– Зачем? – спросил Гэтридж. Хебден чуть помедлил и продолжил рассказ: – Чтобы жить с семьей. Мы провели там четыре года. Я, Телма и малышка. Жили на одном месте. Воду брали из колодца, а ели то, что давали залив и лес. Когда кончились патроны, я приспособился ставить капканы и смастерил себе пращу. Бывали перебои, но мы как-то всегда обходились. А потом случилось вот что: девочка исчезла. Ушла из дому и не вернулась. Тогда ей было пять лет. Я излазил все болота, но безрезультатно, искал вдоль берега ручья – километр за километром – и уже решил прекратить поиски, как вдруг увидел хижину. Совсем маленькую хижину. Я и не подозревал о ней. Она стояла на берегу речушки, и рядом была привязана лодка. У меня был с собой нож, и я готовился пустить его в ход. Открываю дверь ударом ноги… и вижу малышку. Сидит себе за столом и пьет молоко с пирогом. На другом стуле – старик лет восьмидесяти. Я у него спрашиваю, что он тут делает. А он отвечает, что живет здесь уже много лет. Один. Ловит крабов в ручье и раз или два в неделю отправляется в Дивайдин Крик, городишко в семи-восьми километрах отсюда. Он продает своих крабов и покупает немного продуктов. Ему ведь немного надо. Одинокий холостяк. Славный человек. С таким неплохо поболтать. Он мне нравился, и было жаль его: я ведь понимал, что мне придется от него избавиться.
Хебден набрал воздуха и продолжал: – Но при малышке я, конечно же, ничего не мог предпринять. Я отвел ее домой. Телма отругала ее и отправила спать, а мы обсудили, что к чему. Жена увидела, что у меня не лежит душа поднимать на него руку, и посоветовала быстрее действовать и больше не говорить об этом. Так что я вернулся в хижину в тот же вечер. Помню, как он смотрел на меня. Как будто не слышал того, что я говорю. Я придумал, что нам нужно молоко и спросил, не уступит ли он нам немного, а я уплачу вдвойне. Он смотрит на меня долго, потом поворачивается спиной и объясняет, что торгует не молоком, а только крабами, и охотно поделится со мной молоком, но денег не возьмет. Отличный старик, говорю я вам. Я был искренне расстроен. Я задумался и чуть не упустил время. Но потом спохватился и вонзил ему нож в спину. Только один раз. Он умер мгновенно. Я вытащил его на улицу и стал искать укромный уголок на болотах. Река для этого не годилась. Метрах в двухстах от хижины я отыскал трясину: опустил его туда стоймя, и он начал погружаться. Когда он исчез, я вернулся в хижину и нашел на полке коробку из-под сигар. Открываю ее – а там деньги. Долларовые билеты. Шестьдесят бумажек. На следующий день мы собрали вещи и уехали. Мы шли лесом. Малышка устала, и нам приходилось по очереди нести ее. Потом мы вышли на шоссе и договорились с водителем грузовика. Я рассказал ему байку: наши родственники, дескать, выставили нас на улицу, а он, в свою очередь, жаловался на родню жены. Он довез нас до Милвилла, и оттуда автобусом мы добрались до Филадельфии.
– Давно это было? – спросил Гэтридж.
– Я ведь сказал уже, – устало вздохнул Хебден. – Девятнадцать лет тому назад мы поселились в доме. Четыре года провели там.
– И с тех пор туда не возвращались? – спросил Гэтридж.
– Нет.
– Так откуда ты знаешь, что он все еще стоит? – Стоит. Наверняка.
– Но ты не можешь быть в этом уверен.
– А я в одном уверен, – заметил Рензигер, – у тебя дрожат коленки. Ты не против взять карамельку, но ладони у тебя влажные, и леденец выскальзывает.
– Отстань, – огрызнулся Гэтридж. Он забормотал что-то про себя, потом заговорил. – Ладно. Когда мы попробуем? – Сегодня, – сказал Хебден. Гэтридж подскочил на месте.
– Почему сегодня? – А почему бы и нет? На это возразить было нечего. Гэтридж вернулся на койку, сел й уставился в пол. Через несколько минут дверь камеры открылась, они вышли в коридор и присоединились к другим заключенным, ожидавшим своей очереди для утреннего туалета. Было шесть часов пятнадцать минут. В шесть двадцать они читали завещание, согласно которому после смерти у них заберут глаза, чтобы совершить трансплантацию слепым. Они подписали размноженный на ротаторе листок, приготовленный на отдельном столе в столовой. Во время завтрака Хебден заметил, что Гэтридж ест меньше обычного. И медленнее.
– Давай наворачивай, – подбодрил его Хебден. – Надо набраться сил. Гэтридж взял в рот немного рагу и поковырял картофель. Он жевал медленно, пытался проглотить и не мог. В конце концов он запил глотком кофе. Его глаза неотрывно следили за стрелками настенных часов. Они показывали семь часов десять минут.
– Перестань думать о времени, – прошептал Хебден.
– Меньше двух часов, – также тихо ответил Гэтридж.
– У нас меньше двух часов, а ствола пока нет. Как мы его раздобудем? – Как решили, – ответил Рензигер.
– Может, существует лучшее решение, – прошептал Гэтридж. – Может быть, если мы…
– Нет, – ответил Хебден. – Делаем как решили. И ничего другого. Тут рядом с ними вырос надзиратель.
– А ну замолчите, все трое. И чтоб это было в последний раз. Надзиратель ушел. Шепот прекратился. Через несколько минут раздался звонок, и вместе с другими заключенными троица положила ложки и чашки и поднялась. Выходя из столовой, Гэтридж еще раз посмотрел на часы.
