Дождь с большими крупинками града также внезапно прекратился, как налетел. Вдруг из-за разрывающихся, взлохмаченных серо-белых облаков на небе показалось солнце. В Урочище оборотня разом воцарилось гробовая тишина. В этой тишине волчица вдруг вздрогнула. Сердце ее стало быстро и с трепетом биться. Волчице показалось, что сердце вдруг забилось внутри живота. Она прислушалась к тому, что происходит у нее в утробе. И почувствовала, что там, где отделяется живот от сердца, что-то зашевелилось. Какое-то живое существо, которое во время грозы забралось ей в живот, то ли ножками, то ли мордочкой стало тыкать в мягкую ткань ее живота. Волчица затаила дыхание, прислушалась, она внутри себя явно почувствовала шевеление живых комочков, услышала внутри своего чрева пульсирование их жизни, их живые толчки. Она блаженно зажмурила глаза: из нутра ее живота давали о себе знать ее первенцы, те, которые скоро появятся на свет. Это говорило о том, что страх матери, ее переполох во время грозы инстинктивно передавался к живым крошкам в ее утробе. Они, составляющие часть ее существа, испытывали тот же ужас, что в это время испытывала их мать.
Материнское сердце ликовало. Она стала внимательно прислушиваться к тому, что происходит у нее в забившемся в конвульсиях чреве. Да, она не ошиблась: в её утробе заговорил природный инстинкт зарождающейся жизни, биение крохотных сердец, пульсация крови, протекающей от сердца матери к сердцам крохотных существ. Это был внутренний голос пробуждающей в ней новой жизни, зов крови ее предков.
Вдруг Рыжегривой вспомнился её спутник, Куцехвостый волк. С ним с первого дня их знакомства она чувствовала себя защищенной. Это был большеголовый, широколобый волк. В его бугристом, закованном в железные мускулы теле чувствовалась огромная физическая сила. Его бесстрашие, резкость, настырность приводили в ужас всех волков и собак этого округа. С ним волчица никогда не чувствовала страха. Как никогда, в этот ответственный момент ее жизни не хватало его присутствия! «Куцехвостый, где же ты, почему не приходишь? Ты не чувствуешь, что у меня под боком зашевелились наши детки?..»
Рев в горах
В тот день Рыжегривая волчица с Куцехвостым волком отправились на охоту высоко в горы, на летние отгонные пастбища. Там они давно обхаживали овечью отару, которую не пасли волкодавы. Волчьей парой загодя все было изучено: подходы, отходы, предполагаемые скрытые тропы, ведущие к расположению отары, пути отступления, если наткнутся на чабанов.
Все пастбища, где последние дни паслась отара, было усеяно серыми круглыми валунами, обросшими лишаями. Рыжегривая волчица проползла между валунами, прячась за рыжими кустами рододендрона, растущими в подлеске, по краям пастбища. Волчица подкрадывалась с подветренной стороны, сливаясь с окружающей серой массой. Она должна была на себя отвлечь чабанов. А Куцехвостый волк из небольшой рощи, сливаясь с белыми стволами берез в черных пятнах, по узкой ложбине, прочерченной межу множеством холмов, пробирался к отаре овец с другой стороны. Он наметил овцу, пасущуюся поодаль от отары. Выжидал удобного случая, чтобы наброситься на нее, клыками вгрызться в сонную артерию, задушить, привычным движением забросить ее на спину и умчаться в логово, к голодным детенышам.
В этот раз извечный враг волчьего племени – человек оказался намного хитрее, предусмотрительнее волков. Волчья пара у них давно была на прицеле, они ждали момента, чтобы расправиться с обоими одновременно. Хорошо экипированные чабаны давно изучали их тропы, подходы, отходы, охотничьи угодья, места временного, постоянного отдыха, водопоя. Они ждали своего часа. И вот этот час настал.
Шархан на волчью облаву подготавливался обстоятельно: с меткими и бесстрашными стрелками, гончими собаками и опытными загонщиками. Договорился, когда и куда сегодня чабаны погонят овечье стадо, знал, где и когда стадо будет находиться до полудня, после полудня, до заката солнца. Шли с оружием, начищенным, надраенным, смазанным еще ночью, заряженным на всю обойму и с запасными рожками, патронташами, полными боеприпасов. Шли не торопясь, долго петляя по лесным чащобам и горным пастбищам. Нужно было как можно дальше обойти место предполагаемого продвижения волчьей пары, чтобы они преждевременно не пронюхали, не разгадали их планы.
Дожидаясь появления волков, Шархан настороженно озирался по сторонам. Вокруг него царили покой и тишина. Пока он не слышал лая гончих собак. Он примерно знал, с какого места погонщики погонят волков, с какой стороны на охотников, стоящих на часах, выйдут волки. Шархан ждал в засаде, устал от нервного напряжения и долгого пролегания на одном месте. Голова болела от вчерашнего похмелья, его страшно мучил сушняк; язык прилип к гортани, он распух, еле помещаться во рту; движения его были заторможены, настроение подавлено. Ему хотелось глотка студеной водки, хотя бы глотка холодной воды. У него затекли ноги и руки, в штанины брюк, в голенища сапог заползли какие-то твари, они кусались; ужасно чесалась спина между лопатками. Но нельзя было даже шелохнуться – малейшее шевеление на месте, шорохи могли вспугнуть волков.
