Вот тогда-то у нее мелькнуло подозрение… А еще через полчаса ходьбы (тридцать минут показались натертой ноге и натруженным мышцам тридцатью годами) подозрение переросло в уверенность: Марьяша увидела на вершине невысокого холма очень приметную засохшую сосну, ствол ее раздваивался, потом снова срастался, так что получилось нечто вроде буквы «Р».
Сосну-букву Марьяша уже видела. На этом самом холме, но с другого ракурса. Час назад они шли с другой его стороны и вполне могли бы срезать изрядный кусок пути, напрямую перевалив через возвышенность. Парни нарочно водили ее кругами.
Похоже, она пересолила там, невдалеке от управы. Слишком круто за них взялась. Самочинно произвела себя в командиры, пугала Бобой и оторванными яйцами… От Лизы они такое терпеть привыкли, но преображение Марьяши слишком уж ломало стереотипы.
И вот теперь прилетела ответка. Что Бобу не стоило тащить с собой, ей уже дали понять. Теперь наглядно вдалбливают другую мысль: не лезь в командиры, если не способна делать что-то хотя бы наравне с подчиненными.
Парни сильно ошиблись, затеяв такую игру. Привыкли считать близняшек совсем разными, не понимают, что характеры у тех схожие, внутри у каждой стальной стержень, не согнешь и не сломаешь… Просто до сих пор сестры к слишком уж разнящимся целям стремились, оттого и казались ничуть друг на дружку не похожими.
Лизкиным приятелям их ошибку придется разъяснить. Жестко и болезненно, чтобы в другой раз неповадно было. Но при этом так, чтобы осознали и еще большую злобу не затаили.
– Стойте все! – Марьяша вздернула руку над головой. – Замрите!
Все остановились, а Боба так вообще исполнил команду буквально: застыл на одной ноге, не закончив шаг, громадная ступня зависла в воздухе. Потом все-таки опустил ее на мох, очень медленно и аккуратно.
Компания недоуменно уставилась на Марьяшу, так и стоявшую неподвижно с высоко поднятой рукой. Взгляд у нее стал странный, словно глядела не на своих спутников и не на деревья за их спинами, а куда-то сквозь них, в неведомые дали.
Затем Марьяша шевельнулась, медленно опустила руку. Но продолжала так же отстраненно пялиться в свои дали.
– Отойдите все. Подальше. – Она командовала очень негромко и отрывисто. – И помолчите. И не думайте ни о чем. Если сумеете.
Недоумевающие парни чуть ли не на цыпочках потянулись к другому краю поляны. Лишь Дрын задержался, попытался задать вопрос:
– Скажи, ты…
– Сгинь, сука!!! Убью!!! – шепотом выкрикнула Марьяша. – Первое предупреждение!
Трудно кричать шепотом, но она сумела.
Дрына как ветром сдуло.
Смерть, подступившая вплотную, дышавшая в лицо, не смущала и не пугала Лизу, она вообще никогда не смущалась и не пугалась. Все когда-то умрут, а если ее срок подоспел сегодня – значит, судьба такая.
Бесило другое… Она не привыкла к поражениям. Она умела только побеждать.
Победить Лизу было невозможно в принципе, она попросту не признавала чужих побед, считая любой проигранный бой лишь отложенным. У таких в жизни бывает одно поражение, последнее, единственное и окончательное, – смерть.
Но пока жива, надо драться.
Легко сказать… Впервые она угодила в ситуацию, когда сделать нельзя вообще НИЧЕГО.
Или все-таки можно?
Кровососы зафиксировали ей руки, ноги, даже шею… и все-таки недоглядели, упустили кое-что из вида… Один орган абсолютно свободен, да и не стреножить его ни кандалами, ни веревками, для него нужны иные способы.
Ее мозг.
Тоже оружие, да еще какое. Захваченный кровосос не даст соврать, если еще не сгинул в Колодце.
Она снова закрыла глаза, постаралась ни о чем не думать, полностью избавиться от всех мыслей. Отключилась от сигналов, что посылало в череп тело, все его внутренние и внешние органы.
Получилось.
Не осталось ничего. Одинокий мозг повис в первозданной пустоте и напряженно ее сканировал, искал родственные источники ментальных сигналов – словно радиотелескоп, пытающийся уловить послания далеких цивилизаций.
Результат не порадовал… Эксперимент завершился тем же, чем и любые попытки установить контакт с галактическим разумом. Ничем. Черная безмолвная пустота так и осталась пустотой. Ни единого отклика.
Все как у радиоастрономов, но с одним отличием: существование инопланетян под большим вопросом, в то время как обладатели мозгов наверняка в ближайших окрестностях имелись.
Возможно, она не до конца оправилась после удара – там, возле броневика, по черепу прилетело не слабо. Кровосос врезал голой рукой, но умеючи.
Возможно и другое: здешние железобетонные стены, нашпигованные металлом, экранировали ментальные импульсы. Раньше деревянные стены домов Затопья никак и ничем не мешали проявляться ее способностям.
Ломать голову над причинами неудачи Лиза не стала, восприняла ее как данность. Рано или поздно сюда кто-нибудь войдет (в идеале в одиночку или хотя бы не болтающий с другими, глубоко погруженный в свои мысли) – тогда она попытается еще раз.
