— Это грабеж! — проревел он в ответ.
Тогда я написал письмо редактору журнала «Городское самоуправление» с просьбой к читателям присылать нам свои предложения по поводу того, как можно решить проблему. Письмо напечатали, но откликов я не получил.
Но вот однажды моя секретарша принесла мне визитную карточку, на которой я прочел следующее: «ПЕТЕР ГАМИЛЬТОН, доктор философии. ПЕРЕВОЗКИ».
— Он просил передать, — усмехнувшись, добавила секретарша, — что может помочь вам с автомобилями. Уникальный тип!
И пригласила в кабинет высокого, стройного мужчину. У него были длинные, до плеч, волосы, шляпа, усы, ярко-голубая расшитая рубашка, красные джинсы, сандалии на босу ногу, гитара за спиной. Эта личность жмет мне руку и говорит на прекрасном английском языке: «Сэр, я могу вывезти из Нью-Фоллс все брошенные автомобили за одну неделю».
— Да? — спрашиваю я. — Вам известно, сколько их тут?
— Конечно, сэр, — отвечает он. — Девятьсот восемьдесят шесть. Я подсчитал. Увезу все, можете не сомневаться. За каждую машину вы заплатите по десять долларов.
Я попытался узнать подробности, но он в них не вдавался. Сказал, что сделал какое-то изобретение, что был профессором органической химии, стал безработным и теперь ему нужны деньги.
Я связался со Смитом, который долго не мог поверить, что мы так дешево отделаемся. Эксперимент назначили на утро следующего дня, во вторник.
Мы ждали Гамильтона на улице у старого канала. Вдоль тротуара стояло шесть разбитых автомобилей, без колес, с выпотрошенными двигателями. И вот подъезжает Гамильтон на большом грузовике, останавливается, откидывает задний борт, который становится трапом, и вытаскивает из кузова две бочки, сетку с бутылками, мешалку с крышкой, длинный, свернутый кольцами шланг и распылитель.
— А где ваши помощники! — спрашиваю я.
— Мне они не нужны, — отвечает он.
Смит поворачивается ко мне, и его брови удивленно ползут вверх, как бы говоря, что он не верит обещаниям этого чудака.
Гамильтон достает из одной бочки пригоршню зеленых гранул, добавляет их к черной жидкости из второй, перемешивает то и другое деревянной лопаткой и закрывает крышку мешалки. Потом берет несколько аккордов на своей гитаре.
— Должна пойти реакция, — поясняет он.
Затем подсоединяет шланг к выходному патрубку мешалки и к распылителю. Достает из сетки бутылки, стеклянной пипеткой набирает из каждой по нескольку капель и через маленькое отверстие в крышке выливает в мешалку. Закрывает отверстие липкой лентой, садится на крышку и, аккомпанируя себе на гитаре, поет модную песенку «Куда исчезли все цветы!». От начала и до конца. Смит медленно наливается желчью и поглядывает на меня со всевозрастающей яростью.
А Гамильтон тем временем спокойно заканчивает песню, берется за распылитель и направляет струю на ближайший автомобиль, когда-то бывший щегольским «корветом». Машину покрывает оранжевая пена. Гамильтон тщательно опрыскивает все наружные поверхности, даже днище. Потом отступает назад и говорит: «Смотрите».
Пена дымится, твердеет, идет пузырями. «Корвета» уже не видно. Спустя пять минут нет и дыма.
— Пока мы ждем, можно заняться и другим автомобилем, — говорит Гамильтон. — Пены у меня хватит, — и направляет распылитель на старый «форд», что стоит на другой стороне улицы. Минута, две — и «форд» исчезает под оранжевым чехлом.
Смит не отрывает взгляда от первого автомобиля. И подзывает меня.
— Гляди!
Вы когда-нибудь видели, как сдувается воздушный шар? Или нет, как тает снеговик под весенним солнцем? То же самое происходило и с закованным в пену «корветом». Он дрожал и медленно сжимался. Капот и багажник уползали в кабину. Машина принимала сферическую форму. Скорость сжатия возросла, и скоро на земле лежал оранжевый шар размером с большой пластиковый мяч, каким играют дети на пляже. Шар испускал столько тепла, что мы не могли подойти ближе чем на десять футов.
— Как вам это нравится? — спросил Гамильтон.
«Форд» в это время претерпевал то же превращение, что и «корвет».
Смит покачал головой.
— Не понимаю, что происходит. А что вы собираетесь делать с этим… с этим шаром?
— Нет ничего проще. Как только он остынет, а охлаждение можно ускорить, поливая шар водой, я отвезу его на свалку на этом грузовике. Он не займет много места.
— Но как вам это удалось?
— Использовал некоторые достижения прикладной химии, — ответил Гамильтон. — Эта пена — придуманная мной композиция на основе производных уретан-полиэфирпласта…
И он наговорил довольно много, по праву гордясь своим изобретением. Но учтите, я могу ошибиться в терминах, так как в колледже меня учили химии только один семестр.
— Она представляет собой особое бороазотистое высокомолекулярное соединение, — продолжал бубнить Гамильтон, — с объемными гетероцикличными боковыми цепочками, часть из которых содержит атомы молибдена. Отсюда и оранжевый цвет.
— Ясно, что дело темное, — кивнул я. — В чем заключается суть процесса?
