– Не советую, – заметила Телма.
– Да? И почему же? – удивился Хебден. Телма кивнула в сторону Веры.
– Из-за нее. Не стоит перегибать палку. Хебден все еще держал ружье, но смотрел уже не на Джандера, а в пол.
– Уезжайте, – сказала Телма. Она смотрела, как он встает, как идет, качаясь. Он наткнулся на сумку и чуть не упал. В сторону Веры он даже не взглянул. Рука его легла на ручку полуоткрытой двери; он толкнул дверь и вышел. Через несколько минут он сел за руль «форда» и включил зажигание. Он выбрался на дорогу задним ходом и тихо поехал. Он изо всех сил старался сосредоточиться на том, что делает. В среду, несколько недель спустя, Джандер сидел за своим письменным столом в агентстве. Уже больше часа он размышлял, закончив работу. Он так глубоко задумался, что не слышал, как открылась дверь.
– Опять? – спросил Котерсби. (Джандер поднял на него отсутствующий взгляд). – Ты не хочешь сказать мне, в чем дело? – Нет, Мак. Спасибо за заботу.
– Не за что. Джандер заметил, что его товарищ словно бы скинул несколько лет. В глазах и в голосе чувствовалась молодая сила.
– Если тебе нужна помощь…
– Нет, Мак, прошу тебя.
– Ты мне здорово помог в ту ночь, когда мне не на кого было опереться. Помнишь, когда мы поехали в тот ресторан, в Нью-Джерси? – Помню, – сказал Джандер.
– Знаешь, я больше не езжу туда. – Котерсби энергично потер руки. – Все прошло. Я переболел.
– Тем лучше для тебя. Котерсби продолжал потирать руки, и Джандер почувствовал, что Котерсби старается крепиться и выдает желаемое за действительное. Но маска не могла долго держаться. Котерсби тяжело вздохнул, и плечи его ссутулились.
– Она там больше не работает, – сказал он. – Уехала однажды вечером и больше не возвращалась. Он внезапно отвернулся. Мак не хотел, чтобы Калвин видел его лицо. Он направился к двери, на пороге остановился: – Пойдем, выпьем по стаканчику.
– Не сегодня, Мак. Котерсби вышел из кабинета. Джандер вытащил сигарету и закурил, ни о чем не думая. Потом он вернулся к своим мыслям. Воспроизвел в памяти недавний телефонный звонок в инвестиционный банк: он попросил соединить его с М. Норманом Лейтоном. Так как надо было представиться, он назвал довольно известное в Филадельфии имя. Его соединили с Лейтоном, и после ряда сбивчивых объяснений ему удалось представить дело так, будто он был когда-то знаком с неким Норманом Лейтоном, и теперь хочет узнать, тот ли это Лейтон или нет. Из разговора с банкиром он выяснил, что тому пятьдесят четыре года, а его супруге несколько меньше. Что у них есть сын и дочь, у обоих семьи и куча ребятишек. Лейтоны по-прежнему проживают в «Грин Хейвн» в Рэдноре. Больше Джандер не выдержал. Он пробормотал извинения и положил трубку.
Вспоминая голос Лейтона, он прикрыл глаза. Потом открыл их и посмотрел на часы. Сигарета в пепельнице сгорела наполовину. Он затушил ее, закурил новую и поднял телефонную трубку. Позвонил домой. Ответила сестра. Она тотчас начала браниться и заявила, что если он не собирается к обеду, то должен был предупредить раньше. Ее сменила мать, и пока она уговаривала сына прийти домой поесть, он все время слышал сварливый голос сестры. Он сказал, что едет.
Кровь соляркеЖорж Байль
© Перевод с французского Е.Л. Лившиц
I
В три часа ночи резкий звонок будильника разбудил Шапа. Он вскочил с постели, привычным движением пальца задавил звонок и сразу включил свет, чтобы снова не заснуть. Стрелки часов показывали без десяти минут три: еще десять минут можно было полежать. Он включил маленький круглый рефлектор, направил его на стул с одеждой и снова закрыл глаза. Все шло по заведенному порядку.
