«Ехать задним ходом, чтобы спуститься на ровную дорогу, – думал Шап. – Нет, не удастся. Съеду в сторону и опрокину грузовик в кювет». Он подумал, сошел вниз метров на десять, поставил зажженный фонарь в снег и вернулся к машине. Он ехал тихо-тихо, ориентируясь на слабый свет фонаря. Он проделывал маневр раз за разом, переставляя фонарь вниз метров на десять.
С четвертой попытки грузовик заскользил и раздавил фонарь. Шап, готовый к любой новой неприятности, поискал в снегу, нащупал обломки лампы и бросил их в кабину. Ему оставалось спуститься метров на пять-шесть. Он долго примеривался, поехал вслепую и съехал. Здорово сработано… Шап заблокировал колеса, включил скорость и потянул ручной тормоз. Он снял куртку, и, оставшись в одном свитере, начал отворачивать болты колес.
Сделав это, он залез под грузовик, нащупал место щитка рессор, разгреб руками снег, чтобы домкрат стоял на твердой земле. Снег забился между брюками и рубашкой, холодил живот и ноги. Он приподнял грузовик с одной стороны, снял колесо, поставил его перед фарой и надел на шину снеговую цепь. У Шапа заледенели руки. Непослушными пальцами он старался натянуть поперечные звенья, отвоевывая сантиметр за сантиметром. Путем бесконечных усилий ему удалось надеть цепь на колесо, и тут отказал рычаг затвора… Мокрый от пота Шап бросил шапку на землю и отправился за клещами и пробойником. Когда колесо встало наконец на место, он повторил ту же операцию с другой стороны. Стоя на коленях в снегу он не менее четверти часа отыскивал две отскочивших гайки, потом закрепил второе колесо. Было уже четыре часа ночи, Шап на ногах не стоял от усталости, талая вода текла у него по шее и по спине, мокрый живот заледенел.
Шап опустился на подножку грузовика, закрыл глаза, и его начало трясти. Неимоверным усилием воли он заставил себя встать и на– ощупь собрал инструмент. Усталость и растерянность привели его в странное состояние. Он стащил с себя мокрые свитер и рубашку, надел «аляску» прямо на голое тело, завел мотор, выжал сцепление, включил первую скорость и отпустил сцепление. Цепи вгрызлись в снег, вошли в него, уплотнили, и грузовик поехал. Остальйую часть дороги Шап проехал как бы в прострации.
Его бросало то в жар, то в холод, острая боль пронизывала спину между лопатками, поднималась к затылку, голова была в жару. К половине шестого утра он добрался до гаража, волоча ноги поднялся к себе, схватил бутылку коньяка, выпил стакан. Затем разделся, завернулся в шерстяное одеяло, вытянулся на постели и отключился.
V
Весь следующий день в Косе шел снег. Ветер свистел, сдувал его, наметал сугробы. Дороги на юг, однако, оставались свободными, поскольку там снегу выпало всего ничего. Пье взял «сорер» и отвез в Монпелье груз для виноделов, Санш, второй шофер, застрял где-то с «берлье». Шап с утра отгрузил хлопок и быстро вернулся домой. Он пытался бодриться, но у него ничего не получалось. Мысль о бедняге, захороненном в снегу, не давала ему покоя. «Ну и дурака я свалял, – повторял он себе. – Я обязан был сообщить в полицию. Тогда мне не было бы так тошно». Он не считал себя по-настоящему виноватым, хотя и не совсем понимал, почему. Рафаелла возилась на кухне.
Шап перекинулся с ней несколько словами, потом спустился в погреб под террасой, включить отопление. Оно ни разу не работало с прошлой зимы; Шап почистил его, наполнил бак водой, наколол дров. Хозяйственные хлопоты успокоили его, но тревога не исчезла, она только стала переносимой.
– Включаете отопление? – спросила Рафаелла. Она стояла за его спиной. Шап вздрогнул.
– Как видите, – улыбнулся он.
– Ну что ж, это целое событие.
– Дом простыл, – сказал Шап и засыпал в топку ведро угля.
– Уж кому об этом знать как не мне… Я разожгла плиту на кухне, приготовила вам кофе, больше ничего не надо? – Да нет, как будто.
– Отлично, тогда я ухожу. Шап заполнил топку, проверил тягу, потом задумчиво почесал себе нос.
– Пойду-ка смажу машину, – подумал он вслух. В гараже он бессмысленно уставился на грузовик, потом встряхнулся и принялся за работу. Он начал с самых доступных масленок – мотора, колес и рессор. Затем лег под машину, чтобы наполнить масленки карданного вала. Когда он оказался под правой подножкой примерно в том положении, в каком был вчерашний бедолага, в голове его мелькнула мысль, так что он даже выронил шприц. Минуту он пребывал в неподвижности и, закрыв глаза, напряженно думал. Потом пополз к передним колесам, подлез левой частью груди под колеса, при этом глаза его изучали подвеску и кожух.
– Если я действительно раздавил грудную клетку тому парню колесом, – пробормотал он, – я никак не мог уделать ему таким образом физиономию. Он подумал еще минутку, выбрался из-под машины, отложил шприц и поднялся к себе. Его мозг усиленно работал. Шап запер на ключ входную дверь и прошел в кабинет. И там, стоя посреди комнаты с бутылкой коньяка в правой руке и пустым стаканом в левой, он подвел итог своим размышлениям.
