ЛЮБОВНАЯ ЛИРИКА XIV ВЕКА
Нижеследующие три стихотворения по всем признакам принадлежат поэтам XIV в. (Рукопись стихотворения «Деревья оделись листвою...» хранится в Вене, рукописи двух других стихотворений — в Праге.) Попытки некоторых современных литературоведов (В. Черный) установить зависимость этих стихотворений от западноевропейских образцов (провансальских и итальянских) не могут быть признаны убедительными: и свободная форма, и содержание этих стихотворений в достаточной степени самобытны, чтобы воспринимать их как самостоятельные образцы чешской национальной поэзии. В стихотворении «Деревья оделись листвою...» очень характерен свойственный чешскому жизнерадостному мироощущению неожиданный переход от любовной грусти к совершенно шутливой концовке.
ДЕРЕВЬЯ ОДЕЛИСЬ ЛИСТВОЮ…
Деревья оделись листвою,
И в рощах поют соловьи...
О ласковый май! Пред тобою
Открою печали мои!
Я сам отошел от любимой
И сердце на муки обрек,
Но даже далекой, незримой
Неверным я стать бы не мог.
Дивлюсь, что так сердце упрямо,
Забвенья ему не дано.
Одною, все тою же самой,
По-прежнему полно оно.
Зачем называть ее имя?
Любовь я, как тайну, храню.
Она поделилась с другими
И выдала тайну свою.
Любовник нескромный, болтливый
Недолго любовь сохранит,
Какой бы он ни был счастливый,
Любовь все равно улетит.
И женщин на свете нет краше,
Чем та, что любила меня.
Не выдадим тайну мы нашу
Мы оба: ни сердце, ни я.
С раскрытием тайны на свете
Приходит и счастью конец.
Так пусть же не ведает третий
Про счастье двух верных сердец!
Совет мой вам, пани и панны,
Он сможет вам очень помочь:
Коль станет болтлив ваш желанный,
Гоните немедленно прочь!
СКОРБИ ТАЙНОЙ И ГЛУБОКОЙ...
Скорби тайной и глубокой
У меня на сердце след;
Разлучен я с сероокой,
И конца разлуки нет.
Мне бы с нею повидаться,
На нее взглянуть разок,
Перестал бы я терзаться,
Успокоиться бы смог.
Мне б узнать, что не забыла
Что никто еще другой
Не владеет сердцем милой,
Что она всегда со мной.
Но сказала как-то слово,
И его мне не забыть,
Вечно свеже, вечно ново
В сердце бедном будет жить.
Обещала неизменно
Оставаться мне верна,
И залогом драгоценным
Вся душа моя полна.
Сероглазой соколицей
Я навек заполонен.
Неужели только снится
Мне любви чудесный сон?
СТРАЖА ЗОРКАЯ ЛУКАВА...
Стража зоркая лукава...
На коне через дубраву
Я до милой доскачу,
Эту ночь с ней быть хочу!
Стража сонная дремала...
Эту ночь меня ласкала,
Верность сердца сохраня,
Панна нежная моя.
На деревьях зазвенели
Птичьи песни, свисты, трели,
Панна встала ото сна,
И промолвила она:
— Мой любимый! Утро скоро
И проснется злая свора
Беспощадных сторожей.
Уезжай же прочь скорей!
Им на радость наша мука —
Наша горькая разлука.
— Нет! Разлука не страшна,
Если будешь мне верна!
ЛЕКАРЬ
«Лекарь» («Mastickai», точнее — «Продавец мазей») является наряду с мистерией о «Гробе господнем» самым старым из дошедших до нас образцов чешской драматической поэзии. Автором пьесы был, вероятно, кто-либо из «жаков», т.е. студентов, или вообще человек ученый; это явствует хотя бы из того обстоятельства, что все ремарки к тексту написаны по-латыни и, кроме того, частично написаны по-латыни и роли трех жен-мироносиц. Поэтому можно допустить, что пьеса была создана студентами и разыгрывалась ими в большие церковные праздники. Однако особенности языка и орфографии указывают на ее принадлежность к периоду более раннему, чем 1348 г. (год основания в Праге постоянного университета), а именно — к последним десятилетиям XIII столетия. Известно, что в 90-х годах названного столетия король Вацлав II уже пытался создать в Праге университет, по-видимому, «Лекарь» и разыгрывался студентами этого «предварительного» университета.
