В принципе эта болезнь была побеждена. И только здесь сохранилась особенно устойчивая мутация.
На берегу озера строился гигантский водоочистной комбинат — на стройке работали молодежные бригады Союза свободной немецкой молодежи и Союза молодежи Мозамбика. Однако решало ли бы это проблему?
— Нет, водоочистной комбинат — хорошее дело, — заявила однажды Марлиз Морман журналистам, — но это лишь временное решение.
И она стала рассказывать, каким ей видится будущее озера.
Оно должно быть совершенно чистым, это озеро, должно обеспечивать чистой водой рыболовные кооперативы, консервные заводы, оздоровительные центры, пионерские лагеря.
— А с чего начать? — спросила Морман. — С генетического кода. Моя маленькая группа уже обследовала разные виды животных, которые живут в воде и около воды. Довольно многие не восприимчивы к этой болезни. Мы найдем причину и сможем так изменить носителей заболевания, что сможем купаться.
Три года спустя Морман добилась того, чего хотела. Изменяя генетический код женских особей, удалось видоизменить носителей болезни. Сначала процесс шел медленно, но в последний год стал подобен цепной реакции. И однажды…
Как одержимая колотила Марлиз молотком по рельсу, поднимая на ноги весь лагерь.
— Ко мне! — крикнула она радостно и огромными прыжками побежала впереди всех к берегу, бросив графики последних анализов и на ходу снимая одежду. Подбежав к берегу, бросилась в волны.
— За мной, лентяи! — кричала она из воды. — Вы не поняли? Я дарю вам целый океан!
Ганс наконец сообразил и кинулся в воду. За ним и остальные. Все население лагеря было в воде. Ныряли, брызгались и плескались, как маленькие дети. В паре сотен метров от берега стояли жители ближайшей деревни. На их лицах был написан ужас, и они не могли вымолвить ни слова.
Три дня спустя стало ясно: местные жители ни за что не решатся войти в воду. Они многому научились от веселых светловолосых северян и от своих братьев из Мозамбика: работать с машинами, строить дома, орошать землю, собирать высокие урожаи, у них появились школы и больницы, их жизнь заметно изменилась. Побеждены голод и жажда. Но страх перед озером, населенным злыми духами, и религиозные суеверия не исчезали. Старики преклонялись перед сверкающими очистительными колоннами водокомбината и поверили в то, что злой дух изгоняется из воды могучим волшебством. Они употребляли только «хорошую» воду и не страдали от болезни. Они были очень благодарны бригадам, даже самых молодых уважительно называли «отец». А тут какая-то молодая женщина без защиты машин, очистительных сооружений и даже без платья бросается в воду. Кто же она — ведьма?
— Что же сделать, — спросил Ганс друзей, — чтобы они не боялись озера, разводили рыбу и съедобные водоросли, плавали на лодках, купались сами и разрешали детям?
— У меня есть идея, — сказал Секу — врач из Мозамбика. — Мой «коллега» — шаман-лекарь поможет нам.
— Не обращаться же к этому старому колдуну…
— Почему бы и нет? — вставил слово молодой бригадир. — Он мудрый коллега. Заболев, туземцы обычно вначале обращаются к нему, а если он своими снадобьями не может помочь, он отправляет их к Секу. Он убедил стариков пить только очищенную воду. Люди любят его и знают, что мы помогаем им строить хорошую жизнь.
На берегу горел гигантский костер. Местные жители и рабочие стояли широким кругом и с восторгом наблюдали танец пестро раскрашенного шамана и его разряженных помощников. Барабаны и трещотки отбивали все ускоряющийся ритм. Европейцы непроизвольно начинали повторять движения туземцев. Тут Марлиз Морман в белом длинном одеянии вышла к шаману. Барабаны ускорили ритм. У костра жарилась большая рыба на деревянном колышке. Старик положил ее на плоский камень и начал голыми руками делить рыбу на части. Барабаны теперь били в бешеном темпе. Когда же колдун положил кусок рыбы в рот Марлиз, а другой себе, бой барабанов резко прервался.
— Дух озера желает, чтобы мы простили его, — обратился колдун к народу. — Он не знал, что посылает нам болезнь. Эта женщина первой сказала ему об этом. Он просит вас разделить с ним воду.
Они вдвоем подошли к берегу и сняли с себя одежду. Старик взял женщину за руку и ввел ее в воду. Поднялся оглушительный вопль восторга. Местная молодежь и молодые рабочие бросились в воду, поднимая сверкающие брызги. На лицах стариков появились улыбки, и они сделали несколько шагов к воде…
Ущелье драконов
Die Drachenschlucht, 1985
У жителей столицы появился новый повод хвастаться перед теми, кого они шутливо-пренебрежительно называли провинциалами: близ Берлина появился парк динозавров. Долгое время не могли придумать, где поселить древних животных, воссозданных в ленце-ком институте генетических исследований. И наконец был выбран гигантский карьер, бездействующий уже несколько десятилетий. Место было подходящее. Крутые стены со множеством ниш, пещер, штреков. На дне карьера было большое озеро и множество маленьких луж. Стены же упрощали создание здесь с помощью специальных аппаратов особого климата, который соответствовал тем условиям, в которых когда-то жили на Земле гигантские ящеры.
