ениями. Лаборатория была ликвидирована осенью 1939 г.
После увольнения из МГИ С. Г. Левит каждый день уходил из дома в Ленинскую библиотеку, делая вид, что он ходит на работу: он не мог допустить, чтобы жена (которая жила всю жизнь «за его спиной») или дочь (от которой он прятал газетные вырезки с фельетонами братьев Тур) что-либо заподозрили. За ним постоянно ходили два сотрудника политической полиции, чтобы предотвратить контакты. Однажды Левит ушел на две-три минуты от преследователей и позвонил по телефону-автомату близкому другу и сотруднику, который был ему многим обязан и от которого он мог ожидать ответного благодеяния. Он просил позаботиться о жене и о любимой дочери. Но близкий друг решил раззнакомиться с потерявшим влияние благодетелем. Семье серьезно помогал другой из друзей Левита.
С. Г. Левит был арестован в ночь с 10 на 11 января 1938 г. Арест был назначен на 10-е число, но С. Г., чтобы не будить дочь, всю ночь водил по улицам Москвы тех, кто пришел за ним. Лишь утром он вернулся домой, и за минуту до ареста состоялся разговор: «Папа, ты принес мне билеты на елку?» – спросила сквозь сон девочка. – «Да, билеты на столе».
В мае 1938 г. в камере С. Г. Левита два дня провел Давид Григорьевич Оппенгейм, директор 1-го Мединститута. (Маленький, толстенький, в пенсне и с усиками – по моде времени – он был очень похож на Берию.) Левит и Оппенгейм входили в одну партячейку и потому были «на ты». Оппенгейм уговаривал товарища по партии признаться во всем, что от него требуют. С. Г. Левит стойко держался четыре месяца, потом еще двое суток, но обменял вынужденное признание на короткий телефонный разговор с дочерью.
17 мая С. Г. Левит был приговорен к смертной казни за терроризм и шпионаж (при обыске были изъяты вещественные доказательства: пишущая машинка, кинжал и фотоаппарат). Он был расстрелян 29 мая. Реабилитирован посмертно 5 сентября 1956 г.
Заключая этот раздел, напомню, что Мёллер называл Левита сверкающий интеллект – в английском языке это выражение соответствует нашему «гений».
Неврогенетика в 1939 и 1948 гг
Когда Сталин весной 1937 г. разрешил провести в Москве в августе 1938 г. Генетический конгресс, он блефовал. В июле 2 члена Постоянного международного комитета голосовали безусловно за СССР, 2 – условно, 8 – определенно против. VII конгресс прошел в Эдинбурге, в августе 1939 г. А в Москве, в октябре 1939 г., сразу после распубликованного открытия грандиозной ВСХВ, состоялось совещание по генетике, теперь при редакции журнала «Под знаменем марксизма».
С. Н. Давиденков охарактеризовал дух времени в выступлении на совещании. Там он осуждал евгенику американского и германского образца, а себя к подобным евгенистам не причислял. Может показаться, что это расходится с позицией 1930 года. Но это не так: Давиденков осуждал расовые, антисемитские и стерилизационные эксцессы, но не идею евгеники в стиле Кольцова. Вспомним, что его сын – студент Николай был в это время арестован по политическому обвинению и некоторое время был в тюрьме (и начальство могло предполагать, что Давиденков будет легко управляем), и восхитимся его вдохновенной защитой клинической генетики на совещании 1939 года.
Назвав ряд успехов применения генетики в клинической неврологии, Давиденков отметил: «…Доцентура по генетике, которая была в ленинградском Институте усовершенствования врачей, уничтожена, и вообще атмосфера работы очень тяжелая. Вы чувствуете себя так, как будто протаскиваете враждебную идеологию, и часто кто-нибудь дает дружеский совет, – я недавно получил дружеский совет одного видного врача по нашей специальности: я вам посоветую, бросьте заниматься генетикой, слово “наследственность” нельзя произносить» [446] .
Давиденков тогда подводил итоги многолетней работы, которая увенчалась гипотезой условных тропизмов, изложенной в замечательной монографии «Эволюционно-генетические проблемы в невропатологии». Книга, которая шла на Сталинскую премию, увидела свет в Ленинграде в 1947 г. Жизнь ее была недолгой.
Августовская сессия ВАСХНИЛ 1948 г. провозгласила запрет теории гена; тут же известный карьерист Н. И. Гращенков [447] напечатал погромную критику книги Давиденкова [448] . 9–10 сентября на своем заседании президиум АМН СССР официально запретил медицинскую генетику.
Вопросы медицинской генетики на августовской сессии ВАСХНИЛ не обсуждались. Однако Бор. Ефимов, чьи политические карикатуры редактировал лично Сталин, снабдил статью «Мухолюбы – человеконенавистники» А. Н. Студитского в популярном «Огоньке» (1949, № 11) рисунками, которые не оставляли сомнений в преступности медицинской генетики: врач-генетик – убийца в белом халате — изображен в компании куклуксклановца и гангстера-полицейского.