– Ну и в переплет я попал! – Он помолчал. – Этого парня убили. А я оказался замешан в странные дела. Он отставил бутылку и стакан, улегся на диван и закрыл глаза, чтобы лучше думать. Теперь, когда Шап понял, что не имеет никакого отношения к гибели незнакомца, его мысли стали ясными и четкими. Лицо, по всей вероятности, изуродовали молотком, причем били яростно и упорно, так чтобы жертву нельзя было опознать. Кому-то это было очень важно. Положили его на дорогу совсем недавно, потому что несмотря на снегопад он был только припорошен. Преступник, наверное, даже никуда не отошел. Шап вспомнил, как заскрипел снег под ногами, и ему представились черные ботинки, которые топчут белый снег. Шап моргнул, и картинка исчезла. Он открыл глаза и продолжал усиленно думать.
– Я появился как нельзя кстати, – заметил он. – Как улитка в дождливый день. Мрачный тип в черных ботинках (Шап решительно выбрал этот цвет), должно быть, терпеливо следил за его работой и дождался отъезда грузовика, чтобы получить представление о поведении шофера и сделать соответствующий вывод. Шап непоправимо скомпрометировал себя, теперь он не смеет открыть рот. Даже и речи быть не может о том, чтобы обратиться в полицию. Вряд ли его там встретят с распростертыми объятиями. То, что он оставил труп в кювете, свидетельствует против него.
Он встал, чтобы промочить горло, и снова лег. Вновь и вновь прокручивая все детали приключения, он впал в полудрему и увидел странный сон. Человек с раздавленным лицом лежит в его смотровой яме. Шап сложил ему руки и перевил пальцы четками из красных зерен, голова мертвеца покоится на автомобильной подушке.
– Почему ты убил его молотком? – спрашивает Рагонден.
– Черт меня побери, если я могу вспомнить почему, – отвечает Шап. Жандармы, заполнившие гараж, смотрели на Шапа с явным презрением. С улицы доносились угрожающие выкрики толпы. Внезапно он осознал, что спит, сделал усилие и проснулся. Снаружи действительно доносились крики. Шап поднялся, открыл окно и увидел Рагондена. Тот с удивлением смотрел на него.
– Як тебе.
– Сейчас открою.
– Что с тобой? – спросил Рагонден, входя в дом.
– Да вот видишь, – вздохнул Шап. Он подумал и объяснил: – Зубы зверски болят.
– Ну-ну! – отозвался Рагонден. – Что с тобой происходит? Ты белый как мел. Шап обернулся к зеркалу, перед которым обычно брился, увидел свое бледное вытянутое лицо, и ему захотелось плакать.
– Присаживайся, – предложил он Рагондену. После этого сел сам, посмотрел на старика, помолчал, наконец принял решение: – Ты меня не первый день знаешь, – начал он. – Представь, что завтра тебе расскажут обо мне такое… Определенным образом, понимаешь. А потом я сам расскажу тебе то же самое, но так, как это действительно произошло. Кому ты поверишь?
– Я знаю тебя и поверю тебе, – ответил Рагонден. Он ничего не понимал и только повторил свой вопрос: – Ну, так что с тобой происходит? – В данный момент я не могу тебе объяснить. Мне надо еще подумать. Я скажу тебе одно: у меня большие неприятности.
– Ладно, – согласился Рагонден, – мы поговорим об этом, когда ты захочешь, а если не захочешь, то и не будем говорить. Во всяком случае, ведь и ты меня знаешь? ~ Да.
– Ну и хорошо, а я как раз пришел пригласить тебя на зайца. Приходи в субботу вечером, будет только шурин.
– Приду.
– Кстати, а у тебя нет накидного ключа на двадцать? Тут один собачий болт закруглился, никак не удается его освоить.
– А! Посмотри в моей сумке.
– Вот это мысль! Время ползло еле-еле, неделя никак не кончалась. Шап пытался что-то мастерить, но у него все валилось из рук.
– Что это на тебя лень напала? – спрашивал Пье.
– Зубы болят. Ты и представить себе не можешь, как это мучительно.
– Эко дело, сходи к врачу.
– Так я и сделаю, я уже договорился о встрече.
– О встрече с девушкой? Шап пожимал плечами и с неудовольствием отворачивался. В субботу днем Шап отправился побриться к Гибалю, парикмахеру. Перед этим он черт знает сколько времени провел под грузовиком, разглядывая переднюю подвеску. Гибаль развлекал своих клиентов банальными охотничьими историями, которые он излагал ленивым и равнодушным тоном.
– Я был с Мусташем, Собака Мусташа делает стойку. Я готовлюсь вскинуть ружье. П-р-ру! Куропатки взлетают разом. Я нажимаю на курок…
– Немного туалетной воды Горлье, пожалуйста.
– Немного туалетной воды… Я нажимаю на курок. Черт меня подери! Я забыл зарядить. Вот обида! А то бы я их всех подстрелил.
– Всех бы ты не смог, даже если бы они шли в ряд.
– А я тебе говорю, мог бы: калибр шесть или калибр восемь и паф! паф! паф! – Паф-паф-паф! Значит, двумя патронами ты выстреливаешь три раза. Ну ты и силен.
– Ну ладно, паф-паф. На самом деле Гибаль был достаточно умелым охотником, и если не забывал заряжать, то возвращался с трофеями. Но в историях его недоставало неожиданностей.
– Побрей меня! – попросил Шап, и – подравняй затылок, а то я похож на свежестриженную лужайку.