Вживание в атмосферу места происходит настолько эффективно, что для Мегрэ не составляет большого труда даже представить себе канву событий на борту рыболовецкого судна — ту самую «предысторию», которая оказалась причиной гибели двух человек.
То, что Сименон верен себе, подтверждает, например, и такое маленькое наблюдение. В романах, разделенных более чем тридцатью годами, один к одному повторяется финальная сцена: инспектор мирно беседует с «главным преступником» за бутылкой вина, в домашнем халате, при обоюдном желании воссоздать объективную картину предшествовавших событий («Уголок ньюфаундлендцев» и «Мегрэ и виноторговец»).
Вообще роль карающего меча закона чужда Мегрэ. Это «неправильный» полицейский, то дающий возможность преступнику покончить с собой, не доведя дело до судебной огласки («Гнев Мегрэ»), а то и вовсе отпускающий его с миром, так как убежден, что имеет нравственное право поступить таким образом («Человек, повесившийся в церкви»).
А в романе «Городок в тумане (Инспектор Кадавр)» ситуация смоделирована так, что только неофициальное расследование позволяет автору полностью раскрыть тайну убийства молодого человека и в то же время не применить никаких санкций по отношению к убийце.
«Погружение» Мегрэ в быт провинциального городка Сент-Обен, исполненное писателем традиционно обстоятельно, показывает всю убогую и ханжескую мораль его обитателей. Посильную помощь ему оказывает местный юноша, приятель убитого. «„Он из тех“, — говорил о ком-нибудь Луи. „Быть из тех“ в его понимании означало быть соучастником в заговоре молчания, принадлежать к числу людей, которые хотят жить, закрывая на все глаза, не вмешиваясь ни в какие истории, жить так, словно все в этом мире устроено наилучшим образом…»
Классическое для Сименона отношение пары «следователь — подозреваемый» выразил сам Мегрэ в этом же романе: «Мне кажется — я даже почти убежден в этом! — что, хотя вы и виновны в гибели Альберта Ретайо, вы в то же время сами жертва. Я даже скажу больше: вы были орудием преступления, но по-настоящему не вы виноваты в его смерти».
Множество житейских ситуаций, разнообразие места действия, социальной принадлежности героев и их возраста (от парижских клошаров до членов правительства, от французской провинции до Нью-Йорка, от подростков до стариков), представленные в серии «Мегрэ», дают читателю, кроме всего прочего, исключительную возможность познакомиться с миром людей. Вместе с тем Сименон неоднократно декларировал свою приверженность нескольким корневым сюжетам или темам, в равной степени реализуемым как в «Мегрэ», так и в «трудных» романах. Ведущей можно назвать тему «маленького человека», испытывающего нужду, отчаявшегося в битве за место под солнцем и нередко вынужденного идти на крайний шаг, отстаивая свое более или менее призрачное благополучие, свою честь, покой семьи («В подвалах отеля „Мажестик“», «Мегрэ и бродяга» и др.). Ярким примером может служить и поздний роман «Мегрэ и виноторговец», где роли главных действующих лиц — владельца винных заводов Шабю и его бухгалтера Пигу — четко детерминированы почти с самого начала действия. Даже вдова покойного виноторговца настроена однозначно: «Тот, кто убил, видимо, имел на это веские основания, а может быть, и моральное право. Какая польза обществу, если его посадят за решетку?..» Расследование Мегрэ сводится к накоплению информации, а поскольку убийца и не думал всерьез прятаться, то заключительная стадия расследования происходит на квартире Мегрэ.
«В уютной домашней обстановке, со стаканом грога в руке и трубкой в зубах, он походил на доброжелательного старшего брата, которому можно все рассказать…
— Вы так добры со всеми преступниками?
— Далеко не со всеми. Я бываю и очень злым.
— С какими людьми, например?
— С людьми типа Оскара Шабю.
Глаза Пигу разом посветлели, словно он обрел союзника…»
Оригинальным «оппозитом» к теме бедняков выступает тема «богатых», высшего света («Мегрэ путешествует», «Мегрэ и господин Шарль»), к которому комиссар полиции испытывает стойкую неприязнь. Техническая сторона дела осложнена явным дискомфортом процесса «погружения»: «Как раздражали его все эти люди с их привычками, не такими, как у простых смертных! Комиссар прекрасно понимал, что ему будет очень трудно во всем разобраться. И ему понадобилось бы немало времени, чтобы полностью освоиться в этой среде».
Критика выделяет также такую важную для всего творчества Сименона тему, как семейные отношения, чреватые драматическими коллизиями на почве мезальянса, адюльтера или глубокого взаимонепонимания. Вопрос денег — не только богатства, но и просто денег как средства существования — тоже весьма существенен в этих отношениях.
Нельзя не отметить особо и тему подростков, молодежи, их роли и места в обществе, семье; иногда в ней звучит и тема социально-политической ориентации, в частности — отношение к «революционному анархизму», захватившему в свое время умы многих молодых французов.
