Хасан не помнит, через какое время, но очнулся, и мысли стали приходить к нему в голову. Значит, он жив. Вспомнил, где он находится. «О, священное урочище, о, дух меча, посланного небесами, о, Мать-ясновидица! О, священный дуб! Спасите меня, грешного. Спасите меня от этих грязных скотов, исчадий ада. А взамен за мое спасение возьмите себе мою жизнь!» – тихо простонал Хасан.
У него на глаза навернулись горькие слезы. Эти были слезы ни страха, ни отчаяния, а горечи и одиночества. Больное воображение опять вернуло его к мысли краткой жизни человека на земле:
«Все мы временщики на этом свете: жизнь человека на земле коротка, – облизывал с разбитых губ Хасан солоноватую горячую жидкость, – так коротка, что по-человечески жить не успеваешь, не то, что любить, ненавидеть. А если бы человек в своем развитии достиг верха совершенства! Такого совершенства, чтобы, покинув этот свет, на том свете мог бы прожить непрожитую жизнь, допеть неспетую на этом свете песню, дослушать недослушанную на этом свете музыку. Лежишь себе в вечном покое без бесконечных житейских хлопот, грязи и суеты жизни. А над твоей головой звучит музыка: музыка звезд, музыка земли, музыка горных ручьев. И эту музыку ты слушаешь под шелест ветра, трав и шум леса. Так бы лежать вечно и ты – бессмертен»…
– Так будет со всяким, кто против нас! – услышал он голоса Артиста.
– Так будет со всяким, кто против нас! – подхватили его слова собутыльники.
– А ну, братцы, пошли, тряхнем стариной! – прошипел Артист.
– Раз, два, три! – разлил водку Пеликан.
– Тряхнули водкой, богатыри! – подхватил Волкодав.
И пошло веселое гуляние до умопомрачения, до свалки, до чертиков в глазах.
«…В древности человек, – путаясь в мыслях, в горячке продолжал Хасан, – был центром Вселенной. И вся Вселенная была создана и вращалась вокруг него. Но наука, современное восприятие мира расширили кругозор человека, превращая человека в ничтожную песчинку, затерянную в пустоте Космоса. С появлением учения „О вращении небесных светил“ началось изгнание человека из центра мира, где Земля уступила свое место Солнцу. Через определенное время великий ум человека поставил вопрос центрального положение Солнца во Вселенной. Он этим открытием до смерти напугал общество идеями о множественности обитаемых миров. И, четыре столетия спустя, ученые доказывают, что мы живем на третьей из восьми планет, на окраине огромной Галактики, освещаемые рядовым светилом. В ней находятся четыреста миллиардов звезд, а вокруг них крутятся огромное количество других Галактик. И это лишь крошечная часть Вселенной. Человек велик и в то же время ничтожен, ничтожен перед силой природы: огня, воды, – Земли, Вселенной. Таким образом, происходит последовательный отход представления об особом месте человечества, даже некоторых светил во Вселенной, в Галактике. Это в честолюбивом человеке вызывает внутренний протест. Ведь человеку свойственно чувствовать себя центром мира, центром Вселенной. Центром Вселенной в нашем округе чувствует себя и сатана Шархан…»
2009 г.
Волчица спешит на помощь
Луна в эту ясную ночь была такой огромной, светлой и близкой, она так резко выделялась над крутыми вершинами Каркулдага, что волчице казалось, стоит ей стать на задние лапы, и она ее поймает. Она вышла из подземной пещеры. Первое, что увидела Рыжегривая волчица, когда вышла из лабиринта Пещеры кизилбашей, была круглая луна над верхушками священного дуба-великана. Она, нерешительно ступая на неокрепшую после ранения лапу, заковыляла к булькающему за дубом ручейку. В желобе, вырубленном из пня грушевого дерева, на глади воды, отражалась круглолицая луна. Волчица по глади воды языком сделала несколько судорожных глотков, и луна поплыла по гребням волн. Волчице показалось, в желобе на глади воды образовалось множество связанных в цепочку лун. Ей захотелось поиграть с ними. Она подняла лапу, легким движением подтолкнула цепочку. Они, подпрыгивая на легкой ряби волн, поплыли к стоку, вместе со сбрасывающейся из желоба водой они с дребезгом падали под ее ноги и разбивались. В это время до ее ушей со стороны священного дерева дошли жалобные зовы. Она легла за желобом, прислушалась. Это звал Хасан, которого враги замуровали в дупло священного дуба. Он пришел в сознание, и волчице надо спешить ему на выручку.
Это время ее враги под навесом из брезента, на бурках, раскинув руки, головами кто куда, беззаботно храпели. У догорающего костра там и сям валялись древесные шомпола с объедками обгоревшей баранины. Рядом находилась куча обглоданных ими бараньих костей. На грязной скатерти, на траве лежат остатки свежего мяса, объедки хлеба, солений. А вот нечто такое в откупоренных бутылках, отвратительное по запаху, вызывающее муть в голове и заставляющее неприятно чихать.
