— Мог бы найти себе женщину.
— С этим было сложно. У него врожденное сосудистое заболевание. Он с детства на диете, плюс определенные физические нагрузки… До какого-то момента этого хватало, потом пошли в ход медикаменты. А сейчас… Врачи сказали, требуется операция, иначе смерть может наступить в любой момент.
— И он не хотел никого обременять своей болезнью?
— Вроде того. К тому же секс — это тоже нагрузка. Последний год у него с личной жизнью, как я понимаю, было не очень.
— А до этого?
Я чувствовала внимательный взгляд Андрея, но глаз не могла поднять. Пожала плечами.
— Серьезных отношений он не заводил. Ну или не складывалось. На эту тему мы как-то не общались.
— И ты чувствовала себя виноватой за то, что у тебя сложилось? Это глупо, Даш.
Как он понял? Мы с Мироном не говорили об этом, но я действительно чувствовала свою вину.
— Когда все случилось, Мирон был со мной все время, — продолжила я, — ухаживал, чуть ли не с ложки кормил… Водил к психологам, пытался вытащить из депрессии, в которую я погрузилась. Мне не хотелось жить, но он, можно сказать, меня заставил.
Я грустно хмыкнула, посмотрев на Андрея.
— И поэтому ты украла деньги у Салагиадзе? Из-за чувства долга?
— Нет, почему… Я просто хотела спасти единственного дорогого мне человека. Других у меня нет.
Андрей немного помолчал.
— Какая сумма была, если не секрет? — Я назвала, он поджал губы. — И как планируешь ее отдавать?
— Как-нибудь. Кончится это все, буду наркоту таскать, пока не расплачусь с долгом.
— А сам Мирон что?
— Способностей у него выдающихся нет. Детдом, отсутствие высшего образования плюс болезнь… С работой у него было туго. Последние несколько месяцев сидел в ночной охране на складе, пристроили по знакомству, помогли с лицензией.
Наверное, мой рассказ звучал жалко. Сейчас, слыша собственные слова, я четко осознавала ту гигантскую пропасть, что лежит между моим миром и миром Андрея. И казалось странным, что он вообще согласился мне помочь.
— Андрей, — позвала его, он перевел на меня взгляд. — Если ты думаешь, что у меня есть компромат… Это не так. Я его в глаза не видела. Я даже не углядела, когда Лука подложил флешку в сумку тому парню. Он мне об этом сказал сам. Я испугалась тогда, потому что считала: это слишком опасно. Мы попадаем под удар, а нам даже прикрыться нечем. Кто это парень, где он? Что, если он просто выбросит флешку или удалит информацию? Но Лука был уверен, что все обойдется. Через два дня он погиб, этот парень следом за ним… Их обоих пытали, и я думаю, он, как и Лука, сказал им все. То, что Давид предпринимал попытки найти компромат… Он просто не знал, чем все кончилось, нашел ли его Жильцов. Вряд ли бы тот стал афишировать сей факт. Скорее всего, он получил все еще тогда, уничтожил, и живет себе спокойно.
— К чему ты это, Даш? — поинтересовался Андрей, когда я замолчала.
— К тому, что не стоит совершать ошибок. Искать то, чего нет. Ты не видел, но знаешь, чем все это может кончиться. Перед тобой несколько примеров. Жильцов просто избавится от тебя и будет жить дальше.
Пару секунд мы смотрели друг на друга, а потом Андрей спросил:
— Тогда почему ты еще жива, Даш?
Я непонимающе заморгала, качнула головой, отвела взгляд. Да, этим вопросом я тоже задавалась в свое время. Почему я жива? Положим, тогда киллер меня не нашел, но ведь все знали, кто я. С другой стороны, зачем я им вообще нужна, если ничего не знаю? Но ведь они не могли быть уверены в этом… Это только подтверждает мои мысли: Лука сказал, где искать компромат, Жильцов его нашел, а больше его ничего не беспокоит.
Это я сказала Андрею.
— После смерти Луки к тебе кто-то приходил от Жильцова? Говорили о компромате?
Я медленно покачала головой.
— Только полиция. Но может, они представлялись следователями, кто знает… Я плохо помню то время.
— И часто тебя таскали в отделение?
— Не особенно. Поначалу только, а потом дело быстро закрыли, думаю, тот же Жильцов постарался.
Мы снова замолчали, Андрей о чем-то думал, глядя вперед и постукивая пальцами по подлокотнику.
— Чаю выпьем? — предложила я, он согласно кивнул.
Больше к этой теме мы не возвращались, но я не могла выкинуть ее из головы. Тогда мне действительно было не до размышлений, а теперь возник вопрос: почему же ко мне никто не пришел — возник и прочно засел в мыслях. И уже лежа в постели, слушая мерное дыхание Андрея рядом, я прокручивала снова и снова те дни.
— Знаешь, где можно пистолет достать? — спрашиваю Мирона, он закашливается, поперхнувшись супом. Краснеет, прикрывая рот. Когда приходит в себя, поворачивает на меня изумленное лицо.
— Господи, Даш, какой пистолет?
— Обычный. Из которого стреляют. Чик-чик, — показываю я ему пальцем, имитируя нажатие на курок. Он смотрит большими глазами.
