Коплан озабоченно почесал затылок.
Представлявшийся ему случай был фантастическим, но, с другой стороны, он внутренне сопротивлялся нанесению такого ужасного удара по снабжению нефтью Франции и Англии. Он не мог ни принять, ни отвергнуть это неожиданное предложение.
— На первый взгляд, — произнес он, — подобная операция представляет собой огромный риск. И не только при ее выполнении, но и после. Такая акция поставит на ноги все военные и полицейские силы страны.
— Согласен, — безмятежно ответил Гарибьян, — но это не самое страшное: следует также опасаться ответных мер британской Интеллидженс Сервис[4] и французского Второго бюро. Поэтому мы готовы заплатить большую сумму и предоставить вам безупречный способ бегства.
— Что вы называете большой суммой?
— Десять тысяч фунтов стерлингов золотом, в слитках или песком по вашему выбору.
У Коплана захватило дух.
Эквивалент двадцати кило золота за диверсию — это сумма. Правда, прямой ущерб и его последствия будут исчисляться десятками миллиардов.
Коплан машинально взял пачку сигарет, достал одну и закурил.
— Дело нужно обдумать, — сказал он, выпуская дым. — Я не хочу браться за него вслепую. Я дам вам твердый ответ после осмотра местности.
— Конечно, в такое предприятие не следует бросаться очертя голову, — одобрил Гарибьян. — Нужна тщательная подготовка. Я бы даже сказал, что она необходима.
Он сунул левую руку во внутренний карман своего пиджака, достал пачку банкнот и взглядом прикинул сумму.
— Это вам на покрытие первых расходов, — сказал он. — Не знаю, сколько здесь точно, но думаю, не меньше двухсот динаров. Приходите ко мне через несколько дней, после того как съездите в Хадиту.
Франсис взял деньги.
— Как можно добраться до этого захолустья? — спросил он.
— Возьмите напрокат автомобиль, без шофера. Дорога довольно приличная, на расстоянии более двухсот километров.
— Понятно, — сказал Коплан. — Вы получите от меня известия в самом ближайшем будущем.
Франсис уже собирался уйти, но Гарибьян окликнул его:
— Одну секундочку, пожалуйста. Халати мне сообщил, что с вами приехала одна из его пансионерок. Я знаю, что у него хороший вкус. Мне было бы очень приятно, если бы вы привели эту девушку на нашу следующую встречу.
Несмотря на любезный тон хозяина заведения, его пожелание было не просьбой, а приказом. Под женоподобной внешностью этого субъекта открывалась непреклонная и волевая натура, доходящая до жестокости.
— Я об этом подумаю, — пообещал Коплан.
Он взялся за ручку двери, но та не открывалась. Он обернулся к Гарибьяну и вопросительно посмотрел на него. Армянин бледно улыбнулся, протянул левую руку к полке, закрытой занавеской, сунул пальцы под ткань. Замок щелкнул.
Коплан повернул ручку, открыл дверь и, кивнув на прощанье, покинул своего нового шефа.
Стальная дверь в коридоре открылась автоматически. Он к ней практически не притронулся. Спустившись по винтовой лестнице, он снова оказался в прихожей.
Напомаженный сторожевой пес продолжал нести вахту. Он заговорщицки подмигнул Коплану, когда тот перешагивал порог входной двери.
Коплан вернулся в «Регент-палас» пешком. Он был рад немного подышать свежим воздухом.
На следующий день он вместе с Клодин поехал в Хадиту на взятом напрокат старом «роллс-ройсе». Мотор почтенной машины работал безупречно, и первые пятьдесят километров они проехали за час, поскольку загруженность дороги не позволяла развивать большие скорости.
Переправившись через Евфрат, путешественники поехали вдоль реки по равнинам Месопотамии. Вскоре они достигли маленького городка Хит и остановились там пообедать.
Не найдя ничего, что напоминало бы ресторан, они были вынуждены купить слишком сладкие пирожные, вкус которых смыли несколькими стаканами чая.
Потом поехали дальше.
До Хадиты было уже недалеко, когда им попался постоялый двор. По настойчивой просьбе Клодин Франсис остановился на несколько минут, чтобы они смогли полюбоваться экзотическим зрелищем: расхаживая между стоявшими и лежавшими верблюдами, бедуины в длинных платьях разных цветов носили полные бурдюки. Женщины, закутанные в покрывала, дети в лохмотьях своими криками добавляли картине живописности.
— Должно быть, то же самое происходило и двадцать веков назад, — задумчиво произнес Коплан. — В их жизни нефть ничего не изменила.
— Им на это наплевать, — уверила Клодин с великолепным апломбом.
— Этим — да, — согласился Франсис. — Но некоторые не воспринимают вещи с такой философичностью.
Они проехали еще километров тридцать по пустыне. Вдруг Коплан коснулся Клодин локтем и объявил:
— Смотри, вон насосная станция.
— Мы остановимся там?
— Да, — сказал он, глядя на белое здание, возле которого переплетались трубы.