Сейчас ей ничего не стоит впиться в глотку или живот ненавистного врага, острыми, как бритва, клыками разорвать его плоть. Волчица подползла к Шархану, он страшно храпел во сне. Сейчас она могла бы убить врага одним рывком: щелк, щелк челюстями, и он будет валяться у ее ног с вырванной глоткой! Она в упор разглядела безобразное, длинноносое, храпящее, кирпичного цвета лицо своего врага; шерстка на ее загривке вздыбилась, сердце учащенно забилось. Рядом с ним спали его напарники. Она с ними тоже не раз сталкивалась, они в руках держали огнедышащие оружия. Их длинные усы, чуткие уши все время шевелились, улавливая кругом звуки и шорохи леса. При ее малейшей оплошности напарники врага могли поднять шум, открыть пальбу по ней. У нее детеныши, она не имеет право рисковать своей жизнью.
Первую очередь она должна выковырнуть Хасана из дупла дуба. Скорей, скорей ему на помощь. Там, в дупле, он в любую минуту мог задохнуться. О том, что он еще жив, она не сомневалась.
Прибежала к дуплу, остановилась, прислушалась: из чрева дуба были слышны стоны человека. Ей надо спасать человека, рискуя жизнью, вырвавшего из пасти врага ее детенышей.
Волчица перед дуплом легла на живот, из дупла передними лапами стала выгребать дерн. Вот появилось небольшое углубление. Ей цепляться когтями, выгребать дерн стало легче. Теперь ее когтям поддавались целые бугорки, кирпичи сырого дерна, переплетенные упругими корнями растений.
Еще один рывок, еще одно мгновение, в стенке из дерна в дупло дуба образовался небольшой лаз. Волчица на брюхе заползла в него. В дупле, с завязанными назад руками, колодкой на шее, лежал Хасан. Он задыхался от нехватки воздуха.
Волчица на брюхе подползла к нему, шершавым языком лизнула его окровавленную щеку. Она на секунду задумалась, с чего бы ей начинать. Начала с того, что заползла за его спину, острыми резцами отгрызла тугие узлы веревки на запястьях. Подползла к его ногам, они тоже были связаны и в крови. Волчица отгрызла веревку, легла рядом, стала шершавым языком лизать раны. Ей так хотелось унять его боль, успокоить, утешить, но она не знала, как это делать. А Хасан был в агонии, страшно выпучив глаза, непонимающе отстранялся от колючей мордочки волчицы. Он интуитивно чувствовал, что его лицо, руки, ноги целует не Шах-Зада. Его обнюхивает волчица, которую к нему подослали враги, чтобы она напала на него и загрызла. А волчица никак не понимал, почему от него пугливо отстраняется Хасан. Ей так хотелось, чтобы он узнал ее, доверял, принял членом своей семьи. Ей еще хотелось, чтобы он припал к ее брюху и согрелся.
В сердце Рыжегривой волчицы-матери к Хасану, двуногому раненому зверю, волнами пробуждалось такое чувство благодарности, нежности, близкого родства, что она свою мордочку доверительно положила ему на плечо, глядя в глаза, весело заурчала. Всем телом подтянулась к нему, благоговейно зажмурила глаза. Она подтянулась еще ближе, лапами обняла его и шершавым языком нежно лизнула по лицу. От этого ей стало легко, так легко, что она истомно застонала. На мгновение из ее сердца ушли все тревоги и обиды, связанные с племенем двуногого и ласкового зверя. И в ее сердце проснулась материнская любовь, нежность к этому тяжело больному, избитому до полусмерти человеку. Она чуяла, как он становился ей родным, близким, таким, как ее детеныш. Если на него взглянуть с другой стороны, то ей казалось, что он немножко похож и на Куцехвостого волка. Так он отлеживался в логове после смертельной стычки с пещерным медведем. Она еще раз подтянулась, крепко обняла его за шею и стала облизывать лицо. На мгновение ей показалось, как она молодой волчицей-ярочкой первый раз встречается с молодым, сильным Куцехвостым волком. Она не забыла, когда молодой волк лизнул ее в мордочку, от прилива неуемной энергии она задрожала. Сердце дрогнуло, и она утробно заурчала: «Ооу-ууу. Ааа-уу-ааа! Ууу-ааа!»
Хасан все бредил, он потянулся к волчице, дрожащими руками обнял ее за шею и заплакал, причитая: «Я знал, что ты придешь ко мне на помощь, Шах-Зада, я знал. Я знал, что ты меня не оставишь с убийцами. Ты пришла, милая! Пришла, пришла…» – горячие слезы грязными ручьями беззвучно текли по его воспаленным щекам.
Волчица жалобно завыла, языком еще раз провела по его соленой в слезах щеке. Тихо встала, выскочила из дупла и серой тенью исчезла в Урочище оборотня.
Когда Хасан пришел в себя, сгущались вечерние сумерки. Он на четвереньках выполз из дупла, цепляясь за ребристую кору дуба, приподнялся на трясущиеся ноги и воздел руки к дубу: «Слава тебе, Первозданный!» – прошептал, упал на колени.
Хасан напрягся, приложил все усилия, чтобы попытаться встать на босые ноги. Встал. К удивлению, стоять было не так уж трудно. Можно было даже идти, опираясь на сухой сучок, не делая резких движений. И он пошел, неуверенно зашагал по скользкой снежной поляне. Часто останавливался, прислушиваясь к ночи, всматриваясь в темные кусты. Со стороны лагеря был слышен храп мертвецки спящих под навесом его врагов. Он осмотрел себя с ног до головы и застонал. Полы его брезентового плаща пропитаны кровью. Они замерзли, поэтому коробились, вызывая при ходьбе мучительные трудности. Плащ отяжелел так, что он на нем висел ледяным панцирем. Полы плаща заплетались между ног, замедляя его движение.