– Смотри перед собой, – крикнул ему кто-то из охраны.
– Я просто взглянул на часы, – пробормотал Гэтридж.
– Зачем это? – усмехнулся охранник. – У тебя что, свиданка? И тут он заметил, что лоб Гэтриджа блестит от пота, толстые губы дрожат, а челюсти сжаты. Охранник подошел поближе.
– Что с тобой? – Ничего. Но охранник не отставал. Он пошел рядом: – Скажи мне правду. Что происходит? Гэтридж открыл рот и понял, что не знает, что ответить. Рензигер пришел ему на выручку: – Оставь его, паренек. Ты что, не видишь, что он нервничает? – Ас чего бы ему нервничать? – Он записался на обследование глаз. А теперь жалеет. Вообразил себе, что у него заберут глаза прямо сейчас.
– Не глупи! – сказал охранник Гэтриджу. – Тебя никто и пальцем не тронет. Посмотрят твои гляделки и все. – Он отошел от приятелей. Рензигер и Хебден с облегчением вздохнули.
– Еще бы немного, и ты бы сорвался, – сказал Рензигер.
– Это не повторится, – заверил его Хебден. Он повернулся к Гэтриджу. – Верно ведь, Гэтридж? Но колосс его даже не слышал. Они подошли к двери камеры. Раздался свисток, они повернулись лицом к двери. Сработал механизм, дверь открылась, они вошли, и дверь стала на место. Гэтридж сразу направился к койке и бросился на нее, лицом в подушку. Но тут же поднял голову и посмотрел на них.
– Не могу, – сказал он. – Я пробовал. Но не получается.
– Ты постарайся, – сказал Хебден. Гигант затряс головой.
– Уверяю тебя, – простонал он. – Ничего не получится. Нам не на что и не на кого рассчитывать.
– Это не так, – возразил Хебден. – У нас есть один человек. Он выдержал паузу. Потом ткнул пальцем в Гэтриджа.
– Этот человек – ты. Ты приводишь в действие весь наш план. И я убежден, что ты сделаешь все, что требуется. Гэтридж провел рукой по лицу. Потом вопросительно взглянул на Рензигера. Человек с седыми волосами кивнул.
– Мы верим в тебя, – сказал он. – Без тебя мы ничего не можем.
– Это правда, – подхватил Хебден. – Без тебя все сорвется. Ты разве не понимаешь, Гэт? Мы ставим на тебя. И только на тебя. А ведь рискуем мы не деньгами, а своей жизнью. Гэтридж застыл на месте. Прошло несколько долгих мгновений, потом он медленно, очень медленно поднял руку и рукавом вытер пот, струившийся по лицу.
– Хорошо, – сказал он. – Я сделаю все, что смогу. Гэтридж заявил только о намерениях, но сделал это новым для себя тоном. Раньше он был всего лишь стокилограммовой тушей, которая умела давить беззащитные жертвы. А так как жертвами его всегда были женщины, и, кроме удовлетворения сексуальных потребностей, его ничего не интересовало, то в секции ПГ он не пользовался уважением. Но теперь, в его представлении, презрение отошло в прошлое. Ему сказали, что он нужен и важен, и эти слова зажгли в его глазах новый огонек. Полтора часа спустя все трое ПГ находились в помещении, оборудованном под кабинет офтальмолога. Большая комната со столами и металлическими стеллажами легко вмещала семнадцать посетителей, выстроившихся в ряд у задней стены. За одним из столов служащие разбирали картотеку. Два глазных врача и две медсестры принимали больных. За ними на стене красовались таблицы определения остроты зрения. За порядком наблюдали двое вооруженных охранников: один прохаживался перед заключенными, другой стоял в глубине комнаты. Время от времени они требовали тишины и напоминали, что нельзя нарушать строй. В комнату все время кто-то входил, особого порядка не было, заключенные менялись местами. Хебден с приятелями занимал в очереди три последних места.
– Первый, кто выйдет из строя или заговорит, будет наказан, – предупредил охранник. Он стоял теперь у двери, через которую входили и выходили. Была еще одна, боковая дверь, не запертая на ключ, и Хебден мысленно прикидывал расстояние до нее. Что-нибудь около двух метров. Очередь продвинулась. Теперь полтора. Обернувшись, он попытался определить расстояние до охранника. Около шести метров. Очередь снова продвинулась, и теперь он находился уже в метре от заветной двери. Он вышел из строя и, глядя на охранника, поднял руку, прося разрешение задать вопрос. Охранник кивнул, давая разрешение, но Хебден не шелохнулся. Охранник снова сделал ему знак, но Хебден 8 Стив Крэг и звезда в опасности застыл на месте. Охранник, казалось, терял терпение. Хебден беспомощно развел руками: дескать, он не уверен, что правильно понял знак. Раздраженный охранник сделал несколько шагов: – Ну, что тебе надо? Хебден пробормотал что-то себе под нос, так тихо, что охранник ничего не расслышал. Он сделал еще несколько шагов. Прошел мимо Рензигера, мимо Гэтриджа и обратился к Хебдену: – Что случилось? Хебден продолжал бормотать. Охранник шагнул еще раз. В этот момент Гэтридж шевельнулся. Он стоял у охранника за спиной. Левой рукой гигант зажал охраннику рот, а правой сдавил его, как клещами, поперек туловища. В тот же миг Рензигер открыл боковую дверь. Служащие, медсестры и врачи занимались своими делами в другой части комнаты, и второй охранник сосредоточил все свое внимание на них. Остальные заключенные не шелохнулись. Они выполняли команду: смотрели прямо перед собой и ка