Для решения тех или иных задач Сименон порой изменяет роль Мегрэ: то отправит его на пенсию, то предложит заняться расследованием в частном порядке, то предоставит позицию наблюдателя, а то и попросит заняться мемуарами…
С годами фигура Мегрэ, его внутренний мир, философское отношение к событиям занимают все большее место в романах. Некоторые из них прямо посвящены биографии героя («Дело Сен-Фиакр», «Записки Мегрэ»). Детектив интенсивно сближается с «трудными» романами. «Мы с Мегрэ порядком изменились, — говорил Сименон в шестидесятые годы. — И в романах, где действует Мегрэ, я ставлю порой более сложные проблемы, чем в своих социально-психологических романах. Опыт и мудрость Мегрэ помогают мне разрешать их и делать доступными для читателей разных стран и разного культурного уровня».
Несмотря на то, что Мегрэ в процессе расследования почти не появляется в своем кабинете, романы с его участием нельзя отнести к динамичным. Основное их содержание — это диалоги, которые ведет комиссар полиции со множеством людей. Это именно беседы, а не допросы («Мегрэ с ужасающей очевидностью понял, что можно мгновенно парализовать сразу несколько человек простым вопросом: „что именно вы делали между шестью и семью вечера?“»), а смысл их хорошо виден из фрагмента разговора Мегрэ со своим давним другом доктором Пардоном:
«— Вы из тех, кто призван восстанавливать справедливость… И однако можно сказать, что, арестовывая виновного, вы делаете это как будто с сожалением.
— Так бывает, верно.
— В то же время вы принимаете расследование близко к сердцу, как если бы это касалось вас лично.
Мегрэ невесело усмехнулся.
— Ведь каждый раз я соприкасаюсь с чьей-то нелегкой судьбой и как бы заново прохожу жизненный путь этого человека, отыскивая мотивы его поступков… Когда вы идете к неведомому для вас больному, разве его излечение не становится вашим личным делом и вы не боретесь за его жизнь, словно этот больной самое дорогое для вас существо?»
В детективном романе Сименона, сохраняющем все внешние приметы жанра, все же центральным событием является не преступление и не процесс поимки злоумышленника, а судьба человека. Порой разграничительная линия между «Мегрэ» и «не-Мегрэ» оказывается весьма условной, ибо в социально-психологических, или «трудных», романах, по сути, происходит то же расследование криминальной ситуации, только ведет его сам Сименон, а в детективах расследование подчинено анализу нравственности и социальных отношений. Писатель стремится проникнуть в тайну души человека, и критика справедливо акцентирует внимание на мотивах, идеях экзистенциализма, фрейдизма, социопсихологии в широком смысле, активно осмысляемых в его творчестве.
О «неправильности» сименоновского полицейского детектива говорилось неоднократно. Мегрэ, верный своим принципам, вызывает неудовольствие у руководства своим непонятным гуманизмом, а потому (по названиям романов шестидесятых годов) «тревожится», «колеблется», «терпит поражение», «защищается»… Крупная фигура в служебной иерархии, он продолжает до последнего романа лично шататься по ночным кабакам, мотаться в маленькой служебной машине по бедняцким районам, заниматься наружным наблюдением подобно рядовому инспектору, а главное — совершенно неожиданно (а порой и противозаконно, как «по секрету» сообщает Сименон) подводит черту под своим расследованием…
Впрочем, еще ни один любитель детективов не отказался от Мегрэ лишь потому, что тот ведет себя не так, как положено комиссару (дивизионному комиссару) уголовной полиции. Многомиллионные тиражи и известность на всех континентах, научные исследования и памятник, поставленный на «родине» Мегрэ — в Дельфзейле в 1966 г., — красноречивое доказательство того, что «неправильный Мегрэ» нужен и интересен людям.
В 1972 г. с пишущей машинки Сименона сошел его последний роман. Случайно или нет, но им оказался очередной «Мегрэ»…
В последующие годы писатель обратился к мемуарам. «Всю жизнь я пытался понять людей… Теперь решил наблюдать себя. Это и есть самое трудное».
Романы
А Фелиси-то здесь!/Пер. Н. Брандис и А. Тетеревниковой//Искатель. — 1977.— № 1–2.
Бедняков не убивают/Пер. П. Глазовой//Иностр. литература. — 1964.— № 8.
В подвалах отеля «Мажестик»/Пер. Н. Немчиновой//Мастера детектива. — М., 1989,— Вып. 1.
Весенние ливни/Пер. Е. Бабенко и Л. Володина//Звезда Востока. — 1973. — № 8–10. [Загл. оригинала: Мегрэ и убийца].
Гнев Мегрэ/Пер. К. Северовой//Октябрь. — 1978.— № 3.
Городок в тумане (Инспектор Кадавр)/Пер. К. Северовой//Знамя. 1966.— № 8–9.
Дело Сен-Фиакр/Пер. Ю. Феличкина//Кодры. — 1983.— № 5–7.
До самой сути. — Л.: Лениздат, 1983; Рига: Авотс. 1985; Кишинев: Лумина, 1988.
Из содерж.: Мегрэ в Нью-Йорке/Пер. Е. Любимовой; Мегрэ у коронера/Пер. Л. Цывьяна.
Желтый пес. — М.: Изд-во иностр. лит., 1960; 1961.