Комедия дошла до нас в форме большого, но незаконченного отрывка. Наличие среди ее действующих лиц библейских и евангельских персонажей, затрагиваемые ею темы умащения христова тела и воскресения Исаака дают основание предположить, что «Лекарь» был чем-то вроде веселой интермедии, разыгрываемой между эпизодами главной пьесы религиозного содержания.
Ценность пьесы для современного читателя заключается главным образом в том, что в ней с вольной и безудержной веселостью получил выражение чешский народный юмор. В пьесе вышучивается очень много элементов современного ей быта: наука, представленная медициной и фармакологией, религия (жены-мироносицы и Авраам), кичливость своей родовитостью (хвастовство Пустерпалка и Рубина), супружеские отношения (ссора лекаря с женой), легковерие людей, лечащихся у шарлатанов, и т.п. Многие шутки не лишены сатирической заостренности, делающей пьесу интересной и в качестве своеобразного социального документа о быте эпохи.
Северин Гиппократ, лекарь.
Его жена.
Рубин из Бенатка (Венеции), шут.
Пустерпалк, слуга лекаря.
Три Марии.
Авраам.
Исаак.
Разбежавшись сгоряча
Я приветствую врача,
Северина Гиппократа!
Заживем мы с ним богато.
Мой привет, веселый шут!
Как, скажи, тебя зовут?
Звать Рубином из Бенатка.
Целиком и без остатка
Пред тобой я для услуг.
Что возьмешь с меня, мой друг?
Киселю мне дай немножко,
А к нему — три новых ложки.
Расплатись такой ценой,
Буду верным я слугой.
По цене такой вольготной
Я найму тебя охотно, —
Ты ее назначил сам.
А теперь найти бы нам
Место, где расположиться
И на снадобьях разжиться.
Далеко ходить — зачем?
Ведь лекарства нужны всем.
Здесь разбей свою палатку,
И пойдет наш торг прегладко.
Вот тебе и стул складной,
Отдохни на нем с женой.
(поют).
Вы узнайте, стар и млад,
К вам приехал Гиппократ,
Врач de gratia divina[737],
Маг in arte medicina[738],
У кого здесь что болит,
Он вас вмиг оздоровит.
Люди добрые, по чести
Приношу такие вести,
Что послушать их не грех, —
Радость будет здесь для всех.
Бросьте, бабы, там шептаться,
Клеветою заниматься.
Помолчать вам в самый раз
И послушать мой рассказ.
К вам приехал мудрый, славный
Врач великий, что исправно
Исцелит любой недуг:
Равных нет ему вокруг.
Не стяжали столько славы
Никогда врачи — моравы,
Чехи, венгры, австрияки,
Ни баварцы, ни поляки,
Не лечил так ни один
Врач коринтец иль русин.
От захода до востока
Так никто не чтим глубоко,
Как великий Северин —
Мой искусный господин.
Из далекого он царства
Захватил с собой лекарства —
Дивных снадобий набор.
Не встречалось до сих пор
Раны, язвы или шрама,
Чтоб от действия бальзама
Не стянулись бы тотчас.
Если кто-нибудь из вас
Палкой бит, иль розгой сечен,
Иль клеймом каким отмечен, —
Все пожалуйте сюда!
Не останется следа
От клейма или дубины,
Стоит только господину
Раз взмахнуть своим мазком.
Если кто лежал пластом,
Тот от мази чудотворной
Вскочит вмиг, как пес проворный,
И завертится юлой.
Вы же, пани, кто красой
Дорожит лица и тела,
Покупайте мази смело:
Очень кстати наш товар
Для продленья ваших чар!
(Закончив монолог, Рубиу убегает в публику.)
Эй, Рубин! Рубин!
(Рубин не откликается.)
Эй, Рубин! Рубин!
Что прикажешь, господин?
Ну, Рубин, скажи, докуда
Звать тебя напрасно буду?
Я спешил к тебе с товаром
Да попался бабам старым.
Мази я тебе волок,
Разорвали мне мешок.
Глупым бабам в том потеха,
Мне же, право, не до смеха.
Приведу к тебе с собой