Он специально ставил будильник немного раньше срока, ему нужны были эти несколько минут, чтобы набраться решимости. Палец его тоже неизменно находил кнопку, не больше одного-двух раз в год он промахивался и попадал в пепельницу, но воб– щем это было скорее исключением. Зимними ночами он включал обогреватель: комната была холодной, дом просторным, и Шап, водитель грузовика, жил в нем один. Красноватый свет нагретой спирали создавал уют, к тому же немного согревалась рубашка, разложенная на стуле так, что рукава ее касались пола.
Ровно в три он взял будильник в руки, задумчиво посмотрел на циферблат, поставил часы на место и решительно встал. Наскоро одевшись, Шап натянул кожаные сапоги, пристукнул каблуками по паркету, чтобы нога вошла до конца, и отправился умываться.
Кухонные окна покрывал сложный узор инея. От сухого мороза телефонные провода по ночам мелодично позванивали. Градусник на террасе показывал минус тринадцать. Шап взглянул на него, прежде чем спуститься в гараж, присвистнул и подумал, что в Обраке не больше минус восемнадцати. Хорошо утепленный гараж не так уж промерз, он был выстроен в каменистом склоне, и температура его была более или менее постоянной. Шап отворил только одну створку двери, сел в грузовик, включил обогреватель цилиндров, открыл кран солярки, выключил сцепление и надавил ногой на акселератор. Когда сопротивление обогревателя раскалилось, он запустил стартер, и мотор громко заработал. Он мягко отпустил педали, вышел из кабины и сморщился от заполнившего гараж дыма. Повинуясь все тому же раз и навсегда заведенному порядку, Шап сначала заводил дизель, а потом уже шел пить кофе. Кофе запел в электрокофеварке. Шап пошарил в буфете и достал чашку. В стеклянную дверь кухни постучали: – Заходи! – крикнул Шап. И достал вторую чашку.
– Привет! – поздоровался Рагонден. – Не помешаю? – Нет, видишь, я приготовил две чашки. Старик снял куртку «аляску», сел около кофейника, отключил его и энергично потер руки.
– Мороз такой, что хоть ноги уноси, – сообщил он, глядя на дымящийся кофе.
– Минус тринадцать, – уточнил Шап, разливая обжигающий напиток. – Куда это ты в такую рань? – В Бордо. Отвожу кабель на катушках для завода Джонты… Ну и горячий у тебя кофе! – Идешь с полной загрузкой? – Шесть тонн для Ажен, а ты? – А я, – Шап достал бутылку коньяка, – до Клермон-Феррана, а оттуда – в Иври, в общем, в Париж! – По такому холоду тебе не поздоровится!
– Подумаешь, – фыркнул Шап, – пока мороз сухой, это ерунда.
– Едешь один или с напарником? – Один. «Сорер» отправился в Ним. Рагонден и Шап оба были владельцами своих грузовиков. Рагондену уже стукнуло шестьдесят, Шапу было тридцать пять. Оба большие и сильные.
– Я услышал, как ты заводишь мотор, – объяснил Рагонден, и решил напроситься на кофе. Если уж быть точным, я как раз опрокинул свой кофейник и решил махнуть рукой… Да еще спал неважно… Ты даже не представляешь, какой невыносимой становится женщина, когда стареет… она всю ночь напролет вздыхала… что-то у нее там болело.
– А твой сын? – Вот-вот. Этот болван собирался отчаливать в четыре. Наверное, я потому и спал плохо: боялся забыть. Была половина четвертого; Шап налил в теплые чашки коньяку, и они выпили. Шап был привязан к старшему Рагондену – сумасброду и весельчаку, человеку весьма и весьма неглупому, и к тому же всегда готовому прийти на помощь. Их гаражи находились по соседству. Над ними, рядом с крутым обрывом серой скалы, стоял дом Шапа. Между домом и скалами находился крутой склон, усеянный обломками горной породы, где жили кролики и лисицы. Двадцатью метрами ниже дом Рагондена. Еще сто метров – и начиналась деревня, маленькое лангедокское селение, примостившееся на горном склоне. Живописная, дикая и унылая природа.
– А вот и твой сын, – заметил Шап.
– Привет! – сказал Рагонден-младший. – Ну и как? – обратился он к отцу.
– Что значит «как»? – с достоинством переспросил отец.
– Ты опять опрокинул кофейник на пол? – Пей! – сказал Шап, протягивая ему чашку.
