– Какая здесь благодать, Хасан милый! Как здесь дико и красиво!
– Шах-Зада, но опасно, отодвинься от берега буйствующей реки. Смотри, как она ревет, словно требует жертвы! Иди, мое золотце, быстро вытирайся полотенцем и переоденься в сухое платье.
– Я мигом, мое солнышко, только отвернись, а то я стесняюсь тебя.
Шах-Зада прошлась, обмылась в теплом ручье, протекающем недалеко от места их стоянки, вытерлась полотенцем из хурджинов, которое Хасан привык держать для походной жизни; села на белой бурке, застеленной в тени березового дерева.
Рядом река буйствовала, пучилась как на дрожжах. На ней в лучах солнца играли слепящие блики; волны, накатываясь друг на друга огромными валами, глухо ухали и раскалывались на части. Река, страшно ревя, на перекатах разбивалась об огромные подводные валуны, подпрыгивала вверх, разбрасывая на берега мутные брызги воды.
Хасан быстро умылся, напился у родника, под дубом в два мига собрал сухие ветки и разжег костер. Из седельных сумок достал два котелка, налил воды, настругал и забил в рыхлую землю рогатки, на них поставил толстый сучок и их подвесил. Ловким и привычным движением в один котелок опустил половину тушки курицы, которую кунаки им положили на дорогу. В другом котелке Хасан собирался вскипятить чай. Жена занялась холодными закусками. Вдруг жена в лице изменилась, резко обернулась назад. Ей показалось, будто кто-то ее позвал. Сердце всколыхнуло, в него закралась тревога, она передалась и ее глазам. Она стала бросать беспокойные взгляды то за одно, то за другое дерево.
Тревога жены передалась и Хасану.
– Не бойся, Шах-Зада, – пожалел Хасан, что напомнил ей о бандитах. – С нами ничего не случится, вот увидишь… Но тут кони, щипавшие траву, неожиданно подняли головы, нервно задвигали ушами, улавливая шорохи, призывно заржали. За берёзами донеслось ответное ржание лошадей. Хасан вскочил с карабином, своей широкой спиной загородил жену.
– Кто это? – она испуганно прижалась к мужу.
Он левой рукой прижал жену к земле. Шепотом приказал, чтобы она не шелохнулась. Выскочил вперёд, выстрелил, и пуля со свистом впилась в ствол одной из берез вдали.
– Эй, Хасан, перестань дурачиться! – раздался дребезжащий голос, голос был знакомый. – Слушай нас внимательно, если тебе дорога своя жизнь и жизнь твоей молодой супруги! Сражаться с нами бесполезно – нас больше. Убежать не сможешь – по узкой тропе в гору не развернешься, знай, вы находитесь в окружении. А если ты ещё раз выстрелишь, я убью тебя и скормлю волкам!
Шах-Зада в ветвях березовых деревьев увидела фигуры трех всадников в униформе и в черных масках. Они прятались за деревьями.
– Мы еще посмотрим, с кем из нас первым в этом ущелье расправятся волки! – с яростью закричал Хасан. – Если не трусы, откройте лица.
Знакомый голос захохотал.
– Ты, видимо, Хасан, сколько не бьешь челом о землю, ума не набрался! Что, молодая жена лишила тебя способности трезво размышлять?! – почти у самых ног Хасана в землю вонзилась пущенная из леса пуля, выбив от кремнистого камня искру.
«Такой знакомый голос, – Хасан хаотично, до боли в висках, думал, – кому же принадлежит этот голос»…
Сердце гулко билось, в голове образовался туман.
– Ну, святоша? Как? Образумился? – прорычал незнакомец. – Перемудришь, не успеешь глазом моргнуть, как автоматная очередь превратит твою ученую голову в решето! Теперь слушай, пока мы добрые. Нам не хочется лишить тебя твоей жалкой жизни, а твоих сельчан имама мечети. Садись на своего коня и убирайся. А женщина с лошадью остается с нами.
Шах-Зада поняла, что они должны делать все, что требует эта «маска». Эти бандиты, как принято в горах, выразив горскую учтивость к супругам, просто так не уйдут. Они сбиты из теста, выстоянного на дрожжах с отравленной плесенью. Если сейчас Шах-Зада не примет быстрого решения, они убьют Хасана. А без Хасана ее жизнь не стоит и простой восковой свечи. Всё это казалось ей невероятным, такого стечения обстоятельств она не ожидала даже в крутом американском боевике. Она закричала так, что крик её пронёсся по долине реки и слился с рокотом её волн. Но вдруг поняла, им неоткуда ждать помощи, они обречены. Она отрешенной заглянула в глаза Хасана, заставила себя успокоиться, взяла себя в руки, судорожно обняла его.
– Уезжай! Уезжай отсюда, мой милый, нежный зверь!
– Куда уедешь без тебя? – мрачнее тучи ответил Хасан. – Лучше умереть от пули, чем жить с позором! – его голова казалась чугунный, он потерял способность принять трезвое, выверенное решение, давать оценку своим и чужим действиям. Ему казалось, что в это время эти люди в масках управляют им, как безвольным животным.
– Уезжай, – настаивала Шах-Зада, – иначе эти «маски» убьют нас обоих и глазом не моргнут. Ты должен жить ради нас, – глухо прошептала она ему на ухо. – Я не дам убить тебя! И… и себя опозорить… У меня в сердце зародилась одна задумка… Они… клюнут на это, как безмозглые ослы… Уезжай… Потом, потом … найдешь меня и этих трусливых варваров, отомстишь за нас!..
