– Дверь не выдержит, – сказал Шап спустившемуся Пьеро. – Быстро поднимайся наверх, осторожно в коридоре! Будь готов без промедления выпрыгнуть в окно. Обо мне не беспокойся. На ощупь он пробрался за котел отопления. Это была выгодная позиция, здесь он мог выдержать приступ и, при удачном стечении обстоятельств, попытаться бежать через вышибленную дверь. Тем временем дверь жалобно стонала. Шап, напрягшись, ждал, что она с минуты на минуту слетит с петель, и готовился открыть огонь. Внезапно раздались два сильных взрыва. Дверь больше не стонала, она трещала. «Крупная дробь», – подумал Шап. Виктор грубо выругался и стал отступать к гаражу, разряжая свой пистолет прямо перед собой. Послышался издевательский хохот старого Рагондена. Потом разрывы справа. Пьеро выпрыгнул в окно, обогнул дом и атаковал Шваба сзади. Через несколько мгновений Шап поднялся в коридор. И почти тотчас до него донесся шум отъезжающей машины и крик Пьеро: «Смылись!» Шап открыл дверь и вышел на террасу с револьвером в руке. У входа Пьеро с ружьем все еще прислушивался и вглядывался в темноту. Вдруг в ледяном воздухе до них донесся голос Ра:ондена, он напевал песенку старого хулигана: «Я лыс как бильярдный шар, я старый хулиган!» – Вот именно, – сказал он, появляясь, – лыс как бильярдный шар, не я не прочь подпортить кому-нибудь шкуру.
– Где ты был? – спросил Пьеро.
– Где я был? Да дома, конечно. И стрелял себе спокойно из окна. Если бы я хотел, я бы мог их всех изрешетить.
– Чертов дед! – восхищенно засмеялся Пьеро.
– Чего нам здесь мерзнуть? Зайдем в дом, – предложил Шап.
– Вы не подумали о двери в погреб, невинные младенцы. А они подумали. И я тоже.
– Ах ты, старый разбойник! – А твоя мать ни о чем не подозревает. Я налил ей столовую ложку успокоительного в чай, и она спит крепким сном. Ну что вы на это скажете? – Старик! Мы гордимся тобой! – Вот так я и всегда себя веду, – сказал Рагонден. – Давно я так не смеялся. Он прямо лопался от гордости: «Теперь его не утихомиришь, – подумал Пьеро, – будет выступать до утра». Но в душе был очень доволен своим отцом.
Шап думал, что это только начало; он был куда меньше возбужден, чем Пьеро. Рагонден уверил его, что Швоб и его друзья разбиты в пух и прах. Шап признал справедливость этих слов, но не спешил ликовать по поводу победы. Моральная позиция противника была сильнее. Рано или поздно Швоб это осознает, и тогда его жизнь станет невыносимой.
– В общем, – он показал на свое оружие. – Будь у меня пугач, это дало бы тот же эффект.
– Черт! – воскликнул Рагонден. – На тебя не угодишь. И тут послышались шаги. Металлическую щеколду двери подняла чья-то нетерпеливая рука, и трое мужчин, быстро отступив в кухню, мгновенно опустили железные ставни.
– Откройте! – загремел голос. Друзья были ошеломлены.
– Не притворяйтесь, – продолжал голос. – Если вы мне сейчас не откроете, я завтра же напишу рапорт федеральным властям.
– Да ведь это Робишон, – тихо сказал Пьеро.
– Ты уверен? Робишон был сельским полицейским.
– Ну что? Да или к черту? Шап пошел открывать. Робишон вошел, и при виде ружей Рагонденов, злорадно захохотал.
– Ты не можешь отрицать! – сказал он Рагондену.
– Что отрицать? – Не строй из себя дурака, это тебе не идет. Но я тебя предупреждаю: если теперь ты примешься палить по ночам и мешать людям спать, я этого так не оставлю, слышишь, Рагонден? Не оставлю. Он стукнул ногой об пол, энергично нахлобучил кепи и с угрожающим видом стал перед Рагонденом. Тот не знал, что отвечать.
– Признайся, что я тебе ни разу ничего не сказал с тех пор как ты браконьерствуешь. Но в этот раз, баста! Я приказываю тебе оставить в покое кабанов, а не то я доложу мэру. К тому же это с твоей стороны эгоистично: мы организуем отстрел в воскресенье, и ты можешь принять в нем участие наравне со всеми. Рагонден вздохнул и принял раздосадованный вид. Пьеро с трудом сдержал смех. Он обратился к Робишону: – Послушай, будь другом, не станем об этом вспоминать, а теперь, в качестве извинения за причиненное беспокойство, не примешь ли дюжину дроздов.
– Хо-хо! – полыценно хихикнул Робишон. – Взятка должностному лицу! – Ну-ну! – Твой сын все же умнее тебя. Я принимаю дроздов по дружбе, но, надеюсь, вы не отпустите меня с пересохшим горлом! – Разумеется, нет, – расхохотался Шап, – я бы себе этого никогда не простил. Что я могу тебе предложить? – В свое время у твоего отца было неплохое бордо…
– Ха! – Знаешь что? – обратился Шап к Пьеро, – открой– ка банку свиного холодца, под него бордо отменно пойдет. Вот консервный нож, поищи свинину в кладовой. Затем он спустился в погреб за двумя бутылками бордо.
XI
На следующий день состоялось что-то вроде военного совета, в котором принял участие флот. Он был в курсе дел куда больше, чем можно было предположить. Он сказал: – С такими субъектами не стоит церемониться. Глотку они драть горазды, но во всем остальном слабаки. На твоем месте я не стал бы ограничиваться защитой и перешел бы к нападению.
