Сато некоторое время молчала. Когда она заговорила, то тон ее был похож на тон, каким медсестры разговаривают с неразумным пациентом.
— Могу я кое-что сказать, Эми? В смысле по-дружески?
— Я знаю, что взялась не за свое дело, Бетти. Я связалась с очень хорошим криминальным адвокатом, он согласился взять у меня это дело. Но он может встретиться со мной только на следующей неделе. Значит, мне самой придется разбираться с этим формальным предъявлением обвинения.
— Я рада, что ты нашла человека, которому можно передать дело. — Эми почувствовала в голосе подруги облегчение. — Брендан здорово против тебя настроен, а мне не хотелось бы, чтобы ты попала в беду.
— Поверь мне, я хочу отделаться от этого дела как можно скорее. Но сегодня ничего не получится. Так что говори, что я должна делать.
— Ладно, только пообещай мне, что не скажешь никому, что я тебе помогла. Киркпатрик меня живьем зажарит, если узнает.
— Обещаю.
— Все просто. Даже шимпанзе справится. Киркпатрик даст твоему клиенту копию обвинительного заключения. Ты отказываешься его читать, но оставляешь за собой право выступить против в случае юридических ошибок. Затем ты говоришь судье, что твой клиент не признает себя виновным и настаивает на суде с присяжными. Да, не забудь потребовать, чтобы Киркпатрик предъявил тебе все полицейские отчеты, потому что он обязан это сделать после формального предъявления обвинения.
— Как насчет залога?
— Сумма уже должна быть определена, но это будет большая сумма. Брендан обвиняет его в нападении и попытке убийства. Хотя сейчас это не имеет значения. Твой парень в больнице, так что какое-то время он никуда не денется. Пусть из тюрьмы его вытаскивает тот адвокат, который примет у тебя дело. Слушания по поводу залога всегда очень запутанные.
— Ладно. Предъявление обвинения кажется довольно простой процедурой.
— Верно. Но это последняя простая процедура в этом деле.
— Я же сказала, что передаю дело. Помилосердствуй, я и так на взводе!
— Прости, но я не хочу, чтобы ты пострадала.
— Я знаю. Спасибо. — Эми помолчала. — Что ты рассказала Киркпатрику обо мне?
— Что ты переспишь с ним, если он откажется от обвинений.
— Думаешь, он бы купился?
— Ты не останешься в этом деле достаточно долго, чтобы это выяснить, не забывай.
— Нет, серьезно, что ты ему сказала?
— Правду. Что ты умна и трудолюбива, но я не знала, что ты берешь уголовные дела.
— Какой он?
— Брендан не глупее тебя и прямолинеен. Его жена погибла в автокатастрофе три года назад. Детей у него нет. Ходят слухи, что он очень любил свою жену и терпеть не может возвращаться в пустой дом. Наверное, поэтому он всегда на работе. Для него ничто не имеет значения, кроме его дел. Он заносчив и жесток, но он также предан делу и патологически честен.
— Я же сказала, я бросаю это дело. Нет нужды меня пугать.
— Ты же хотела знать.
— Спасибо. Слушай, давай встретимся, поужинаем, сходим в кино.
— Давай. Мы с тобой давненько не виделись.
— Обычные проблемы одинокой мамаши.
— Пригласи няньку, и мы с тобой загуляем.
Эми повесила трубку. Она немного успокоилась, выяснив, в чем заключается формальное предъявление обвинения. С этим она справится. В послании Киркпатрика сказано, что процедура пройдет в больнице. Если они проведут ее в палате под охраной, то ей не придется выступать в открытом суде, где все будут потешаться над ее промахами. Эми глубоко вздохнула. Она справится. В конференц-зале есть небольшая библиотека юридической литературы. Она может прочитать все, что требуется, и выучить как можно больше по поводу закона. Она сверилась с часами и решила, что у нее даже хватит времени, чтобы пойти в библиотеку в суде и просмотреть там учебники по уголовному праву.
Эми уже почти встала, когда загудел интерком и Нэнси сообщила, что с ней хочет поговорить доктор Джордж Френч. Эми сняла трубку:
— Привет, Джордж. В чем дело?
— Мой приятель пытался достать армейские бумаги Морелли. Их не существует. Никто по имени Дэниел Морелли не служил в специальных войсках или других воинских подразделениях во время войны во Вьетнаме.
Эми на минуту задумалась. Доктор Френч терпеливо ждал.
— Это сходится с тем, что его удостоверение оказалось поддельным. Если он и служил, то под другим именем.
— Или, — добавил Френч, — он никогда не служил и водит нас за нос.
— Я поговорю с ним после формального предъявления обвинения и перезвоню вам, если что узнаю. Спасибо.
Телевизионные бригады и орущие репортеры заняли почти все место в вестибюле больницы, где под охраной лежал Дэниел Морелли. Эми бормотала «Без комментариев», пробегая по коридору к лифту. Когда двери лифта закрылись, репортеры все еще продолжали кричать, требуя, чтобы им сказали что-то для печати. Эми прислонилась к стене, закрыла глаза и дала себе клятву, что никогда больше не возьмет дело, вызывающее такой интерес прессы.