Лихорадочные мысли густым туманом окутали ее мозг, она обречена, недолго продлился их медовый месяц. Бандиты Хасана держали под мушкой автомата. Она спешно распутала ноги своего коня от конского волосяного аркана. Взяла коня за повод, подошла к Хасану, выдернула кинжал из висевших у него на поясе ножен и пошла на голос.
– Эй вы, «мужчины», потерявшие честь мужчины?! Хасан уедет. Он не боится вас и не боится умереть! Среди вас, трусливых шакалов, нет настоящего мужчины, способного носить папаху горца, который в честном бою вышел бы с ним один на один и отбил бы меня, как принято в горах! Да я и не хочу его смерти, слышишь, навозный жук, рыщущий по ночам в чужом огороде? Если хоть один волосок упадет с головы моего мужа, я на ваших глазах перережу себе горло!..
– Я думал, ты всего лишь красавица! – она рядом с собой услышала хриплый и простуженный голос. – А ты ко всему, оказывается, наделена еще сердцем храброго воина!
Она горько вздохнула. Она не видела лица врага, скрытого под черной маской, но по тону голоса почувствовала, что он издевается над ними. Этот противный смешок «человека в черной маске» был ей ненавистен. Шах-Зада не заметила, как «маска» из голенища сапога вытащил нагайку. Неожиданным ударом нагайки он вышиб из ее рук кинжал. Он резко нагнулся на коне, его сильные, с твёрдыми ладонями руки, пахнущие потом, вином и табаком, стиснули её. Она закричала. Всё это он сделал так стремительно и внезапно, что Шах-Зада даже не успела сопротивляться. От эмоционального потрясения у Шах-Зады на какое-то время из памяти выскочило, где она, что с ней происходит.
Похититель поднял её в седло, стиснул крепко в своих объятиях, погнал лошадь в лес. Тут только Шах-Зада опомнилась. Она билась в его руках, царапалась, кусалась. Похититель, ругаясь, чертыхаясь, бросил её поперёк седла, стянул ремнём руки за спиной. Голова Шах-Зады свесилась к потному брюху коня и ее замутило; тугие черные распущенные волосы волочились по траве. Униженная, оскорбленная, беспомощная, теряя сознание, она просила Аллаха, чтобы Он послал ей смерть …
С вершин высоких гор дул ветер. Хасан сполз с коня, от усталости пошатываясь, подошёл к берёзовому дереву, лег на травку под ним. Набежал ветер, окатил его голову и плечи своей прохладой. Он сел, беззвучно плача, ладонями протирал мокрую от слез кожу лица.
Всю дорогу домой он со страхом думал о встрече с родными и близкими, которые нетерпеливо ждали их возвращения. Его ждут с молодой женой, а он?.. Как он поднимет глаза на младших братьев, их жен, племянников, соседей? Бандиты лучше бы его убили, чем так унизили. «Шах-Зада, звезда моя, где ты сейчас? Зачем ты спасла мою жизнь? Что мне жизнь, если тебя не будет со мной?!» – терзал он себе сердце.
Эта была пятая крупная потеря в его жизни. Сначала он потерял отца. Потом в Афгане душманы убили единственного сына. Потом Мила предала его в Алма-Ате. Потом долгая болезнь и потеря второй жены Айханум, а теперь такая страшная утрата. Он от обиды задрожал, заскулил, как затравленный волк. Может, ему, униженному, не показываться в родном селении? Пока не поздно, лучше уйти в горы или город?..
По небу, гонимые ветром, быстро проносились взлохмаченные тучи. Редкие капли дождя падали на землю. Кажется, начинается дождь. Хасан вздохнул. Нет, он не отправится ни в город, ни в горы! Он останется в селении, снося насмешки и презрительные улыбки недоброжелателей. «Найду жену и отомщу этим басмачам в черных масках… Иначе мне не жить на этом свете. Чей же был этот знакомый голос?.. Кто он?»
Он добирался до своего дома, во дворе расседлал коня. Он под дождем весь промок. Из дымового отверстия на кухне клубами вверх тянулся серый дымок. Значит, брат у него дома, его поджидают.
– Как хорошо, что вы благополучно добрались, – радостно встретил его брат. – А то мы за вас переживали. – Но когда увидел почерневшее лицо и дрожащие губы Хасана, осекся.
– Брат, я вернулся, один… Жену похитили. По дороге, в горах, на нас неожиданно напали бандиты… – Он не знал, куда спрятать руки с крупными розовыми ногтями; он беспокойно рассовывал их в карманы, будто там ищет ответа. – Это я виноват, – еле слышно произнес он. – Нельзя было возвращаться из Агула, как меня просили, без сопровождения. Ведь кунаки еще в Агуле предупреждали меня об опасности, грозящей нам в пути.
Лицо брата посерело, на глаза навернулись горячие слезы. Хасан стукнул кулаком по столу:
– Верну!.. Отомщу!.. Я этих дикарей в собственной крови утоплю!
Он лицо закрыл руками, его плечи задергались, вдруг все его тело затряслось в конвульсиях.
2003 г.
Лунные шаги Шах-Зады
Когда Хасан в первый раз сделал это… с Шах-Задой, он неделю ходил под впечатлением вожделенной ночи в лесу, пламенем огромной страсти в груди и благодарности к ней, не ходил, а плыл в тумане. Эта страсть пожирала его изнутри, требовало еще жертвы, свежей молодой крови сильной женщины. Ночью в постели, обнимая рубашку, принюхиваясь к ней, к которой она в лесу касалась, вдыхал ее запахи, плыл по бездонной горячей реке, по беспредельным раскаленным просторам; он их ощущал у себя внутри или совсем рядом. Он думал о себе и Шах-Заде, о вожделенных берегах ее души. Он и она так близко находятся друг к другу, в то же время они так далеки.