Далеко объехали черную тучу. Она висела у самой земли, вытянув разом с десяток отростков, похожих на ложноножки амебы, и эти ложноножки старательно ощупывали грунт.
Это было что-то новенькое. Красно-багровые тучи выглядят зловеще, но нисколько не страшны; от зеленых и фиолетовых лучше держаться подальше - их близкое соседство заставляет человека биться в припадке; черную тучу Фома наблюдал впервые и потому заложил крюк с большим запасом. Время было дорого, но не дороже жизни.
Через несколько минут из дымки проступили Три Дюны.
Подходы к трем конусовидным песчаным холмам всегда были сравнительно безопасны. Эти дюны никуда не ползли, хотя ветер настойчиво пересыпал песок. Почему - Фома не мог понять. Быть может, в основании дюн песок сам собою тек в обратном направлении, сводя на нет работу ветра?
А меж дюн лежал оазис - и какой! Лучший в феоде. С пышными кущами и сладкозвучными струями. Вот только хижины в нем не было, и неспроста. Жить здесь никому не рекомендовалось: в оазисе прочно поселилась самая мощная из известных Фоме дурилок. Расположись на отдых в Трех Дюнах - часа не пройдет, как сделаешься круглым идиотом, а без толики разума не выживешь и в райском местечке. "Когда б оставили меня на воле, как бы резво я пустился в темный лес..." Эх, гений вы наш, Александр Сергеевич, не дотумкали вы, боясь лишь цепи, на каковую посадят дурака! Тут нет цепей, иди куда хочешь. Но если устал от жизни, не лучше ли шагнуть в черный провал?
Объехав Три Дюны, Фома остановил машину. Пусть глаза устали чуть-чуть, зато на такую же величину притупилось внимание. Так нельзя. Десять минут отдыха.
- Можно выйти размяться. Только от машины далеко не отходите.
Георгий Сергеевич последовал совету.
- Скажите, Игорь, а куда мы сейчас едем?
- К Патрику, - нехотя проговорил Фома, закрыв глаза, заложив руки на голову и потягиваясь. - Его оазис крайний к востоку. С него начнем мобилизацию и будем продвигаться на запад. Нападения нам ждать с запада.
Потоптавшись, Георгий Сергеевич совершил полный оборот на месте.
- Давно хотел спросить... Как вы вообще различаете, где тут запад, а где восток? Солнца нет... А магнитные поля на Плоскости хаотичны и еще меняются во времени, вы мне сами это говорили...
- Говорил, - не стал отнекиваться Фома. - А только есть одна хитрость: минут за пятнадцать до ночи... то есть до наступления сумерек магнитное поле здесь постоянно. Если есть компас, можно ориентироваться. У меня компас до сих пор где-то в рюкзаке валяется, если еще не рассыпался.
- Понятно.
- Разве? Ведь по компасу можно ориентироваться ДО ночи, а не после. Поди догадайся, когда наступит ночь. Даже сейчас я иногда ошибаюсь. А выход, знаете, какой? Смотреть на компас каждые десять-пятнадцать минут и запоминать азимуты. Хлопотно, а надо. В смысле, надо новичку. В своем феоде я уже давно ориентируюсь без компаса.
- Понятно, Игорь, понятно... Значит, вы хотите мобилизовать э-э... Патрика?
- И его сына. У них с Джой взрослый сын, все трое вместе сюда попали.
- Да-да. Но, простите, как же они дойдут до западной границы? С нами? Но ведь прежде нам придется объехать все оазисы. В машину мы все не влезем, а идти пешком - это, знаете ли...
- Дойдут, - отрезал Фома. - Со мной дойдут и живы будут.
- Игорь, друг мой... Скажите, а не лучше ли раздать это оружие хуторянам?
- А я что, черт возьми, собираюсь сделать?!
- Ах, вы не поняли, - огорчился Георгий Сергеевич. - Я имею в виду раздать по оазисам. Граница велика, ее ведь можно и не удержать. А так пусть каждый обороняет свой оазис.
- Интересно... - Фома даже открыл глаза. - Уж кто бы говорил... А я почему-то считал вас гуманистом.
- Считайте и далее. Я вот что подумал: пусть обитатели оазисов решают сами. От надвигающейся толпы они будут отстреливаться, в том нет сомнений. Толпа - это саранча, это для них смерть. Ну а если к ним придет всего-навсего один-два голодных человека? Разве хозяева откажутся поделиться кровом и пищей?
- Вы совсем людей не знаете, - пробурчал Фома.
- Я знаю людей. Кто-то откажется принять даже одного человека, даже больного ребенка, но большинство - уверен - поймет и примет. И пищи хватит. Наверное, поля можно расширить. Пришлые люди - это ведь рабочие руки!
- Особенно у больного ребенка...
- Послушайте! - рассердился Георгий Сергеевич. - Я всего лишь хочу, чтобы в результате этих... этих пертурбаций умерло как можно меньше людей! И если есть шанс спасти хоть нескольких, хоть одного человека...
- Ну-ну, - сказал Фома. - Спасайте одного. Спасайте нескольких. А тем временем взбесившаяся точка выброса будет работать бесперебойно. Когда сюда попрут озверевшие толпы, вы никого не спасете. Все люди хотят жить, копии они или оригиналы. Вот проголодаются они по-настоящему, а там им и укажут направление: туда, мол. Марш-марш. Там еда. Ее можно отнять. Как, по-вашему, сработает их инстинкт самосохранения?
