2. Наличие той или иной степени неаддитивности действия этих генов.
3. Наличие различия в степени идентичности воздействия «одинаковых внешних условий» на партнеров одно– и двуяйцевых пар. Это различие может создаваться в результате того, что первые обладают идентичным генотипом, у вторых же сходство генотипа не больше, чем у обычных братьев-сестер. В результате этого могут иметь место следующие явления:
а) неодинаковое отношение родителей и близких к обоим партнерам двуяйцевой пары, вследствие чего один может оказаться в лучших условиях в сравнении с другим;
б) различные привычки и наклонности у партнеров одной и той же пары, приводящие их в отличные друг от друга жизненные ситуации;
в) при воздействии одного и того же внешнего агента на двуяйцевую пару партнеры последней могут, в силу присущих им различий генотипа, реагировать на это воздействие по-разному (образовывать, например, разные в количественном или качественном отношении продукты обмена веществ и т. п.). В результате следующее общее воздействие на ту же двуяйцевую пару встретится уже не только с обычно учитываемым различием их генотипа, но и с различием, возникшим на почве предыдущей реакции на внешнее воздействие. Накопление подобных различий в течение всей индивидуальной жизни, естественно, может привести в конце концов к тому, что та или иная степень внутрипарного расхождения в реакции партнеров двуяйцевых близнецов будет в гораздо большей степени, чем в отношении однояйцевых, являться следствием не только (а быть может, и не столько) различий в генотипе, сколько различий паратипических.
4. Случай лимитирования внешнего фактора (напр., внутриматочного питания): использование этого фактора одним партнером создает тогда соответственно меньшую возможность использования его вторым. В результате создается отрицательная внутрипарная корреляция, которая в отдельных случаях может даже перекрывать положительную корреляцию, создающуюся общностью генотипа и других факторов среды. Обстоятельство это, если имеет место, естественно, касается как однояйцевых, так и двуяйцевых близнецов, но математический результат его может сказаться в отрицательном знаке квадрата вышеуказанного числа η2 (см. по этому вопросу печатаемую ниже работу М. В. Игнатьева).
Все эти моменты могут создать чрезмерно малую внутрипарную корреляцию двуяйцевых близнецов в сравнении с однояйцевыми и иметь своим результатом те мнимые числа для оценки роли паратипических воздействий, создающих внутрисемейную корреляцию, о которых говорилось выше.
Таковы те трудности, которые возникли перед нами в процессе подъема близнецовых исследований на более высокую ступень и которые задержали опубликование целого ряда работ, произведенных в МГИ за истекший период, и таковы те моменты, которые, по-видимому, в основе этих трудностей лежат.
Преодолимы ли эти трудности или природа действительно такова, что приходится отказываться от той точности близнецовых исследований, о которых выше говорилось, и ограничиваться трафаретными выражениями «малая роль наследственности», «большая роль наследственности» и т. п.? Истекший год позволил уже и на этот вопрос дать в известной мере положительный ответ. Да, эти трудности преодолимы. И преодоление их должно идти в первую очередь по линии увеличения материала: опыт истекшего года показал, что вышеупомянутые нелепые цифры получаются тем реже, чем больше собрано материала. Интересно попутно отметить, что те исследования, которые дали указанные «нелепые» результаты, все же в большинстве своем базировались на таком относительно большом материале (порядка, например, одной сотни пар близнецов), который не так уж часто приходится встречать в западноевропейской литературе. Нетрудно отсюда понять цену многих сделанных до сих пор близнецовых работ. Нетрудно также понять, что мы, по сути дела, находимся лишь в стадии первоначального накопления действительно точных данных, базирующихся на близнецовом материале.
Но дело, по-видимому, не только в количестве последнего: из вышеизложенных пертурбирующих моментов (доминантность, неаддитивное действие генов, неодинаковость паратипических условий для одно– и двуяйцевых близнецов, лимитирование внешнего фактора) с несомненностью вытекает, что иногда требуется привлечь новые данные для того, чтобы при обработке материалов, добытых на близнецах, эти пертурбирующие факторы можно было учесть. Отсюда вытекает одно, капитальной важности, следствие: поставив себе задачей разложение популяционной изменчивости на составляющие ее компоненты (обусловленные наследственностью и средой), мы порою не можем ограничиваться исследованием одних лишь близнецов; привлечение другого, добавочного материала (других категорий родственников, каких-либо групп населения, живущих в одних и тех же условиях и др.) является совершенно неизбежным.
Так обстоит дело с близнецовыми исследованиями. Недавно еще они казались многим не только многообещающими, но и дающими чрезвычайно быстрый эффект. Мы можем, на основании опыта проделанной работы, теперь сказать: да, они по-прежнему являются многообещающими; но для получения действительно точных данных отнюдь не достаточны те исследования, которые до сих пор производились. Эти исследования требуют значительного углубления.
