– Никогда не сомневайся в гениальности своей жены и в сердце своего лучшего друга, – сказал Альдо, подсовывая Люку под нос свою тарелку с курицей.
– Люку повезло, что я смилостивилась и наказала его всего на одну неделю, – небрежно заметила Харпер.
– Сменим тему! Итак, как тебе работается в маленьком американском городке, Мак? – спросил Люк.
– Спокойнее, чем я привыкла, – ответила она.
– Должно быть, это чертовски резкая перемена обстановки, – предположила Джони.
– Да, – кивнула Мак. – Но, думаю, мне это пойдет на пользу. По выходным я по-прежнему летаю с больничной бригадой санитарной авиации.
– Все равно это сложный переход, – сказал Альдо.
Уж им-то с Люком это было известно.
Обоим приходилось по несколько раз переходить от активных военных действий к спокойной домашней жизни. Некоторое время этот переход к повседневной суете после возвращения оттуда, где речь шла о жизни и смерти, ставил в тупик. Вот почему Мак была рада продолжать дежурства в бригаде санитарной авиации, оставаясь между небом и землей.
– Тонкая грань, отделяющая порядок от хаоса, – сказал Линк.
Все взрослые кивнули, и Мак поняла, что их до глубины души волнует то, что делают службы оперативного реагирования и военные для защиты их обычной, повседневной жизни. В этот момент среди них находились полицейский, начальник пожарной охраны и трое военных, которых окружали любящие люди. Те люди, чью жизнь навсегда изменил их выбор профессии, их род занятий.
Они понимали, принимали и ценили эти жертвы. И в первый раз в жизни Мак подумала, остается ли у нее надежда после всего, что она испытала. Возможно ли, что в будущем ее ждут по пятничным вечерам барбекю с друзьями и родственниками.
– Знаешь, что такое отстой? – спросил Люк. – Хумус.
Глава 15
– А потом мой свекор переехал, и теперь каждый понедельник мы едим лазанью, потому что ее готовила моя свекровь. Хотя бы раз в жизни мне хотелось бы съесть на ужин то, что я хочу, понимаете?
Это был риторический вопрос. Мак поняла это, услышав предыдущие четыре «понимаете», которые в течение первых пяти минут приема так и сыпались изо рта Эллен, рыжеволосой, слегка полноватой мамаши двоих детей, страдающей гипертонией.
На этот раз Мак не потрудилась ответить. Ей казалось неправильным поддерживать беседу в то время, как она осматривала шейку матки пациентки. Нелепые разговоры и мазок Папаниколау. Еще один беспокойный день в жизни Мак О’Нил.
– А еще Барри и его долбаные носки на полу рядом с корзиной для белья. Я имею в виду, какого черта, Барри, ты можешь поднять крышку унитаза и оставить ее открытой, но не можешь поднять гребаную крышку корзины?
– Легкий щипок, – сказала Мак, забирая мазок с шейки матки.
Ее пациентка вздрогнула, но продолжила монолог.
Мак засунула пробу в специальную емкость и закрутила крышку.
– У вас регулярные месячные? – спросила она, отмечая галочкой пункты в стандартном гинекологическом опросном листе.
– С ними все в порядке. Просто у меня стресс. А у кого его нет? Ха. Я имею в виду, могло быть и хуже. Могло быть вдвое хуже, чем с Барри.
– Есть ли какие-то медицинские аномалии в вашей семейной истории? – спросила Мак, вытаскивая зеркало из той части тела своей пациентки, которую та назвала ее дамской пещерой.
Эллен с облегчением выдохнула и стремительно соскочила с края смотрового кресла.
– Нет, разве что моя мама теряет сознание от лекарств, понижающих давление.
– Нам следует поговорить о вашем давлении, – сказала Мак, бросая взгляд на ранее сделанные Фридой измерения. Показатели были высокими.
– Доктор Данниган дала мне время до конца года, чтобы снизить давление, ведя разумный образ жизни. Если оно не снизится к Рождеству, она выпишет мне лекарство. Я ненавижу лекарства, понимаете? Это просто лишний повод для беспокойства, о котором всегда нужно помнить.
Когда Эллен запустила пятерню в волосы, Мак уловила слабый запах сигаретного дыма.
– Знаете, курение не лучший способ избавления от стресса.
– Ох, ха. Я не курю, – сказала Эллен, но глаза у нее забегали.
«Тайная курильщица», – напечатала Мак в своих записях. Пациент без сознания, по крайней мере, не может врать.
– Хорошо. Потому что с таким давлением, со всеми этими стрессами и оральными контрацептивами у вас прямой путь к инсульту.
Эллен неожиданно замолчала.
– Значит, вы не курите? – уточнила Мак.
Пациентка покачала головой.
– Нет. Не курю.
У Мак задергался глаз. Ее бесило, когда ей врали. Когда ее обманывал человек, настолько погруженный в собственную сфабрикованную версию реальности, она мгновенно мысленно возвращалась в свое детство. Но Эллен – не ее мать, напомнила себе Мак.
– Мы закончили, Эллен. Вы можете одеться и оплатить счет на стойке, – сказала она. Заставив себя улыбнуться, она вышла из комнаты.