Появление карикатур, заказанных Сталиным, совпало с персональным запретом для Н. В. Тимофеева-Ресовского на занятия генетикой дрозофилы, и запретом его книги «Biophysik», вышедшей в Лейпциге в 1947 г. с разрешения Советской военной администрации в Германии. Тимофеев-Ресовский внес неоценимый вклад не только в создание ряда разделов генетики, включая радиационную генетику, но и был одним из основателей радиобиологии и биофизики. Ф. Жолио-Кгори высоко ценил его вклад в науку XX века и роль в Европейском Сопротивлении; он написал Сталину письмо о судьбе Тимофеева-Ресовского. Я недавно обсуждал предположение о том, что карикатуры были ответом Сталина на запрос об официальном статусе Тимофеева-Ресовского [449] .
Печатается письмо Г. Мёллера Сталину (1936) и выступление С. Н. Давиденкова на дискуссии 1939 г.
Письмо Г. Г. Мёллера И. В. Сталину{36}
Товарищу Иосифу СТАЛИНУ.
Секретарю Коммунистической партии СССР, Кремль, Москва.
Дорогой товарищ Сталин!
В качестве ученого, убежденного в окончательной победе большевизма во всех отраслях человеческой деятельности, я обращаюсь к Вам с вопросом жизненной важности, возникающим в области науки, которой я занимаюсь – биологии и в частности генетики. Вопрос несомненно таков, что он должен быть изложен в первую очередь лично Вам. С одной стороны потому, что он заключает в себе безграничные возможности прогресса. А с другой стороны для суждения о нем необходима Ваша дальновидность, и Ваше уменье реалистически применять диалектическую мысль.
Дело касается ни более ни менее как сознательного контроля над биологической эволюцией человека – то есть контроля человека над наследственным материалом, лежащим в основе жизни в самом человеке. Это тот процесс, которому буржуазное общество было совершенно неспособно смотреть прямо в лицо. Его увертки и извращения в этом вопросе обнаруживаются в пустой болтовне о «евгенике», обычной для буржуазных «демократий», и лживом учении о «расовой чистоте», которое служит национал-социалистам орудием в классовой борьбе. Эти фальшивые положения предлагаются как замена социализма, т. е., как приманка для обмана и раскола рабочих и мелкой буржуазии. В противовес этим буржуазным извращениям, генетики, принадлежащие к левому крылу, признают, что только социалистическая экономическая система может дать материальную базу и социальные и идеологические условия, необходимые для действительно разумной политики в отношении генетики человека, для политики, которая будет руководить человеческой биологической эволюцией в социально-желательном направлении. Они признают далее, что уже имеются достаточные биологические знания и достаточно разработанная физическая техника для получения весьма значительных результатов в этой области даже на протяжении нашего поколения. И они сознают, что как непосредственные, так и конечные возможности биологического порядка, открывающиеся таким образом при социализме, настолько превосходят биологические цели, которыми до сих пор задавались буржуазные теоретики, что последние выглядят совершенно смешными. Подлинная евгеника может быть только продуктом социализма, и, подобно успехам в физической технике, явится одним из средств, которое будет использовано социализмом для улучшения жизни.
В этой связи применим революционный завет Маркса: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». Подобным же образом здесь применимо Ваше собственное недавнее обращение к ученым вообще, которое призывает их прислушаться к голосу практики, опыта и быть готовым в их свете отбросить традиционные стандарты, установленные устаревшими теоретиками и поставить каждую отрасль знания в максимально возможной степени на службу обществу.
Биология не нашла доказательств для поддержки старой наивной веры в то, что физическая организация человека, или его врожденные свойства ума и темперамента, а также способности достигли какой либо окончательной стадии, какого либо свыше установленного предела. Эти свойства еще не приблизились к «совершенству», чтобы ни подразумевать под этим словом, или к каким-нибудь физическим границам возможностей.
Человеческая порода не неизменна и не неспособна к улучшению и это так же справедливо в генетическом, как и в социальном смысле. Не пустая фантазия, что посредством сочетания благоприятного воспитания и общественных и материальных преимуществ, которые может дать социализм, с одной стороны, с научным применением генетики, освобожденной от буржуазных общественных и идеологических оков, с другой стороны – возможно будет в течение лишь нескольких поколений наделить даром даже так называемого «гения» практически каждого отдельного индивидуума – поднять фактически всю массу на уровень, на котором сейчас стоят наши наиболее одаренные индивидуальности, те, которые больше всего способствуют прокладыванию новых путей жизни. И даже это еще только начало. Если рассматривать вопрос с более далекой перспективой, то это может быть началом биологического прогресса, с небывалой быстротой и верностью цели шагающего от одной вершины к другой. Подобный прогресс явится результатом того, что вместо случайных, колеблющихся и мучительных процессов естественного отбора, господствовавших в отдаленном прошлом, вместо близорукого, неправильного и зачастую губительного вмешательства в природу, осуществлявшегося людьми в досоциалистическую эпоху, будет сознательный социалистический контроль, основанный на разумной теории.