбище. В первую очередь он поклонится Священному дубу, Священной горе, на макушке, в небольшом домике, хранится шашка Бога, природному мосту Мучри, пещере Дюрк.
Он заготовил съестных припасов для брата и сестры, рассказал им о своих планах, предупредил Махмуд-бека, чтобы он о них заботился, заверил, что скоро вернется, и ранним утром пустился в дальний путь. К концу дня он был у границ территории своего племени.
Вдруг в чаще леса его ухо уловило шуршание ног, а потом потрескивание сухих сучьев на опавшей прошлогодней листве. Он по характеру опрометчивой ходьбы определил: это не зверь и не охотник. Тот и другой в лесу не любят лишних шумов. Тогда кто? Мирза между густыми деревьями бука заметил с трудом пробивающегося человека. Он спрятал коня, сам укрылся за стволом массивного бука. Здесь его никто из соплеменников не должен видеть, иначе, нападут и убьют. Ктото, хромая и тяжело дыша, на спине волочил тяжелый груз, завернутый в белое холстяное покрывало. Мирза отогнул ветки и заметил ненавистную сгорбленную фигуру Пери, которая под тяжелым грузом на спине еле плелась по лесной тропинке. «Притворщица! А на стойбище все время жалуешься, что у тебя не разгибается спина, от нестерпимых болей ломятся руки и ноги, что без посторонней помощи ходить не можешь! Смотри на нее, даже тяжелая ноша на спине ей нипочем! Странно, с чем и зачем она направляется в эту глушь?! Может, прячет казну племени?!» Всмотревшись, Мирза чуть не вскрикнул от удивления: старая ведьма на спине несла ребенка, завернутого в белую холстяную скатерть. Вот видна его обритая головка, он беззаботно спит. Когда старуха прошлась совсем рядом, Мирза от удивления чуть не вскрикнул: он узнал мальчика. Это сын Старшины, племянник Мирзы.
«Проклятие, смотри на нее, что за страшные дела она вытворяет?! Плутовка старая, на стойбище притворяется святой, а сама чужих детей крадешь! Старухи, молодые женщины стойбища тебя от сакли к Священному дубу и обратно на руках носят. Вдруг выясняется, что ты симулянтка! Когда же ты, притворщица, успела набрать такой прыти? Чтобы тебя, ведьма, волки задрали! А впрочем, куда ты с мальчиком направляешься?» – хаотично думал Мирза, в некотором расстоянии следуя за старухой.
Лес становился плотнее, буковые деревья, растущие вперемешку с ясенем и грабом – выше и гуще. Старуха держала путь к южному склону, к пещерам, где на макушках горбатых холмов растет осина, где волки любят заводить логова.