Что касается третьего основного метода антропогенетических исследований, метода кариологического, то работа истекшего периода и в этом направлении дала некоторые завоевания, обнаружив вместе с тем кое-какие неожиданные затруднения. Напомним ту логику, которая легла в основу организации цитологической лаборатории в Медико-генетическом институте (см. по этому вопросу предисловие автора этих строк к книге А. Г. Андреcа «Введение в кариологию человека»). Эта логика заключалась в том, что нужно выработать метод максимально быстрого и доступного подсчета хромосом любого человека и, пользуясь этим методом, систематически исследовать те аномалии, которые могут иметь отношение к тем или иным изменениям кариотипа. Конкретное осуществление этого плана оказалось труднее, чем можно было ожидать, по двум причинам: во-первых, разработанный с этой целью Хрущовым метод культивирования лейкоцитов in vitro оказался мало доступным повседневной практике. Гораздо важнее, однако, то обстоятельство, что исследования Живаго, Андреса и Жив показали некоторую (иногда довольно значительную) вариацию числа хромосом в соматических клетках человека (по крайней мере, в эмбриональной соме). Последнее обстоятельство на первый взгляд поставило под удар весь намеченный в Медико-генетическом институте план работ. В самом деле, если и нормальный кариотип сомы характеризуется большой изменчивостью числа хромосом, то, естественно, контроль, необходимый для исследования случаев патологических, становится чрезвычайно трудным.
Однако и по этой линии мы в настоящее время отнюдь не находимся в тупике и можем по-прежнему бодро смотреть будущему в лицо. В этом томе читатель найдет работу Андреса и Навашина, давшую первые морфологические критерии для индивидуализации отдельных хромосом человека. Пока речь идет о различении (и то не полном) десяти наиболее крупных пар хромосом. Однако и этого уже достаточно для того, чтобы перестать ориентироваться лишь на количество хромосом и переключить свое внимание на их качество (индивидуальные особенности). Имея в руках это орудие, мы, при осуществлении вышенамеченного плана кариологических исследований, естественно, поднимаемся на более высокую ступень: речь теперь будет идти не о том только, чтобы найти при той или иной аномалии то или иное количественное нарушение хромосомного комплекса вообще. Гораздо актуальнее становится отныне задача нахождения связи между какой-либо аномалией и индивидуальной, конкретной хромосомой resp. тем или иным отдельным участком ее. Что касается вышеуказанной трудности культивирования лейкоцитов in vitro, то имеющиеся в Медико-генетическом институте материалы (Сорокина, неопубликованные данные) говорят о больших перспективах, которые в этом отношении сулят некоторые виды эпителия человека, добыть которые путем биопсии для эксплантации и последующего кариологического исследования также не представляет больших трудностей.
Таковы в кратких словах некоторые итоги работ Медико-генетического института, трудности, которые в процессе его роста возникли, пути преодоления этих трудностей и наши очередные задачи. Эти итоги отнюдь не стоят в стороне от общего развития советской науки: успешное развертывание антропо– и медико-генетической работы мы видим в клинике Давиденкова (Ленинград), в клинике Юдина (Харьков) и в других местах нашего Союза. Еще более замечателен расцвет общей генетики, который мы в настоящее время наблюдаем в нашем Союзе.
Наши достижения в этой, сравнительно узкой, области становятся более отчетливыми на фоне сравнения их с состоянием этой науки в странах капитала и в странах фашизма и с тем развитием, которое она там проделала за последнее время. Но раньше, чем говорить о каком бы то ни было сравнении, необходимо еще раз напомнить о той пропасти, которая лежит между нами и буржуазной наукой в вопросах антропогенетики вообще. Это относится по крайней мере к четырем существенным группам вопросов. Таковыми являются:
1. Вопросы психологических черт вообще и одаренности в особенности. Здесь речь идет о той точке зрения, которая превалирует в буржуазной науке и которая заключается в том, что цветные народы являются менее одаренными в сравнении с белой расой (а в представлении современных германских фашистов, – все вообще народы, не принадлежащие к «северной» [369] расе, уступают в этом отношении последней). То же относится к пролетариату по сравнению с буржуазией. Для «доказательства» этого положения служит явное преувеличение и ненаучное представление о роли наследственности в развитии интеллекта и игнорирование различий социальной среды, в которой живут сравниваемые группы населения. Именно эта точка зрения используется для обоснования национального и классового порабощения, грабежа колоний, захвата новых территорий, подготовки войны против СССР и т. п.