Специалисты института Эрвина Бауэра в близлежащем Мюнхеберге собрали растения, соответствующие той эпохе. Гигантское и долгое строительство стоило немалых денег и могло быть осуществлено только с помощью других социалистических стран. Отели, рестораны, зоны отдыха, сувенирные предприятия возникли в Гердефельде, Рюдерсдорфе, Шенайхе и Фогельсдорфе. Поток посетителей со всего мира нужно было принять с максимальным гостеприимством. Ряд научно-исследовательских институтов, в частности, институт ЮНЕСКО, разместили поблизости свои филиалы.
У старого Магистратсрегенширма, виадука на Шенхаузераллее, охраняемого государством, появились современные собратья. На элегантных колоннах шестирядное шоссе шло к берлинскому кольцу; над ним была проложена трасса для поездов на магнитной подушке. Берлинцы, проезжавшие на своих электротрабантах по шоссе, говорили: «Когда смотришь на этот поезд, кажется, что стоишь на месте. А на спидометре — сто пятьдесят».
Парк динозавров, в котором берлинцы в свободное время отработали миллионы рабочих часов, был известен среди них как «Ущелье драконов» и стал любимым местом отдыха в выходные дни. «Спасибо, Марлиз!» — написал кто-то недалеко от входа по сырому бетону. Надпись так и осталась. Да, у берлинцев была слабость к оригинальности.
Профессор Марлиз Морман тоже была оригиналом, хотя жила не в Берлине.
Поначалу этого внушительного объекта не было в государственных планах. Я вспоминаю свой первый репортаж о генетической реконструкции бронтозавров. Все эти работы знаменитого ученого были направлены к одной цели, цели всей ее жизни: искоренить голод на планете и обеспечить тех, кто еще недоедает, животным белком.
В тот день моя старинная подруга, погрузившись в глубокие раздумья, шла через парк к лаборатории номер четыре. Громкий шум насторожил ее. Она не поверила глазам, когда увидела, как из кустов выходит покрытое роговыми пластинами и шипами чудовище размером с небольшой грузовик.
— Боже мой! — воскликнула Марлиз. — Стегозавр!
Фиолетовое животное увидело ее и неторопливо направилось к ней.
Позднее Марлиз рассказывала, что она, вероятно, побила мировой рекорд в беге на стометровку. Стегозавр издал такой звук, будто лопнул паровой котел, повернулся и исчез. И все равно время, за которое профессор добежала до здания, было едва ли хуже мирового рекорда.
— Кто это допустил? — закричала она.
Вскоре смертельно напуганный сотрудник сидел перед разъяренным шефом. По лбу его катился холодный пот, когда он сказал:
— Это я его сделал.
— Вы сошли с ума?! Создать такого опасного зверя! Тратить рабочее время на это! Вы будете наказаны!
Когда она выдохлась, молодой сотрудник открыл рот.
— Мы сделали его в свободные вечера. Он не опаснее, чем бронтозавры-вегетарианцы.
— Но он же кинулся за мной!
— Мы его остановили. Помните шипение? Это звуки, которые он понимает. Мы хотели посмотреть, чему мы тут научились. И вообще, он должен был попасться вам на глаза только завтра.
— Почему завтра?
— Завтра у вас день рождения, — тихо сказал молодой сотрудник.
Несколько секунд все молчали. Потом Марлиз выпалила:
— А почему он фиолетовый?
Все перевели дух. Худшее было позади. Молодой сотрудник не мог вымолвить ни слова. Вегенер, другой сотрудник, пришел ему на выручку.
— Такой уж получился, — сказал он и пожал плечами. — Мы не могли ничего изменить. Это было заложено в генетической информации. И потом, кто знает, какого цвета были динозавры. Змеи тоже бывают красными или желтыми. И вообще он симпатичный.
— Симпатичный? — Марлиз покачала головой. — И есть его нельзя. Слишком много шипов и чешуи. Слишком мало мяса.
— Музыку тоже нельзя есть, — возразил ей Вегенер. — И Сикстинскую мадонну. И жирафа из зоопарка. Семьдесят-восемьдесят лет назад один чудак в Саксонии сделал динозавра из железобетона и раскрасил его. Просто, чтобы люди имели представление. И людям это очень нравилось. Правда, бетонный стегозавр был не фиолетовый.
Тут Марлиз рассмеялась. Сначала сдержанно, а потом от души.
— Ладно, — она притянула молодого сотрудника к себе, чмокнула его в голову и поблагодарила за роскошный подарок ко дню рождения.
Она взяла меня за руку и повела в сторону. Два ящера жуткого вида лежали неподвижно на скале. Они были почти три метра длиной, и их шеи окружали костяные воротники. Зрители с удовольствием разглядывали страшных зверей.
— А вот последняя удача Рихтера. Эдафозавр. Он заслуживает особого внимания. Это предок большинства ящеров, которых можно увидеть здесь, а также птиц, млекопитающих, а значит, и людей. Именно с него примерно триста миллионов лет назад — не могу сказать с точностью до минуты — произошло разделение видов и началась дальнейшая эволюция.