Огромная труба, шедшая с другого берега Евфрата, исчезала под землей и шла к шлюзам и насосам, находившимся внутри строения. На западной стороне трубы выходили на поверхность и расходились двуми удаляющимися друг от друга линиями в пустыню.
Возле насосной станции стояло еще одно строение, несомненно предназначенное для жилья персонала. Построенное в строгом стиле с большими, широкими окнами, оно не выглядело промышленным зданием.
Этот важный стратегический пункт, через который проходил непрерывный поток нефти, не был защищен ничем, кроме непрочного забора из колючей проволоки и примитивного форта, воздвигнутого в сотне метров дальше, на возвышении. Вокруг была пустынная месопотамская степь, выжженная солнцем, только на западе голубели холмы Джезириха.
Машина быстро подъехала к перекрестку шоссе с дорогой. На углу этих двух тысячелетних путей возвышался, словно символ, технический комплекс, воздвигнутый сверхмеханизированной цивилизацией.
Было пять часов пополудни, страшная жара начинала спадать.
Припарковав машину в тени насосной станции, Коплан вышел из нее сам и помог Клодин. Охваченные странным чувством, они пошли вдоль проволочных заграждений.
Они не видели ни души. Можно было подумать, что оборудование, шум которого они слышали, работало автоматически, без участия человека.
Однако, когда они подошли к воротам, внезапно появился охранник. Он на английском поинтересовался причиной их визита.
— Ничего особенного, — ответил Коплан. — Я просто хотел встретиться с инженером, чтобы попросить у него некоторые объяснения.
Почти все европейцы, проезжавшие по дороге, просили о том же. Человек устало пригласил гостей пройти в небольшой прохладный холл с полом, вымощенным плиткой, где стоял сильный запах нефти.
Охранник пересек холл, привел в действие невидимый механизм, потом открыл дверь, и тут же рокот машин стал громче, но затих, когда дверь закрылась.
Таблички со стен кричали красными буквами: «Не курить — смертельно опасно».
Через секунду охранник вернулся в сопровождении крепкого мужчины с блестящим от пота лицом, одетого в белый халат, заляпанный масляными пятнами. Светло-каштановые волосы и кожа кирпичного цвета, как и сдержанное поведение, выдавали подданного Ее Величества королевы Великобритании.
— Джон Пенфолд, — представился инженер, извиняясь жестом за грязные руки. — Чем могу быть вам полезен?
— Простите, что отрываем вас от работы, — сказал Коп-лан, — но возможности получить эти сведения на этом шоссе довольно незначительны. Моя жена и я едем в Абу Кемаль, чтобы посмотреть на архелогические раскопки Мари. Есть ли поблизости место, где мы могли бы переночевать? Если судить по карте и путеводителю, это весьма проблематично.
— О? — произнес англичанин. — Не ломайте себе голову. Вы можете остановиться в соседнем здании. В нем есть комнаты для проезжающих. Обратитесь к консьержу.
— Превосходно! — обрадовался Франсис. — А поесть можно тоже?
— Разумеется! Есть столовая. Вы будете гостями ИПК. Он посмотрел на Клодин, машинально вытер руки о кусок пакли.
— Может быть, мы будем иметь удовольствие увидеться снова?
— Конечно. Мое дежурство заканчивается в шесть часов.
— О'кей. До скорого? — бросил Франсис.
Через пять минут он вошел в другое белое строение, где любезный консьерж, выслушав его объяснения, посоветовал подогнать машину к подъезду, чтобы облегчить выгрузку багажа.
Затем приехавших проводили коридорами, чистыми, как в больнице, к уютной комнате, имеющей душ, — неожиданная роскошь в этой каменистой пустыне. Консьерж сообщил, что ужин бывает между пятью тридцатью и восемью часами в общей столовой и что путешественники освобождаются от всякой платы.
Когда Коплан и его спутница остались одни, Клодин произнесла глухим голосом:
— Вот видишь, везде одно и то же. Нас принимают по-доброму, а ты готовишь этим ничего не подозревающим милым людям гадость.
— Отстань! — раздраженно ответил он. — Ты собираешься читать мне мораль всякий раз, когда мы будем работать вместе?
С обнаженным торсом, он открыл два больших чемодана, привезенные из Багдада, чтобы переодеться.
Раздосадованная Клодин сбросила платье и осталась в одних трусиках.
— А я? Кого еще мне придется очаровывать? — спросила она через некоторое время.
— Никого. Улыбайся и помалкивай. Это все, что я у тебя прошу.
Она подошла к нему и прижалась к его груди как можно крепче.
— Ты не в духе? — спросила она, ласкаясь.
Он отодвинулся, развернул ее и слегка шлепнул по заду.
— Нет, — ответил он. — Вот только, представь себе, у меня тоже бывают причины для недовольства. В эти моменты мне лучше не надоедать. Прими душ, а об остальном не заботься.
Через час, одетые более элегантно, хотя и без претензий, они вошли в зал столовой.
Разговоры десятка людей, собравшихся в этом зале, разом прекратились. Все взгляды обратились на вновь пришедших, и появление гостей было встречено почти тягостным молчанием.
Коплан поздоровался с присутствующими, поклонившись и сказав: