Выживаемость идеи зависит от среды, в которой она обитает. Ученые вынуждены считаться с фактами. Бизнесменам важен приносимый идеей доход, проповедникам – число обращенных. Журналистам телеканала “РЕН ТВ” нужна сенсация. Так же как рыбы приспособлены жить в воде, но не на суше, научные идеи плохо выживают за пределами научных институтов и журналов. Хотите определить значимость идеи – оцените ее эволюционное происхождение, основных носителей и степень их самокритичности.
Вирусы успешны благодаря тому, что их оболочки подходят к полезным молекулам на поверхности клеток, как ключ к замку. Паразитические идеи захватывают разум, подстраиваясь под в целом правильные принципы мышления и превращая наши преимущества в недостатки. Вспомните заблуждения, связанные с апофенией или симпатической магией.
Всякий раз, когда мы усваиваем новую идею, в нашем мозге происходят физиологические изменения. Обработка информации связана с изменением активности клеток нервной системы и корректировкой связей между ними. Нет ничего удивительного, что возникают и распространяются идеи, способные настроить наш мозг на их воспроизведение, даже в ущерб интересам человека.
Философ Дэниел Деннет в своей лекции “Опасные мемы” для TED Talks сравнил террористов-смертников с муравьями, зараженными ланцетовидной двуусткой[507]. И те и другие умирают из-за паразитических сущностей, подчиняющих себе разум.
Мы больше, чем гены, и больше, чем мемы. Каждый из нас – носитель уникальной комбинации врожденных признаков, отполированных опытом и средой. Ученые пока не умеют копировать нейронные сети мозга, а значит, полноценному воспроизведению мы не подлежим. Остерегайтесь опасных мемов, принижающих ценность человеческой жизни. А еще помните: если какая-то идея популярна – она вовсе не обязательно верна или полезна своему носителю.
И не забудьте рассказать об этой книге друзьям и в социальных сетях, иначе дух сожженного на костре ученого придет к вам ночью и превратит в зомби.
Глава 11. Волан-де-Морт – Тот, Кого Нельзя Называть
…Наступит время, когда нам придется выбирать между тем, что легко, и тем, что правильно.
Мы не умеем читать мысли других людей, но нам важно знать, о чем они думают, чтобы предвидеть их поведение. Наши догадки, основанные на наблюдениях, предшествующем опыте и контексте, превращаются в модели, с некоторой точностью описывающие разум наших друзей, знакомых и случайных встречных. Придя на вечеринку, мы автоматически отмечаем, кто с кем в паре, кому мы нравимся, а от кого лучше держаться подальше. Мы способны к многоуровневым погружениям в чужое сознание: “Я полагаю, он думает, что она поверила в искренность чувств, которые он испытывает к ней”. Нам это кажется естественным, и мы даже не задумываемся, насколько сложную задачу решает наш мозг, чтобы создать так называемую теорию разума (или модель психического состояния человека).
Теория разума позволяет различать наши собственные знания о мире и представления других людей. Эта способность развивается по мере взросления. В классическом тесте детям показывают, как персонаж оставляет шарик в корзине и уходит. Затем кто-то другой перекладывает шарик из корзины в коробку. Обычно дети в возрасте трех-четырех лет говорят, что первый персонаж, вернувшись, будет искать шарик в месте, где он реально находится. Примерно половина детей от четырех до шести лет и большинство детей старше шести уже понимают, что персонаж не знает о перемещении шарика и поэтому будет безуспешно искать его в корзине[508].
Подобные эффекты воспроизводились и в более поздних исследованиях, но выяснилась одна любопытная деталь: словесные показания детей могут расходиться с их внутренними представлениями о мире. Признаки теории разума можно обнаружить и в более раннем возрасте, если не задавать вопросы, а следить за поведением малышей[509]. Так, в одном эксперименте дети должны были определить, с какой из двух горок скатится кукла, и подложить туда мат. У подножия каждой из горок стояла коробка, в одну из которых кукла положила мяч. Иногда другой персонаж втайне от первого перекладывал игрушку. Дети учитывали ложные убеждения куклы и подкладывали мат под ту горку, по которой она будет спускаться в поисках оставленного мяча. Они справлялись с практическим заданием лучше, чем со словесным[510].
Уже в полтора года многие дети в состоянии пройти другой тест на теорию разума. Сначала их обучают отпирать замки на двух ящиках. В один из них кладут игрушку, а затем перекладывают в другой. Экспериментатор пытается открыть ящик, где изначально лежала игрушка, но не справляется и просит помощи. Если экспериментатор видел, как игрушку перекладывали, то дети, как правило, помогали открыть выбранный им ящик. В противном случае дети открывали тот ящик, где на самом деле лежала игрушка[511]. То есть помощь оказывалась с учетом представлений о мыслях взрослого человека: если он знает, где спрятан предмет, значит, пытается открыть неправильный ящик по другим причинам.