Георгий Сергеевич вздохнул.
- Они разбегутся после первой автоматной очереди из оазиса. Потом начнут плакать, умолять... на коленях поползут. Как знать, вдруг кому-нибудь повезет, кого-нибудь примут? Я и тому буду рад.
- Да ну? А вам не приходит в голову, что толпа может быть вооруженной? Хотя бы по одному стволу на десятерых, по одному патрону на ствол - это им сукин сын король даст. Потеряют многих, но с боем возьмут любой оазис, разве нет?
- А оборонять границу, по-вашему, проще?
- Нет, - признал Фома. - Но от границы мы сможем отходить в глубь территории, наводя врага на ловушки. Скифская тактика.
- Врага! Это люди! Они просто хотят жить.
- Вот-вот! Чтобы выжить, эти люди без раздумий убьют и вас, и меня. Им не оставят другого выхода. Это не люди, а противник, и хватит о них.
Георгий Сергеевич снова вздохнул.
- Постойте-ка! - завопил вдруг Фома. - Идея! Честное слово, у меня есть идея! Садитесь, поехали.
- Куда?
- В мой оазис. Там вы переждете. А мне надо будет еще раз наведаться в спальню.
- Простите, а как же мобилизация?
- Обойдемся. И все это оружие нам пока не понадобится. Есть радикальное решение.
Георгий Сергеевич помолчал, неловко устраиваясь на сиденье, принимая на колени патронный цинк.
- Когда я слышу о радикальном решении, - сказал он, взгромоздив поверх цинка автоматы и бережно их придерживая, - я всегда вздрагиваю. Игорь, друг мой, я боюсь, что вы собираетесь сделать какую-нибудь глупость.
- Вы не верите в радикальные решения?
- Извините, совершенно не верю в их пользу.
- А на Земле вы поверили бы в Плоскость? - крикнул Фома. - Поверили бы, а? То-то. Здесь все не так!
- Кое-что одинаково и на Земле, и на Плоскости, - не согласился Георгий Сергеевич. - Человек, к примеру, в основе своей везде одинаков. Гм... Быть может, вы все же расскажете, что за ослепительная идея пришла вам в голову?
- Нет! Держитесь.
- Но почему же нет?
Фома не ответил. Почему да отчего! Все ему знать надо! Не-ет, кое-чего старому учителю знать как раз не следует. Нет времени на пустые споры, и милейший Георгий Сергеевич в один миг превратился из помощника в помеху. Пусть посидит в оазисе, так будет лучше.
Клейкая неотвязная глубина по-прежнему держала его. Сильнее, чем раньше, хотелось всплыть, но приходилось ждать. Не время. Для начала надо было просто не захлебнуться.
Но почему, черт побери, почему Игорь-второй пошел на это? Фома догадывался почему, и ответ ему очень не нравился. Но другого ответа не было.
Неужели дело только в том, что во второй раз он был скопирован на восемь лет позже, уже не девятнадцатилетним студентиком с ветром в голове, а двадцатисемилетним мужчиной, уверенным в себе прагматиком, точно знающим, с какой стороны на бутерброде масло? Неужели тот, настоящий мир, благословенная и вожделенная Земля, корежит человека гораздо быстрее, чем тысячекратно проклятая сволочная Плоскость?
Наверное, так.
Он долго ворочался, не в силах уснуть. Вскочил, ругаясь, сделал марш-бросок тысяч на десять шагов, едва не влип в нарождающуюся лужу жидкой земли, вспотел, вернулся. Видел, как рассыпался прахом его автомобиль, отслуживший свой срок. Потом долго нарезал круги вокруг спальни в намерении как следует устать, но не так, чтобы сразу уснуть без задних ног. Перед сном ему было о чем подумать.
Что бы ни утверждал Георгий Сергеевич, никто не знает, для чего люди попадают на Плоскость. Но уж точно не для того, чтобы мстить за свой несчастливый жребий, побуждая этот мерзкий мир тащить в себя все новых и новых людей - растерянных, паникующих и очень недолговечных подданных новоявленного короля!
Наверное, все-таки для чего-то другого.
И опять, проснувшись, Фома увидел вокруг себя каменных рыб, на этот раз целых шесть штук. Как всегда, злобно пнув ближайшую, он тут же забыл о них, потому что увидел Ее. И пульт к Ней. А значит, снов было по меньшей мере два.
Хватило бы и одного - не того, что с рыбами. Но пятьдесят процентов "пустой породы" - это совершенно ничтожные издержки. Пусть хоть девяносто девять, лишь бы в один процент попало то, что надо.
Он не видел во сне чертежей ракеты и не думал о них, засыпая. Он просто знал, что она должна получиться сравнительно небольшой, класса "земля земля", стартующей по команде с пульта, связанного с пусковой установкой длинным проводом, умеющей летать по навесной траектории на расстояние до ста километров и попадать куда надо. Он ничего не знал о реально существующих типах боевых ракет и о том, действительно ли они носят камуфляжную раскраску, как эта, но знать было и не обязательно. Зато он знал, что двадцатикилотонная боеголовка должна сработать на небольшой высоте прямо над взбесившейся точкой выброса, непрерывно извергающей на Плоскость все новые и новые толпы людей.
Пусть копий, но все равно людей. Думающих. Чувствующих. Ополоумевших от страха и удивления. Обреченных на лютую борьбу с себе подобными за жизнь, за место в оазисе, за кусок лепешки, за глоток воды.