– Правильно, Огюст! – поддержал Рагонден. – Ты высказал вслух то, о чем я думал этой ночью.
– Можно по-разному досаждать людям, иногда даже самые стойкие теряют терпение. Шап отхлебнул глоток перно. Трое мужчин спокойно смотрели на него. Он ответил им задумчивым взглядом, хмыкнул и забарабанил пальцами по столу.
– У тебя есть свои соображения? Выскажись! – потребовал Рагонден. – Что ты ка нас уставился? – Я сказал уже все, что мог, – раздраженно отвечал Шап. – Это дело плохо кончится. Я не хочу вмешивать вас в это. Если с тобой или с Пьеро что-нибудь случится, я себе этого не прощу! Рагонден наклонился к Флоту.
– Этот дурень жутко смешит меня, – сообщил он ему доверительно.
– Слушай меня внимательно. Пока мы ничего не сделали или сделали слишком много. Мы начали, значит, доведем до конца. А если с тобой что-то случится, ты думаешь, мы сможем себе это простить? – Мы ведь друзья, – заметил Пьеро.
– Можно подумать, ты у нас кусок хлеба отнимаешь, – вставил Флот.
– Ладно, – махнул рукой Шап. – Не будем об этом.
– Черт тебя возьми… – начал распаляться Рагонден.
– Оставьте его в покое, – остановил отца Пьеро. – Мы обо всем договорились и не стоит к этому возвращаться. Но меня умиляет дедушка.
– Это так. – Шап взглянул на пробитую пулей фотографию. – Старик вечно ввязывался во всякие потасовки. После смерти он не меняет своих привычек.
– Вы и не представляете, какой это был задира, – сказал Рагонден. – В молодости он вечно ходил в синяках. Не то чтобы он искал ссор, но он не терпел, чтобы его задевали, и был силен как бык. Когда подковывали волов, то не привязывали их, как это принято, а звали еще одного такого силача, и они удерживали их вдвоем. Он так сильно сжимал волу ногу, что тот начинал реветь.
– Он заслуживает новой рамки, – заключил Шап. Он рассеянно поглядывал через окно на голый мартовский сад, беседку с плетьями дикого винограда. Эта строгая и грустная картина не была лишена для него определенной привлекательности. Вот уже много дней он как бы новыми глазами с нежностью всматривался в эти знакомые с детства предметы.
– О чем ты думаешь? – поинтересовался Рагонден.
– Ни о чем. Рагонден поперхнулся и расплескал перно. Флот стукнул его по спине, чтобы восстановилось дыхание.
– Ну-ну, хватит, – запротестовал Рагонден, как только к нему вернулся дар речи. – Убивать меня не стоит.
– Итог? – задал вопрос Пьеро.
– Итог таков, – заключил Флот. – У меня дюжина форелей, я поймал их сегодня ночью; перекусим вместе и обсудим наши дела.
Два последующих дня прошли спокойно. Флот отсутствовал. Он налаживал разведывательную сеть и ждал от нее интересных результатов.
Целая армия корзинщиков, тряпичников, бродяг без определенных занятий интересовалась перемещениями «ведетты» Швоба. Полученные ими сведения довольно замысловатыми путями, но удивительно быстро доходили до Флота.
На третий день после обеда Шап поднимался к себе с бутылью «Мюскаде» на плече, и вдруг бутыль разлетелась вдребезги. У Шапа хватило находчивости броситься плашмя на плиты террасы; несколько пуль просвистело над его головой и расплющилось о стену. Спрятав голову за невысокие перила, Шап услышал последовательно: ружейный выстрел, треск револьвера, затем еще два выстрела из ружья и резкий визг отъезжающей машины. Шап, ничего не понимая, поднялся. Недалеко от него, в саду, послышался шум осыпающихся камней. Он сделал несколько шагов в этом направлении и увидел Рагондена, спешащего к нему с ружьем в руках.
– О! – Ты здесь? Ты не ранен? – спросил Рагонден.
– Нет.
– Тогда иди сюда, думаю, что в Пьеро попали. Шап почувствовал, что бледнеет. Он перемахнул через ограду, прыгнул в заросли самшита и побежал к Рагон– дену. Пьеро лежал в расщелине. Плечо у него было в крови, и он тяжело дышал.
– Плечо тут ни при чем, – сказал он с трудом, – у меня что-то в боку. На рубашке у него расползлось яркое пятно, повыше бедра. Шап нагнулся, осторожно поднял рубашку и постарался оценить серьезность раны. Он поднял голову и увидел, что Рагонден-отец страшно побледнел и совершенно растерян.
– Я отнесу тебя к себе, – сказал он Пьеро, – и мы предупредим доктора Сикра. Он просунул одну руку под спину больного, другую – под ноги и медленно и осторожно поднял его.
– Дьявол! – глухо произнес Пьеро.
– Я сделал тебе больно? – Немного. Давай потише.
– Я забираю его к себе, – сказал Шап Рагондену. – Твоя жена слишком встревожится. Позвони Сикру.
Все закончилось не так уж плохо. Раны Пьеро оказались неопасными. Мадам Рагонден почла за лучшее не вникать в невнятные объяснения своего мужа. Под вечер того же дня Рагонден снова зашел к Шапу.
– Все в порядке, – заявил он. – Сикр ни о чем не догадался, и Огюста тоже. Очень удачно, что это совпало с охотой.
– Главное, ничегосерьезного, – сказал Шап. – А теперь оставь меня одного и не волнуйся, я справлюсь с ними.