Некоторое время она размышляла над вопросом: прикреплено ли к полу основание стола, на котором она лежит? Или он сохраняет устойчивость лишь за счет своей массы и низко расположенного центра тяжести?
Во втором случае можно попробовать стол раскачать, используя ту малую степень свободы, что ей оставили, – раскачать и уронить.
(В своих размышлениях Лиза использовала несколько иные термины, более простые и менее цензурные, но смысл был именно такой.)
Допустим, раскачает и уронит – и что дальше? Ремни от падения не лопнут, нечего и мечтать. Будет ждать прихода насильников и палачей, лежа в менее удобной позе, – только и всего.
Вот если бы, раскачав и опрокинув большой стол, зацепить в падении столик с инструментами для потрошения… И ухватить с него (мечтать, так уж мечтать) какой-нибудь врачебный ножичек… Тогда, изогнув до предела кисть, можно перерезать петлю на ней… А дальше будет проще.
Бред… Она даже не знала, стоит ли вообще рядом инструментальный столик. В их больничке стоял, но что с того… А если стоит, то с какой стороны? На каком расстоянии? Раскачивать большой стол наугад, авось да повезет? Она продала бы себя дьяволу, лишь бы нормально поднять голову хоть на пару секунд и бросить быстрый взгляд вокруг.
Но дьявол, скорее всего, миф, как и инопланетяне. И такой заклад не примет.
Так что лежите спокойно, Елизавета Пахомовна, пяльтесь в потолок, и…
«Я дебилка и тупорезка», – подумала Лиза с редкой для себя самокритичностью.
Все это время у нее над головой висело громадное зеркало. А она только сейчас заметила.
Корпус здоровенного осветительного прибора, нависшего над ней, был сделан из полированной нержавейки. И в ней отражалось все, что находилось внизу. Мутновато отражалось и искаженно, но тут уж не до жира…
Она вглядывалась в гладкую металлическую поверхность до рези в глазах, пытаясь опознать смутные пятна отражений. Вот это, большое и светлое, – ее стол. Мелких деталей, вроде привязных ремней, не разглядеть, да и пофиг. Гораздо интереснее два других пятна, поменьше. Судя по их размерам и форме, могут оказаться тем, что она ищет. Двумя инструментальными столиками. Или же на одном стоит прибор или приборы (что-то ведь гудит тут над ухом), а потрошильные железки на другом.
В любом случае тот столик, что у изголовья, интереса не представляет. Слишком он далеко. Всего-то пара шагов, но для нее это как обратная сторона Луны. А вот второй стоит гораздо интереснее. Слева и почти вплотную. Причем как раз там, где петля прихватила кисть. Падать надо в ту сторону. Опрокинет столик, железки разлетятся, и если фартанет, то какая-нибудь окажется рядом с пальцами.
…Давно, в босоногом детстве, маленькую Лизоньку очень удивляла немудреная деревенская забава – качели. Не могла взять в толк, как так получается: стоит парень или девка на деревянной перекладине, земли не касается, не отталкивается, а качели все равно раскачиваются все сильнее и сильнее. Она слыхом не слыхивала о древнем греке по имени Архимед, о его знаменитых словах про точку опоры и перевернутый мир. Но знала эмпирически: чтобы что-то куда-то столкнуть, надлежит о что-нибудь другое хорошенько опираться и отталкиваться… Подросла и перестала удивляться, привыкла и сама любила раскачиваться высоко-высоко, взлетая над кронами черемух, росших у дома. Выше, выше, еще выше, до полного оборота, – и плевать на старого глупого грека.
А сейчас она пыталась превратить в подобие качелей акушерский стол. Дергалась несколько минут, но все впустую, стол даже не шелохнулся. Старина Архимед, о котором она не знала, сумел взять реванш (на самом деле основание стола притягивали к полу четыре здоровенных анкерных болта, но об этом Лиза тоже не знала).
Полежала неподвижно пару минут, переживая разочарование… Затем попыталась дотянуться до столика пальцами левой руки, пропихнув запястье сквозь петлю, насколько уж смогла, – смогла на пару сантиметров, не дальше.
Ни на что не надеялась, но подушечка среднего пальца, только она, к чему-то прикоснулась. Не металл… и не пластик… ткань, похоже.
Она смогла дотянуться до столика, до тряпки, прикрывавшей инструменты, – а больше не могла ничего, не хватало считаных сантиметров, и это было обиднее всего.
Лиза полностью расслабила мышцы левой руки и вдавила ее в петлю, насколько хватило сил. Теперь палец, по-прежнему лишь один, ощущал не только ткань, но и нечто твердое под ней. Она скребла и скребла ногтем по этому твердому, пытаясь подтянуть столик, и понимала: если он не на колесиках, то хоть ускребись, толку не будет…
Столик был на колесиках. И покатился к ней. Вернее, пополз – неимоверно медленно, приближаясь микрон за микроном. Потом она сумела хорошенько зацепиться за бортик, подкатила одним рывком, – и едва удержалась от ликующего вопля, способного переполошить всю Базу.
Начала шарить пальцами по инструментам, на ощупь подбирая нужный. Не то… не то… какая-то фигня с кольцами на концах… может, ножницы?.. нет, зажим или щипчики, не то… а вот это… что там на конце… ага, годится…