– Я вот думаю, – сказал он, – с чего это ты женишься направо и налево? – То есть? – Когда мужчина хочет жениться, это видно. Когда не хочет, тоже видно. Ты вот сделал это уже во второй раз, но, сдается мне, без особого желания.
– Верно! – удивился Шап.
– Так что же? – Не знаю, – устало проговорил Шап. – Сам не знаю, для чего я это делаю. Меня это в общем не особенно вдохновляет.
– Ты эгоист и в определенном смысле лентяй. Усложняешь себе жизнь неизвестно из-за чего и отравляешь ее другим. Ну что, сделал ты счастливой свою жену? – Иногда мне так казалось.
– Послушай! – сказал Рагонден. – Таким темпом ты приблизишься к разряду голливудских актеров и будешь выглядеть по-дурацки. Когда ты почувствуешь, что это серьезно, женись на здоровье, я первым буду рад видеть жену в твоем доме. А пока подумай на досуге, всему свое время.
Они закончили разбирать коробку. Шап тщательно протирал ведущий вал и его шестерни и в то же время размышлял над словами Рагондена. С того дня Шап разумно организовал свою жизнь. Ему стало легче, вернулось душевное равновесие. Рафаелла – приходящая домашняя работница – занялась домом, старым, просторным и достаточно удобным (было даже центральное отопление, но им редко пользовались). Питался Шап, как правило, в ресторане, иногда у Рагонде– нов, иногда у себя. В этом последнем случае он открывал банку консервов и наливал себе стакан превосходного вина. Он завел себе двух женщин. Одну в северной, а другую в южной оконечности маршрута, в конце шоссе № 9, которое Шап часто бороздил от Парижа до Перпиньяна. Это было достаточно удобно:Шапнавещал их в своих поездках, а они не могли ответить ему тем же, что его вполне устраивало. Такая рациональная организация бытия поддерживала его в прекрасной форме. Вот почему в это холодное январское утро в кабине мощного грузовика Шап счел свою судьбу вполне удовлетворительной.
II
Около восьми утра Шап затормозил перед гостиницей, где любили отдыхать водители. Несколько грузовиков с капотами, укрытыми одеялами или куртками, ждали своих хозяев. Шап пристроился за грузовиком толстяка Бернара де Серена, который с завидным постоянством придерживался маршрута Безьер – Клермон. Толкнув запотевшую стеклянную дверь, Шап улыбнулся: в шоферских кругах его считали веселым и приветливым парнем. За длинным столом вдоль стены несколько водителей плотно завтракали. За точно таким же столом, у стены напротив, крестьяне пили красное вино. Посредине зала гудела печка. В глубине стоял большой стеклянный буфет со всевозможными напитками. Дверь в правом углу вела на кухню.
– Кто это к нам пришел? – закричал Серен, указывая на Шапа пальцем. Эта «тонкая» шутка вызвала всеобщий смех.
– Мне кажется, – заметил Этшегоен, – что я его уже где-то видел. Шап вежливо посмеялся. Он пожал протянутые ему руки и занял место рядом с Сереном.
– Куда едешь? – спросил Серен.
– В Париж, – ответил Шап. И добавил доверительно: – Охота пощупать девок. Вокруг засмеялись, крестьяне приняли вид оскорбленного достоинства, официантка тепло и снисходительно улыбнулась Шапу. С официантками Шап всегда был идеально любезен. Из-за этого он был у них на хорошем счету и не раз пользовался их милостями. Он с удовольствием поел обжигающе горячего супа, кусок ветчины, затем омлет. Этшегоен рассказывал о каком-то ничем не выдающемся случае: – Если бы этот болван умел водить машину, он бы проехал. А тут я высовываюсь, понимаете, и вижу, что он в кювете… У него был «крайслер», настоящий танк… он достает трос… видели бы вы этот трос, не толще веревки! Ну, я тяну его, и он лопается… Гад! Его не слушали. Рассказы Этшегоена не представляли интереса, поскольку он умудрялся вечно опускать самые существенные детали. Внимание быстро рассеивалось.
– …И он говорит мне: «…Мой трос приказал долго жить…» – Плевать на твой трос, – сказал Серен. – Вы слышали, что Раш разбился? – Раш?! – Да. В прошлую среду, около девяти утра, на спуске Трюель. Знаешь эту дорогу, Шап?
– Знаю.
– Раш ехал в гору с восемью тоннами груза… Пять метров ширины, местами не больше четырех. По одну сторону откос, по другую – овраг. Примерно на середине подъема Раш встречает автобус из Вильфранш, который идет вниз. Автобус прижимается к откосу и останавливается. Раш на мгновение заколебался. Должно быть, почувствовал конец. Он остановился, потом потихоньку поехал. И вот когда он поравнялся с автобусом, его правые колеса шли по самому краю дороги, земля не выдержала веса, и Раш съехал до ручья, который течет на дне оврага. Грузовик, рассказывают, катился как бочка. Раш умер на месте. Последовало молчание. Каждый представлял себе лицо Раша и его здоровенный «мак». Раша знали мало, так как он редко ездил по тем же дорогам, что и сотрапезники, но этот трагический конец никого не оставил равнодушным.
– Мне рассказывали, – продолжал Серен, – что шофер автобуса ни при чем, но он настолько потрясен, что не хочет больше водить машину. Ушел работать механиком в автобусный парк.
– Я его понимаю, – отозвался напарник Этшегоена, – от такого не поздоровится. Ты не виноват, но твердишь себе, что если бы не ты, то парень был бы сейчас жив.