Недавно подобный тест на теорию разума успешно прошла группа приматов из обыкновенных шимпанзе, бонобо и орангутанов[512]. Макаки в экспериментах пока не продемонстрировали способности учитывать ложные убеждения других[513]. А вот у шимпанзе и орангутанов теория разума обнаруживалась и ранее[514]. Значит, можно осторожно предположить, что способность “читать мысли” появилась у наших предков пятнадцать – двадцать миллионов лет назад.
Не все люди обладают одинаковой способностью судить о представлениях других. От недостатка этой способности страдают дети и взрослые при аутизме: они испытывают затруднения в социальных взаимодействиях, даже если обладают высокими показателями невербального интеллекта. Они находят других людей непредсказуемыми, а их мотивы и поступки непонятными.
В 1985 году профессор Саймон Барон-Коэн и его коллеги повторили эксперимент с перепрятанными шариками на трех группах детей: с аутизмом, с синдромом Дауна и на обычных дошколятах. Испытуемые из всех трех групп хорошо справились с вопросами “Где на самом деле спрятан шарик?” и “Где был шарик вначале?”. 23 из 27 обычных детей и 12 из 14 детей с синдромом Дауна учли чужие заблуждения при ответе на вопрос “Где персонаж будет искать шарик?”. И только 4 из 20 детей с аутизмом справились с этим заданием, остальные указали, что персонаж будет искать шарик там, куда его перепрятали[515].
Позже Барон-Коэн разработал несколько собственных тестов на способность оценивать психические состояния других людей[516]. В одном нужно определять эмоции людей по фотографиям их глаз и части лица над глазами. Другой тест представляет собой опрос: например, испытуемый должен оценить, насколько легко ему представить себя кем-то другим или понять, что собеседнику скучно. Результаты обоих тестов, как правило, хорошо согласуются между собой. С ними плохо справляются люди как с аутизмом, так и с синдромом Аспергера – менее выраженным расстройством аутистического спектра.
Существует упрощенная версия теста на распознавание ложных суждений о местонахождении перепрятанного шарика, не требующая ни вербальной коммуникации, ни каких-либо действий. В ней используется автоматическое устройство, определяющее направление взгляда. Обычные дети старше двадцати пяти месяцев чаще концентрируют свое внимание на том ящике, где персонаж будет искать шарик. У детей и взрослых с синдромом Аспергера такой спонтанной реакции не наблюдается[517].
Есть основания полагать, что с этим упрощенным тестом справляются обыкновенные шимпанзе, бонобо и орангутаны. Животным показывали видеозаписи[518], на которых актер в костюме Кинг-Конга прятался от человека в одном из двух стогов сена. Человек уходил за палкой, возвращался и бил ею по тому укрытию, где в последний раз видел обезьяну. Но в некоторых видеороликах Кинг-Конг успевал убежать, а иногда перепрятывался. Оказалось, что приматы чаще смотрят на тот стог сена, в котором человек в последний раз видел обезьяну, – то есть они предугадывают место нанесения удара.
Выше мы обсудили одну крайность – аутизм. Непонимание чужих психических состояний можно назвать ошибкой второго рода. Симметричная ошибка первого рода – поиск разума там, где его нет, – встречается намного чаще. Позволительно даже сказать, что склонность совершать ее – своего рода норма. Большинство из нас легко распознают чувства, эмоции и желания у объектов, которые ими не обладают.
Компания IKEA выпустила рекламный видеоролик, в котором женщина под грустную музыку выносит на улицу настольную лампу и оставляет рядом с мусорным ведром. Наступает ночь. Одинокая лампа стоит под проливным дождем, понуро “свесив голову”. Нам показывают окно в доме женщины, где в тепле и уюте светит новая лампа, ее любят и ценят. Затем мы снова видим улицу, дождь и светильник, от которого все отказались. Становится очень печально. И тогда в кадре появляется промокший человек и говорит: “Многие из вас грустят из-за этой лампы. Это потому, что вы чокнутые! У лампы нет чувств! И новая намного лучше!”[519]
В фильме “Красный шар” французского режиссера Альбера Ламориса за мальчиком по имени Паскаль всюду следует воздушный шар. Когда бабушка Паскаля выталкивает шар из окна квартиры, тот пытается вернуться, прижимается к стеклу. В этот момент невозможно не представить, что шарик думает о человеческом друге и скучает по нему. Становится грустно, когда другие дети из зависти прокалывают шар.