Когда она появилась в кабинете доктора Ганетта, то застала там Брендана Киркпатрика, болтающего с Рубеном Веласко, которому поручили предъявить обвинение Морелли. Веласко был кубинцем средних лет, чьи родители вырвались из клещей Кастро, а затем переехали из Майами в Орегон, чтобы работать в ресторане кузена, когда мальчик был еще подростком. Эми знала всего несколько судей, и не вызывало сомнений, что Киркпатрик таким недостатком не страдает.
Когда Эми вошла, Веласко встал и слегка поклонился. У него были темные вьющиеся волосы, чистые карие глаза и приятная улыбка. Когда он обратился к ней, Эми заметила легкий испанский акцент. Она пожала руку судье и умудрилась смотреть Киркпатрику в глаза, когда пожимала и его руку. Его ответное пожатие было вежливым, но лишенным всякой теплоты. Судья представил Эми судебного репортера, пожилого афроамериканца по имени Артур Рейд.
— Несколько необычно формально предъявлять обвинение мистеру Морелли в больнице, — пояснил Веласко, — но Брендан боялся, что можно допустить конституционную ошибку, если не предъявить обвинение вашему клиенту сразу же после того, как доктор Ганетт посчитает его способным, чтобы понять всю процедуру.
Эми достаточно начиталась во время ленча, чтобы понимать, что могут быть конституционные последствия, если предъявление обвинения отложится, но она не могла вспомнить, о каких последствиях идет речь, поэтому многозначительно кивнула.
— Есть еще один вопрос, который нам следует обсудить до того, как доктор Ганетт отведет нас в палату своего пациента. Пресса хочет писать о процедуре формального предъявления обвинения, но я не собираюсь пускать всех репортеров, которых мы видели в вестибюле, в палату. Брендан предложил, чтобы представители прессы выбрали одного человека от газет и одну телевизионную команду, которые будут представлять всех. А мы потребуем, чтобы все газеты и телевизионные каналы получили доступ к фотографиям и заметкам. Вас это устраивает?
Эми представления не имела, стоит ли ей протестовать, поэтому сказала, что не возражает, если судья полагает это лучшим выходом из положения. Брови Веласко на мгновение приподнялись. Он не привык к столь разумному поведению защитника, но быстро привел лицо в порядок и мысленно поблагодарил Господа за маленькие благодеяния.
— Итак, — сказал судья, — тогда давайте выслушаем мнение доктора Ганетта по поводу состояния здоровья мистера Морелли.
Через двадцать минут Эми, Киркпатрик, судья Веласко и его репортер вышли в холл у охраняемой палаты, где их уже ждали репортер из «Орегониан» и команда четвертого новостного канала. После того как журналисты согласились, что следует освещать процедуру предъявления обвинения, доктор Ганетт пригласил всех в палату. Лампы на телевизионной камере наполнили коридор ярким искусственным светом. Когда камера заработала, Киркпатрик всячески изображал дружеские отношения с судьей и полностью игнорировал Эми. Когда свет погас, и камера перестала жужжать, помощник прокурора сбавил темп и пошел с ней рядом. Он удостоил ее самодовольной улыбкой.
— Я слышал, Джордж Френч работает на вас?
— Вам это сообщил ваш осведомитель, доктор Ганетт? — спросила Эми.
— Да ладно вам, не придирайтесь. Полицейскому у дверей палаты велено сообщать имена всех, кто навещает Морелли.
— Полагаю, он также подслушивает все разговоры между адвокатом и клиентом?
— Вы меня удивляете, миссис Вергано. Это же противоречит закону.
Эми поморщилась. Помощник прокурора ухмыльнулся. Он явно наслаждался ситуацией.
— Значит, вы хотите все свалить на посттравматический синдром? — с невинным видом спросил Киркпатрик.
— А вы бы не хотели это выяснить?
— Вообще-то по закону вы должны мне об этом сообщить. Вы слышали о взаимообязывающем законодательстве?
Термин Эми слышала, но понятия не имела, что от нее в этом случае требуется. Прежде чем она успела придумать остроумный ответ, чтобы скрыть свое невежество, телевизионная камера снова зажужжала, и Киркпатрик переместился поближе к судье. Завидев приближающуюся компанию, полицейский, охраняющий палату Морелли, встал и отпер дверь. Судья Веласко отступил в сторону, чтобы пропустить Эми. Она прошла к кровати Дэна, а Киркпатрик и судья последовали за ней. Морелли растерялся. Затем в палату вошла команда телевизионщиков с работающей камерой, и раненый замер, напомнив оленя, попавшего в свет фар. Затем он закрыл лицо руками и отвернулся.
— Уберите их отсюда! — закричал он.
Эми повернулась к судье:
— Пожалуйста. Он вне себя.
— Пресса в соответствии с конституцией имеет право здесь присутствовать, — вмешался Киркпатрик. — Если бы мы были в суде, ее было бы куда больше.
— Но не с телевизионными камерами, — заметила Эми, надеясь, что она попала в точку.
Судья повернулся к репортеру с четвертого канала:
— Вы можете остаться, но оператору придется уйти.
— Наш адвокат сказал нам…
— Не важно. Камера создает проблемы, значит, ее следует убрать, — отрезал Веласко. — У вас будет масса возможностей сфотографировать мистера Морелли в зале суда. Сейчас же он пациент больницы, и я намерен внимательно относиться к его пожеланиям.