– Эти грузовики ездят слишком быстро, – объяснил один крестьянин другому. – И в один прекрасный день – хлоп! – Только мокрое место осталось! Серен пожал плечами и картинно сплюнул в сторону печки.
– Кто этот Раш? – поинтересовалась хозяйка.
– Вы не знали его. Он из Эльзаса. Он практически не ездил по этому маршруту.
– Вот она, жизнь, – театрально вздохнул Этше– гоен. – Я называю это хреновым невезением.
– Когда не везет, – заметил его напарник, – всегда хреново.
– Да, черт подери, да!
Незнакомый водитель, завтракавший в самом конце стола, принял участие в разговоре.
– Однажды мне чертовски не повезло в Лоте, в ущельях между Эстеном и Энтрангом, из-за одного шоферюги. Уверяю вас, что когда ты понимаешь, что сейчас полетишь в пустоту, ощущение не из приятных. Я весь взмок. Длилось это, наверное, мгновение, но мне показалось вечностью. Я был уверен, что разобьюсь на скалах на дне ущелья. В конце концов я относительно легко отделался… сломанным носом, переломом плеча, еще мелочи. Но я пережил такой ужас, что целый месяц ходил сам не свой. Не осмеливался водить машину. Он покачал головой и добавил: – Самое неприятное – это страх. Хозяйка вздохнула и вернулась в кухню. Водители задумчиво курили сигареты в ожидании кофе. Шап доел омлет, взял сыру, допил последний стакан вина и закурил «Голуаз». Официантка подбросила топливо в печку. Автобус на Сент-Шели-д’Апшер остановился на минутку перед рестораном, и двое крестьян поспешно вышли, чтобы сесть в него. Хозяйка подала кофе, разговор возобновился, заговорили о другом.
– Шап! – громко позвал Этшегоен, – пока мы все не разъехались, расскажи нам какой-нибудь случай, поржать охота.
– Шап, мальчик мой, – отозвался с наигранным удивлением Серен, – почему ты молчишь? – Ну… у меня нет ничего новенького.
– Те-те-те, знаю я тебя, – усмехнулся Серен. – Если Шап рассказывает, я всех угощаю ромом.
– Принесите ром, – закричал его напарник, – он не посмеет отказать.
– Ну вы уж слишком…
– Историю с ляжкой… – подсказал Этшегоен.
– Да-да! Вот именно! – На вас не угодишь, – сказал Шап. Он засмеялся и на мгновение задумался, глядя в свой кофе.
– Ну, давай… Шап поведал им историю о баронессе и быках. Она была довольно игривой, и как раз в том жанре, который нравился его собеседникам. При последнем слове Серен оглушительно хлопнул себя по ляжке и стал радостно и дружелюбно хохотать. Официантка захихикала и с обожанием взглянула на Шапа. Крестьяне снисходительно усмехнулись: они не очень поняли, в чем соль.
– «Но бык всякий раз меняет корову!» – повторил Этшегоен и низко наклонился над столом, чтобы всласть посмеяться. – Шап! Ты – мастак! Постепенно восстановилась тишина.
– Все это хорошо, – заметил напарник. – Но нам уже четверть часа тому назад пора было выезжать. Это замечание подействовало. Все встали и запахнули куртки. Этшегоен, ехавший на юг, отправился первым.
– Езжай, – сказал Серен Шапу, – я за тобой. Они пожали друг другу руки, и Шап сел за руль. Проезжая мимо ресторана, он приветливо помахал официантке, затем его лицо приняло обычное для него меланхоличное выражение. Он включил третью скорость и выехал на шоссе.
III
«А вот и канал Сен-Мартен, – подумал Респланди. – Пока я еще не нарушил закона, но минут через десять мой статус изменится. Я устрою такую штуку, что против меня подымутся все силы защиты общественного порядка, а я перестану принадлежать к благопорядочной части человечества… Как подумаю, так в животе что-то сжимается, как будто собираюсь идти к зубному».
– Непорядок с пищеварением? – поинтересовался Виктор, внимательно наблюдавший за ним.
– Не твое дело, – сухо ответил Респланди. Сидевший слева от него Швоб, казалось, не слышал этого разговора. Он тоже выглядел озабоченным. На переднем сиденье ведущий машину Поль и Скополотрони не выражали никаких эмоций. Скополотрони носил пенсне, которое делало его похожим на старого преподавателя.
– Ровно девять, – неожиданно сказал Скополотрони. – Все отлично. В девять часов десять минут мы должны быть на месте. Успех зависит от нашей точности.
– Мы успеем, – заверил Поль. «Да нет, я и сейчас уже вне закона, раз еду в украденной машине. Я и не думал об этом, ко всему привыкаешь. О Господи! Если бы мне не так были нужны деньги, сидел бы я сейчас себе преспокойно с удочкой на бережку». Черная машина с ведущими передними колесами, модели 1939 года, не спеша двигалась к цели экспедиции. Респланди с интересом поглядывал на полицейских, которые регулировали движение. Время от времени он ощупывал под габардиновым пальто твердые очертания пистолета, но наличие оружия не успокаивало его.
– Внимание! – снова заговорил Скополотрони, – мы подъезжаем. Не спешите, но и не медлите. Ты, Поль, не сходи со своего места. Респланди, оставайся в холле, не доходя до привратницкой. Мы спустимся не спеша, аккуратно закрывайте дверцы машины.