— Я узнала имя того, кто это сделал, — перегибаюсь я через стол, нависая над своей тарелкой так низко, что цепочка с крестиком оказывается в супе. Мирон смотрит на меня, потом отводит взгляд, сжимая губы.
— Давид сказал?
— Да, — оттолкнувшись ладонями от стола, я переношу вес на спинку стула слишком резко, передние ножки на мгновенье отрываются от пола.
— Идиот, — цедит Мирон.
— Мне нужен пистолет.
— Глупостей не говори, — он резко вскакивает, задевая стол. Отходит к окну, запуская руку в волосы.
— Я тогда его ножом зарежу.
Мирон поворачивается и смотрит в мои наверняка очумевшие глаза. Вряд ли я вообще на нормального человека похожа.
— Даш… — его голос срывается, он откашливается. — Ты вообще понимаешь, какая удача, что тебя никто не трогает? Ты могла отправиться вслед за Лукой… Не тогда, а сейчас. В конце концов, вы были вместе… А тебя не трогают, не допрашивают… Ты чего своими выходками хочешь добиться? На тот свет собралась? Лука уже умер, вы там не встретитесь! А ты жива, блин! Понимаешь ты это или нет?! Если тебе на себя плевать, подумай о тех, кто рядом с тобой.
Я сжимаю руками столешницу так, что пальцы белеют и начинают болеть. Тяжело дышу, воздуха в груди не хватает, во лбу тяжесть. Хочется плакать. Нет, даже не так, хочется забиться в угол, обхватить себя руками и перебирать ногами. Так Мирон делал поначалу, когда в детском доме оказался. И еще маму звал. Мамочка, говорил, мамочка, забери меня, защити меня. С тобой хорошо, ты меня любишь.
Но мамы не было, была я. Обнимала, защищала, прикрывала. И когда также плакала, он прикрывал меня.
Я чувствую, как крепко меня вдруг стискивают его руки. Вжимаюсь виском в его живот, а по щекам текут слезы, сами по себе, никак мной не контролируемые.
Тогда я пообещала ему, что выкину это все из головы. Но не выкинула, искала информацию о Жильцове, словно и впрямь надеялась, что смогу до него добраться. А потом бросила. Потому что Мирон был прав: не стоит кидаться сразу в омут.
Лучше выждать. Постепенно жизнь приходила в норму, точнее, дни шли за днями, одинаковые, пустые, но страх уходил. Я привыкла к этим дням, смирилась, плыла по течению. Казалось, ничего уже не произойдет такого, что сможет выбить меня из колеи. Но вот оказалось, что может.
Утром Андрей уехал рано, я еще спала, даже не слышала, как он уходил. Весь день слонялась из угла в угол, убралась, приготовила поесть, не зная, чем еще себя занять. Бездействие выводило из себя. Когда появился Андрей около пяти вечера, я почти выпорхнула к нему навстречу.
— Новости есть? — задала вопрос, он только усмехнулся. Я спешно добавила: — Есть хочешь?
— Не откажусь.
— Сейчас погрею.
Пока он ел, я старалась делать вид, что никуда не тороплюсь, но никого этим не обманула.
— В общем, так, — заговорил Андрей, отставляя от себя тарелку и доставая телефон. — Полагаю, насчет боев мы были правы.
— Это жертвы? — выдохнула я.
— Да. Схимин Вадим Дмитриевич, двадцать четыре года, из соседнего города, отца нет, мать умерла от рака, жил с бабкой. Погиб в январе, предположительно в пьяной драке, тело было найдено недалеко от нашего города в лесочке у трассы. В марте погиб Кравцов Михаил Артемович, двадцать шесть лет, он из маленького поселка за триста километров, жил с матерью, в нашем городе работал посменно. В тот день уехал на смену, а нашли его через неделю. Диагноз тот же: избит до смерти. Предположительно, пал от рук наркоманов, которые в том районе обитают. С апрелем было сложнее, слишком мало данных, но, возможно, тот, кого мы ищем, Антонов Леонид Олегович, из пригорода. Двадцать шесть лет, родители запойные алкаши, проживал с ними, не работал, предпочитая шабашки, на которых можно легко поднять денег. После одной такой и скончался от побоев.
Андрей замолчал, я осмыслила услышанное.
— Они подбирали тех, кто был не прочь заработать? И при этом из социально неблагополучных семей?
— Скорее всего. Чтобы смерть парней расследовать было некому. Пьяная потасовка, и дело закрыто. Ментам это все тоже ни к чему, сама понимаешь.
— Особенно, если им приплачивают, — не удержалась я.
— Ты невысокого мнения о нашей власти.
Я только пожала плечами: глупо оправдываться, если так и есть.
— А последняя дата? — спросила его.
— Или никто не умер, или пока не нашли. По крайней мере, по сводкам подходящих людей нет.
— Выходит, бои проходят раз в месяц? Хотя между первыми датами два месяца.
— Кристина могла не найти того бойца.
— Как она вообще… — я даже представить не могла, как девушка могла добыть подобные данные.
— Думаю, поговорить с Захаровым не мешает. Полагаю, Кристина вполне могла выйти на клуб через него.
— Он вернулся?
— Еще нет.
— А что по жигулям?
— Пока глухо. Вблизи от дома машины не было в это время. Самое интересное, что деваться там особенно некуда. На ближайшей улице камера, там ювелирный магазин.