В лесу Хасан из веток и травы соорудил типа шалаша, залез в него. Пригрелся и незаметно уснул. Сразу же почувствовал, что он видит сон. Нет, это был сон, в то же время не сон. С Айханум он сидел у разогретого очага. Он кочергой перемешивал горящие головешки в очаге и рассказывал ей о горестях, которые в последнее время его преследуют: Когда человеку восемнадцать лет, он уверен, что смерть – это то, что случается с другими, его она не касается, потому что он бессмертен. А потом проходят годы, вместе с прожитыми годами приходит и жизненный опыт. Он седеет, становится слабым душой и телом. Начинают умирать его знакомые, друзья, родные, близкие… Тогда он опять начинает задумываться над вопросом о жизни и смерти. Иногда приходит страх: «Неужели я тоже, как они, уйду в другой мир, мир теней и мертвых? Интересно, на какой стороне света находится человек в тот момент, когда собирается уходить в вечность? На земле? Между небом и землей? Между землей и морем? Может, в невесомости, там, где нет притяжения планет? А может, там… ничего нет, там только черная дыра и молчание, и ничего больше?»
Меня со временем размышления о смерти стали наполнять какими-то возвышенными чувствами, жизнь в этом состоянии души мне стала казаться содержательней, ценней. В одну из бессонных ночей я пришел к умозаключению, если бы человек был бессмертен, то жизнь потеряла бы всякий смысл. Понимая, что человек недолговечен, и за все приходится держать ответ, разумный человек со временем по-другому начинает соразмерять каждый свой поступок в жизни. Ведь любое действие может оказаться последним. И каждый поступок имеет свое значение, начало и конец. Я в одной Священной книге прочел интересную вещь. Под одной крышей сошлись пожилой мужчина и такая же женщина, которые в молодости были вместе. В молодости между ними никогда не было живого разговора о любви. К женщине пришел ангел смерти, чтобы забрать ее в иной мир. Но ангел внял ее желанию поговорить со своим возлюбленным. Ангел смерти согласился, но только с одним условием: как только разговор о любви прервется, он заберет эту женщину.
Женщина со своим бывшим мужчиной повела разговор о любви, который в одно время заканчивается банальной бытовой ссорой. Диалог прервался мгновенной смертью двух влюбленных – ангел смерти забрал их к себе… Смысл в том, что сказать человеку «я люблю тебя» равносильно тому, как сказать ему: «Ты никогда не умрешь…» Смерть стоит выше любви и всегда ее побеждает. Смерть – проверка моего внутреннего состояния, гармонии души и тела, моих чувств, это проверка моей любви к людям, к Богу. Поэтому я в основу всех предпринимаемых действий превыше начал ставить смерть. Мои действия мне подсказывают, если в сравнении со смертью что-то имеет значение, значит, это на самом деле имеет значение. Мне кажется, что в этом есть какая-то красота и магической значение человека – смотреть смерти прямо в глаза. Но смогу ли я надеяться, обещать, что я в себе всегда смогу сохранить такое душевное состояние. Нет, не могу обещать, не знаю, как будет потом… После многих взлетов и разочарований я из жизни вынес ценный урок: жизнь без смерти ничего не означает, так же как и смерть без жизни ничего не стоит. Я хочу сказать, что победа над смертью возможна только в духовном смысле. Когда человек начинает вырабатывать духовную энергию, тогда он начинает ощущать, что он стал духовно возноситься в бессмертие… Смерть – это наивысшая точка жизни. То, как человек встречает смерть, этот момент является показателем, правильно ли он жил или нет. У каждого человека есть свое время прихода этого часа. Мы сами определяем для себя понятие последние «часы, минуты, секунды…»
Я во сне в состоянии второго «пробуждения» спросил Айханум: «Скажи мне, а вот там, где ты находишься, что там есть?» Она мне отвечает: «Ничего». Я придумать этот ответ не мог, потому что от нее я меньше всего ждал этого ответа. Я говорю: «То есть как ничего? Из ничего нельзя вернуться в реальный мир. А как ты пришла»? «Узнаешь сам. Это будет скоро…»
Хасана разбудило карканье сорок. Над его шалашом сороки устроили потасовку, они его сон прервался на самом интересном месте. Глубокий старец, который в последнее время во сне стал к нему приходить, отвечал на самые волнующие его вопросы. Он резко встал, не соображая, где находится. Голову высунул из шалаша и прислушался. Дождь перестал, небо очистилось от туч, ярко светилось заходящее солнце. Капли дождя бриллиантами свисали с краев пожухлых листьев, ветвей деревьев, на паутинах искрились разноцветными огоньками.