— Я добавил активатор к мономеру из этой бочки, чтобы началась полимеризация. Когда я распылил полученную смесь, кислород воздуха, действуя как катализатор, превратил полимер в очень длинные цепочки с… как бы это сказать, с крючочками по бокам, которые, сцепляясь, образовывали фибриллярную пространственную структуру. Новое вещество быстро затвердевает, и при этом отдает присоединенные гидраты. Вследствии этого пространственная структура сжимается наподобие белковой пленки, выставленной на воздух. Когда она принимает более-менее сферическую форму, скорость сжатия увеличивается в результате действия сил Ван-дер-Ваальса. От выделяемого при этом тепла органические волокна обугливаются, а металл нагревается чуть ли не до температуры плавления и легко деформируется, заполняя свободное пространство. Внутреннее давление дробит обугленные волокна в гранулы и сплавляет металлические детали воедино. Созданный мною полимер сохраняет прочность при высоких температурах, поэтому наружная оболочка не лопается. Конечный продукт реакции перед вами. — Гамильтон кивнул на оранжевый шар. — Я получаю контракт на вывозку брошенных автомобилей?
Смит крепко пожал ему руку.
— Он ваш! Можете начинать прямо сейчас. Оплату я гарантирую. Более того, обещаю вам премию. Вы получите ровно десять тысяч долларов, если уберете все машины за неделю. Я попрошу мэра разрешить вам пользоваться пожарными гидрантами, чтобы ускорить охлаждение этих шаров. Я позвоню ему, как только вернусь к себе.
— Заметано! — Гамильтон хлопнул в ладоши. — Приступаю немедленно. Через неделю, во вторник утром, я приду за чеком.
Должен отметить, Гамильтон недолго работал в одиночку. Вокруг начали собираться толпы людей. С четверга он уже не вывозил оранжевые шары. Их растаскивали горожане. Одни украшали ими лужок перед домом, другие использовали их вместо ограды, третьи устанавливали на детской площадке.
Во вторник утром я пришел пораньше и позвонил Смиту, чтобы узнать, готов ли чек для Гамильтона.
— Я скоро приеду к тебе, — сказал Смит. — Я как раз думаю об этих десяти тысячах.
Но я слишком хорошо знал Смита и знал, что обещание он дал сгоряча и теперь, конечно, о кем жалел. Смит приехал в десять часов. Спустя несколько минут появился Гамильтон. Теперь он был в кожаной жилетке на голое тело и голубых брюках.
— Доброе утро, — говорит он. — Пришел, как и договаривались. Ваши улицы свободны от автомобилей. Если кто-то снова бросит одну-две машины, полиция без труда уберет их. За мной никаких долгов. Могу я получить деньги?
Смит сидит за моим столом. Он надувает щеки, свистит, его пальцы складываются в пирамидку на полированной поверхности.
— Молодой человек, у меня чек на пять тысяч долларов. Мне кажется, что означенная сумма — весьма приличный заработок за неделю, тем более что поставленная перед вами задача оказалась легче, чем ожидалось. А учитывая, что вы работали только пять дней, получается по тысяче долларов за каждый из них, — и протягивает чек Гамильтону.
Глаза Гамильтона метают молнии, но голос тих и ровен.
— Сэр, мы договаривались о десяти тысячах.
— Чепуха! — отвечает Смит. — В этом штате устная договоренность не имеет силы.
— Вы пожалеете об этом, — очень, очень спокойно говорит Гамильтон и уходит.
Я пытался было убедить Смита отдать Гамильтону всю сумму, но ничего не добился.
— Что он сможет сделать! Притащит назад старые автомобили? — вот и все, что я услышал в ответ.
Чек на пять тысяч лежал в моем столе целую неделю. Я надеялся, что Гамильтон передумает и придет за деньгами. Но он не появлялся, и я решил, что бывший профессор чересчур принципиален. По мне, даже половина лучше, чем ничего.
Все это произошло в мае, а с середины второй недели июня зарядил дождь, который лил и в субботу и воскресенье. Обычно я не обращаю внимания на погоду. Все равно надо работать, идет ли дождь или светит солнце. Но на среду у нас намечалось важное событие. Один из астронавтов родился в нашем городе, и мы готовили парад в его честь. В воскресенье вечером синоптики сообщили, что дождь прекратился и к утру даже высохнет асфальт. Меня это вполне устроило. У нас хватало времени, чтобы до среды развесить транспаранты и флаги.
После программы новостей мне позвонил Смит:
— Хорошо, что дождь кончился. Я договорился о фейерверке после парада. — И потом добавил: — Между прочим, Гамильтон в Нью-Фоллсе. Держу пари, завтра он явится за деньгами. Пошли его ко мне.
— А где он пропадал?
— Не знаю. Серлат, начальник полиции, сказал, что патрульные видели его грузовик на улицах города. Утром он точно придет за чеком. Полицейские заметили, что грузовик у него на последнем издыхании — из всех щелей хлещет вода.
Гамильтон вернулся в Нью-Фоллс не за деньгами. Мы убедились в этом ранним утром. Как всегда, сев завтракать, я включил радио.
— Дорожная служба предупреждает о заторах на дорогах двадцать один и двадцать три, ведущих в Нью-Фоллс, в результате многочисленных столкновений автомобилей на центральных улицах. Водителям рекомендуется объезжать Саус-авеню, Хай-стрит и Мэдисон-стрит из-за состояния дорожного покрытия. Бюро погоды аэропорта говорит, что при температуре воздуха плюс восемнадцать градусов образование льда на асфальте невозможно, что бы там ни утверждал инспектор Моунс. Пилот вертолета сообщил нам…