– Спасибо!.. И все же… это наваждение какое-то. Если тебе удастся напиться в нашем доме утреннего кофе, с меня причитается… или ты выпьешь, но холодным, потому что старик не имеет терпения дождаться, пока тот согреется. Ах ты черт!., да еще от матери попало.
– Твоя мать проснулась? – А то нет! Ты устроил такой грохот! – Завел машину? – Ты сам не слышишь? – Скоро этому сопляку и слова сказать будет нельзя. Клан Рагонденов шумно обсуждал свои дела и не делал из них секретов. Их мнение было всем всегда известно. Шап иногда обедал со своими приятелями. Все трое вышли, застегивая куртки. Шап запер дверь и повесил ключ в углу террасы, для женщины, которая придет убирать.
– Поезжай! – сказал Рагонден. – Мы закроем гараж.
– Спасибо!.. Передайте Рафаелле, что меня не будет четыре-пять дней.
– Хорошо, скажем. Доброго пути.
– Спасибо.
– И не застрянь у какой-нибудь телки. Шап засмеялся. Он хлопнул дверцей, зажег фары, включил первую скорость и пустил мотор полным ходом, чтобы подняться по крутому склону, который начинался в пяти метрах от гаража. Он еще раз махнул рукой. До почты он ехал на первой. Рагондены с симпатией смотрели ему вслед. Когда задние огни исчезли за поворотом на Беделлу, они тщательно закрыли гараж и пошли к своему грузовику. У почты Шап выполнил сложный маневр, медленно съехал задним ходом по крутому склону метров на сорок вниз и оказался перед другим склоном, который после трех километров петляющей дороги выводил на шоссе государственного значения № 6, которое ведет из Тулузы в Экс-ан-Прованс. Местность была пересеченной, подъемы чередовались со спусками, и виражей было предостаточно.
Выполнив маневр, Шап заблокировал ручной тормоз, спустился на колею и обошел кругом грузовик, чтобы убедиться, что все в норме, снова поднялся в кабину. Он закурил сигарету, натянул перчатки на меху и поехал. Фары далеко освещали местность, противотуманный луч выхватывал повороты, и в его бледном свете Шап различил, что дорога блестит ото льда. Ночь была довольно холодной. Внизу спуска, после виража у акаций, Шап вошел в полосу тумана, выключил фары, оставил противотуманное освещение и уменьшил скорость, так как малейший нажим на тормоз отправил бы машину в кювет. От километра к километру Шап останавливался, выходил из кабины, крепко тер ветровое стекло, чтобы счистить иней, смазывал его спиртом. Это сильно задерживало его. После равнины Ломьер грузовик вырвался из тумана. Шап удовлетворенно вздохнул, закурил сигарету, поудобнее устроился на сиденье и без малейшего затруднения поднялся по склону Северак. У него замерзли ноги, из носу текло, он до ушей поднял воротник куртки; он рассеянно вел машину и думал о разных разностях. В общем и целом Шап чувствовал себя счастливым. Ему было тридцать пять лет. Он был сильным и крепким, с лицом индейца, которое все больше дубело на просторах Франции, чувственным ртом и умными глазами, освещавшими все лицо и делавшими его оживленным и мечтательным. Вскоре после возвращения Шапа из немецкого плена его родители умерли, и он женился на дочери торговца семенами. Брак как брак, который к тому же скоро оборвался, так как несколько месяцев спустя жена умерла от брюшного тифа. Шап остался один со своими грузовиками. Позже, без большой необходимости, он снова женился, но этот новый союз потерпел полнейшую неудачу. Его нежная и романтическая жена бросила его ради более страстного любовника. Ее странный муж, лишенный чувства ревности, достаточно равнодушный к окружающему миру и погруженный в какие-то неведомые мечты, быстро наскучил ей. В день ее бегства Шап поехал отгрузить семь тонн цемента для строительства, которое он обеспечивал материалами. Он не чувствовал себя грустным. Скорее, усталым. Повсюду, словно пластырь на душе, возил он с собой какую-то странную усталость, не оставлявшую его с военных лет. Через несколько дней после этого события старый Рагонден прояснил ситуацию. Они занимались коробкой скоростей Роше – Шнейдер. Шап ползал под грузовиком, а старший Рагонден тянул коробку на себя на подвижном домкрате.