Одним из приятных моментов в работе врача является то, что никогда не хватает времени для хандры. Мак не приходилось мириться с раздражением, которое вызывало у нее прошлое, потому что она была слишком занята в настоящем.
В коридоре она прошла мимо Рассела, тот вынырнул из кладовки и направился в комнату отдыха.
Он приветствовал Мак коротким кивком головы, на который она не потрудилась ответить. Они заключили временное недружественное перемирие, и ее это вполне устраивало.
Во второй смотровой ее ожидали двое – дедушка с внуком, младший из них самозабвенно блевал в урну для мусора.
– Все хорошо, Тайрон, ничего страшного, – сказал дедушка Лерой, вытирая бровь мальчика влажным бумажным полотенцем и вытаращив глаза на Мак так, как будто его застали на месте преступления.
Одарив их обоих сочувственной улыбкой, она заглянула в медицинскую карту.
– Привет, Тайрон. Как ты себя чувствуешь?
«Дурацкий вопрос».
– Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы сесть на стол, приятель? – спросил дед.
Тайрон устало кивнул и с помощью Лероя вскарабкался на смотровой стол.
Для восьмилетнего мальчика у него были средние рост и вес. Но, в отличие от обычного восьмилетнего мальчика, на нем, как на миниатюрной копии его деда, были надеты майка и шорты с подтяжками. Мак не могла решить, было это очаровательно или жутко.
– Я очень быстро осмотрю тебя, хорошо?
Мальчик снова кивнул.
– Хорошо, – проскрежетал он.
Пока она осматривала его, Лерой продолжал без умолку болтать. Его дочь была матерью-одиночкой, и они с Тайроном были очень близки. Когда Тайрона вырвало в школе, ему позвонила школьная медсестра.
У мальчика были распухшие лимфатические узлы и повышенная температура.
Мак отложила стетоскоп.
– Давай посмотрим твое горло, приятель. Ты можешь широко открыть рот и сказать «а-а-а»?
Тайрон послушно выполнил ее просьбу.
Миндалины бедного ребенка были покрыты белым налетом и красными пятнышками.
– Похоже на острый фарингит, – сказала Мак деду, потянувшись за тампоном.
– Что такое острый фарингит? – скрипучим голосом спросил Тайрон.
– Это белый налет и красные пятнышки на твоих миндалинах.
– Классно!
– Анализ не займет много времени, и мы можем сделать это здесь. Если он будет положительным – а он будет, – я выпишу Тайрону рецепт на антибиотики.
– Когда его самочувствие улучшится? – спросил Лерой.
– Через день или два после начала приема антибиотиков ему станет лучше. Жидкость в большом количестве поможет антибиотикам выгнать бактерию. От боли можно давать ему ацетаминофен.
– Я заразный? – спросил ребенок.
– Да, заразный. Но через сутки после приема лекарств ты уже не будешь заразным. Мне нужно чтобы ты снова сказал «а-а-а», когда я буду брать мазок, хорошо? Обещаю, что это будет быстро.
Она быстро справилась, введя тампон и вынув его обратно прежде, чем мальчик начал задыхаться.
– Значит, тебе нравятся всякие гадости, Тайрон? – спросила она.
– Да!
– Хочешь, я сфотографирую твое горло? – предложила она. – Тогда ты сможешь показать всем, как оно выглядит до того, как начинают действовать лекарства.
– Это было бы круто.
Она сделала снимок на дедушкин сотовый телефон.
– Это было остроумно, – сказал Лерой, пока Тайрон восхищался фотографическим доказательством своего острого фарингита. – Теперь он не станет показывать всем свое горло.
Мак улыбнулась. Пожалуй, она начала привыкать к работе семейного врача.
Это не было суточным дежурством в отделении скорой помощи или вызовом в связи с травмой, но день в семейной клинике все равно выматывал.
Она помешала подогретый суп, который ей не довелось съесть в первый раз, когда зашел пациент без записи с побочным эффектом от лекарств.
Рассел тоже был занят, впрочем, он принял меньше пациентов, чем она. Бросив взгляд на показатели, она почувствовала, что побеждает.
Перевернув страницу в медицинском журнале, она прислушалась к тому, что происходит в приемной.
И тут в комнату отдыха ворвался Рассел в развевающемся на ходу белом халате.
Он швырнул на стол перед ней пачку распечаток.
– Что написано в первой строчке карточки Эллен Ковальски?
Мак осторожно взяла в руки листок.
– Спросить пациентку, не передумала ли она принимать транквилизаторы.
«Черт».
– Я пропустила раздел примечаний. Я позвоню ей домой…
– Теперь прочитайте первую строку в карте Тайрона Махони.
– Я поняла. Я забыла посмотреть примечания. Этого больше не произойдет.
– Завести с Лероем Махони разговор об операции, в том числе об использовании кроверазжижающих препаратов, – прочитал Рассел, глядя поверх очков для чтения.
– Почему это также отмечено в карте ребенка? – спросила она, начиная все больше раздражаться из-за этого постыдного представления.
Он снова подвинул ей листок.
– Потому что Лерой сделает все, что угодно для того, чтобы уклониться от визита к врачу. Он приводит своего внука, но отменяет почти каждый визит, назначенный ему после операции на бедре. Мы стараемся осмотреть его, пользуясь тем, что он приходит на прием с внуком.