Вдруг над головой Шархана насторожились вездесущие сороки. Все живое вокруг зашуршало и зашевелило – кто-то спешно прятался в подземные норы, кто заползал под камни, в дупла деревьев. Даже птички притихли на деревьях. Среди кустов и карликовых березовых деревьев промелькнула серая тень. Это была Рыжегривая волчица. Она, прячась за кустами рододендрона, подползала на брюхе. Видно было, как она подкрадывается к овце, пасущейся чуть в стороне от отары овец. Волчица в кустах, в десяти шагах от жертвы, замерла, слилась с окружающей средой. В Шархане проснулся азарт охотника, весь напрягся. Он понял, эта волчица не нападет на овцу, она хитрит, на себя отвлекает внимание охотников.
В это время ее напарник затаился где-то рядом, выбрав потенциальную жертву. Вдруг ухо Шархана уловило мягкий шорох. Он скосил глаза на бок и мурашки поползли по спине. Рыжегривая волчица подкрадывалась к другу Пеликану, который в тридцати шагах от Шархана безмятежно лежал на боку и о чем-то мечтал. Шархан, стараясь не наступать на сухие ветки, устремился на выручку напарника. И, прежде чем он успел ориентироваться, неожиданно с другого бока раздалось грозное рычание. И грозная тень пружинисто метнулась на него. Шархан молниеносно среагировал: вскинул винтовку, не целясь, выстрелил в бросившегося на него зверя. Это был Куцехвостый волк, который увидел страшную опасность, которая грозит его волчице. Он, пренебрегая смертью, поспешил ей на выручку. Волк спас ее ценой своей жизни. Выстрел настиг Куцехвостого волка в прыжке. Пуля, пробив переднюю левую лапу, угодила в нижнюю челюсть. Озлобленный грохотом, выстрелом и болью, Куцехвостый взревел, упал на землю, волчком закрутился, пытаясь клыками достать огнедышащую стрелу, выскочившую из длинного рукава врага и больно ужалившую его в бок и челюсть. Он, собрав все силы, приподнялся, пренебрегая болью, бросился на Пеликана и в два прыжка оказался у его головы. Пеликан не успел даже среагировать на прыжок. Волк на лету сбил его с ног, смял передними лапами под себя. Одновременно раздались вопли Пеликана и грохот второго выстрела, сделанного в упор Шарханом. Волк от боли заревел – пуля угодила ему в шею. Пеликан, ошеломленный случившимся с ним, потерял сознание.
Когда Пеликан открыл глаза, вокруг было тихо. Лучи солнца сквозь густую листву горного дуба пробивались в подлесок и били ему в глаза. Карабин Пеликана лежала рядом. В пяти шагах от него, перед Шарханом, лежал волк. А рядом с волком лежал карабин Шархана, переломленный пополам. Вокруг них камни были обрызганы кровью, то ли человеческой, то ли волчьей. Первое, что бросилось ему в глаза – размозженный череп волка. И Шархан с головы до ног был в крови. Выкошенные кусты ежевики в крови лежали вокруг них.
– Ааа… Пеликан? Я думал, ты умер от разрыва сердца. Выходит, ты еще жив? – зло рассмеялся Шархан. – Пеликан, ты хоть соображаешь, что чудом спасся от смерти?! Какой же ты охотник? Ты всего лишь ржавая берданка без бойка!.. Как ты умудрился уснуть в засаде на волков? Жить надоело?.. Можешь поздравить себя с возвращением из Преисподней Мира! Я в последнюю секунду успел вырвать тебя из когтей смерти.
– Как все это произошло? – Пеликан вертел испуганными белками глаз. – Клянусь богом, Волкодав, ничего не помню! Шархан, ты весь в крови, ты хоть цел?
– Цел-то, цел. Но еле уцелел… Как произошло, спрашиваешь? Когда на тебя налетел Куцехвостый волк, ты даже не успел вскинуть винтовку. Волк с размаху сбил тебя с ног. Я выстрелил в него, и пуля пробила переднюю лопатку, раздробила ему челюсть.
Смотри, какой он отчаянный, как смело защищал свою подругу! Из людей мало кто пожертвует собой ради спасения близкого человека. А волк отдал жизнь ради спасения своей подруги. Видел бы ты, с каким остервенением этот зверь набросился на меня. В последнее мгновение уловчился и прикладом удара размозжил ему череп. Об его голову я разбил свой карабин. Так что, Пеликан, с тебя причитается!
– Завтра же у тебя дома окажется автоматическая винтовка с оптическим прицелом. И обмывка будет с меня, только скажи, где и в какой форме… Хочешь, устрою в Дербенте, в самой дорогой сауне и с «женьшенями…»
– Молодец, Пеликан, за щедрость и великодушие я тебя всегда уважал! Ты дал слово настоящего мужчины! Я думаю, свое воскрешение обмоешь в Махачкале и с самыми экзотическими «телками!» Только в сауну их приведешь целый табун…
– Всего лишь табун? – расхохотался Пеликан, – будет тебе табун «телок»!
Шархан еще раз решил осмотреть свою жертву.
Из золотисто-зеленых глаз Куцехвостого волка, которые в упор смотрели Шархану в глаза, медленно уходила жизнь. В агонии предсмертных мук, прерывисто дыша, он когтистыми лапами царапал землю, порываясь встать и напасть на своего врага.
– Ты посторожи тут, Пеликан, пока не подойдут загонщики с собаками, а я с твоим карабином последую за Рыжегривой волчицей.