День клонился к вечеру. Нестерпимо хотелось пить. Он забеспокоился, оглядываясь по сторонам: сороки не зря каркают, – в лесу их что-то тревожит. Это может быть волчица с волчатами, которые встретились в пещере Кизилбашей, а теперь покидают опасное место. Могут быть люди Шархана, которые последовали за ним. Подозвал коня, распутал ноги, оседлал, оглянулся, чуя невидимую опасность, исходящую из глубины леса. Еще раз проверил оружие, пружинисто вскочил в седло и поскакал на косогор. Надо будет, подумал он, подобраться поближе к пещере. Он выехал на горку с редким кустарником. Отсюда до горизонта видны были холмы, поросшие густой лесной растительностью, крутое ущелье с темным входом в пещеру и небольшая часть родного селения…
Накануне ночью Гаджимагомед остался переночевать у Хасана. Нужно быть слепым, чтобы не видеть то, что в последнее время творится в душе у зятя Хасана. Хотелось поговорить с ним о многом, в первую очередь, о похищенной дочери Шах-Заде. Гаджимагомед зарезал годовалого ягненка, за столом его угощал вкусным душистым бульоном, шашлыками. Гасан был в испорченном настроении, и с самого начала между ними откровенного разговора не получилось. Они отвлеченно говорили обо всем: о погоде, сенокосе, об овцах, коровах, о том, что колорадский жук съедает всю ботву, а медведка клубни картошки, только не о Шах-Заде. Перед сном перебросились несколькими фразами о житье-бытье и легли спать.
В полночь Хасан разбудил Гаджимагомеда громкими выкриками.
– Что с тобой? – Гаджимагомед с кинжалом в руках ворвался в его спальню, – ты весь дрожишь, на тебе лица нет! Чем ты напуган?
Хасан был бледен, как полотно, толком ничего не смея объяснить. Он был настолько растерян, что, казалось, не произошло ли у него помутнение мозгов. Он сидел в постели, бледный как смерть, пугливо глядя на створки окон.
– Это был сон, – наконец, запинаясь, заговорил Хасан, – садясь на тулуп у камина, – только недобрый сон…. Я видел первую жену Айханум. Она была в белом саване, руками разрывала могилу и выползала из нее!
– Не велика беда! – попытался отшутиться Гаджимагомед. – Думаю, тебя, имама мечети, не должны пугать женщины ни в белом, ни в черном, ни в зеленом саване, тем более встающие с могил.
– О, друг, не шути так! – возразил Хасан. – Она была в белом саване, выскочила из могилы, с хохотом прыгнула мне на спину. Своими ледяными руками обняла меня за шею и, изогнувшись дугой, страшно взглянула мне в глаза. А потом длинным, как у змеи, раздвоенным ледяным языком сверху вниз прошлась у меня по щеке, губам… Она звала меня к себе. Звала, звала, звала…
Он на минутку задумался и продолжил:
– Тогда я тебе сказал неправду. Айханум приняла яд, умерла насильственной смертью. А теперь мне мстит, как в наших семейных ссорах не раз грозилась. Покойная жена ко мне во сне приходила вчера ночью, позавчера… Она звала меня к себе, в царство теней… Она не отстанет, пока меня не потянет в преисподнюю мира. Я убежден, она не из тех женщин, которая прощает мужа измены. Гаджимагомед, верь моему слову, со мной случится беда! Точно знаю, беда ходит уже не за горами… Я заклинаю тебя, пока не найдешь всех убийц моей жены… твоей дочери, не успокаивайся!..
Гаджимагомед, когда все это услышал из уст ученого-арабиста, философа, знатока тайн этого и потустороннего миров, очень удивился.
– Завтра с волчатами в Пещеру кизилбашей отправимся вместе…. Тебя одного, Хасан, я туда не отпущу! – отрезал Гаджимагомед.
– Нет, Гаджимагомед, там буду не только я, но и Шархан, я знаю. На встречу с Шарханом пойду я один! Я должен остановить этого вурдалака. Я загоню его в такой тупик, откуда он больше никогда не выберется. Кто-то, наконец, должен ставить конец всем его преступлениям! Этим человеком должен быть я, только я! Он давно со мной ищет войны, которую сполна получит! И я не буду Хасаном, если раз и навсегда не покончу с ним и его подельниками!
Гаджимагомед понимал, в словах зятя есть рациональное зерно. Он староста села, имам мечети, приверженец традиционного ислама, который веками исповедовали его прадеды, деды, отцы. А радикально настроенный Шархан, бандит, террорист, религиозный экстремист, принес сумятицу в ислам, религию его отцов. Наконец, он похититель его жены. Долг мужа покончить с тем мужчиной, который опозорил его папаху. Иначе в селении Хасана перестанут уважать, без возмездия его душа тоже не успокоится.
Утренние хлопоты рассеяли ночные тревоги Хасана. Новый день придал ему бодрость, уверенность в своих действиях. Он направил коня в сторону Урочища оборотня. С гор дул прохладный ветер. Над урочищем собирались дождевые облака. Они, наливаясь влагой, грузно садились на лесистые высоты, шапки холмов.
На подступах к Пещере кизилбашей, возле дороги, опершись на двустволку, стоял подозрительный мужчина суровой внешности. Такого поворота событий Хасан не ожидал. Хасан засомневался, остановиться тут, повернуть коня в обратном направлении или как ни в чем не бывало продолжить путь. Предательская горделивость взяла вверх. Решил двигаться дальше. Дорога, пересеченная неглубокими оврагами и холмами, не представляла особой опасности. Но на ее обочине он заметил, не было ни больших камней, ни кустов, чтобы укрыться в случае нападения.
Краем глаза Хасан заметил еще двух вооруженных всадников, спускающихся с крутизны ему наперерез. «Как все началось просто, прозаично! – с сожалением подумал он. – Я недооценил Шархана. Что же этот вурдалак замышляет?»