Ванесса с ненавистью посмотрела на прокурора:
— Мой отец засадил меня в психушку. — Ее глаза пылали ненавистью, тело напряглось. — Он держал меня в одурманенном состоянии в течение года, только чтобы заставить молчать.
— Или чтобы помочь вам. Врачи в больнице поставили диагноз, когда вы там находились?
— Они только выполняли его указания.
— Врачи вам это говорили?
— Нет.
— Вы когда-нибудь слышали, чтобы ваш отец отдавал такое распоряжение?
— Для этого он слишком умен. Он постоянно твердит, как сильно он меня любит, как ему больно помещать меня в лечебницу. И всегда при свидетелях. Он злокозненный, но умный.
— Или очень заботливый, мисс Келлер, очень заботливый. У меня больше нет вопросов, ваша честь.
— Он сделал из меня дуру, — сказала Ванесса Эми, сидевшей рядом с ней в комнате для присяжных заседателей во время перерыва в слушании.
— Брендан — прекрасный юрист. Он знает, что вы полагаетесь только на слова Карла, утверждая, что Подразделение существует.
— А как насчет убийства доктора Френча и его жены?
— Брендан не верит ни вам, ни Карлу. Он считает, что Карл убил обоих и что вы его покрываете.
— Карл спас вам жизнь. Что Киркпатрик думает об этом?
— Он думает, что люди вашего отца пришли ко мне в дом, разыскивая вас и Карла, и что он убил и их, и полицейских. С таким объяснением у Брендана в деле все сходится.
Ванесса покачала головой:
— У нас нет никакого шанса, не так ли?
— Простите, но я предупреждала вас, что именно так все и будет. Вы — бывшая пациентка психиатрической больницы, а ваш отец — национальный герой. К тому же вы уж слишком открыто демонстрируете к нему ненависть, а это сильный мотив, чтобы лгать и искажать правду.
— До сих пор ничего не слышно от Хобсона? — спросила Ванесса.
— Нет.
— Я знала, мне никогда его не победить. Он всегда выигрывает.
Она закрыла глаза и откинула голову назад. Ее боль была настолько острой, что у Эми сердце разрывалось от сочувствия, но Вергано не знала, как избавить ее от этой боли. Они проиграли, и Ванесса с Райсом отправятся в тюрьму на долгий срок.
Глава тридцать шестая
После того как Эми Вергано сказала, что ей нечего добавить, Брендан Киркпатрик начал дело по обвинению с допроса доктора Ганетта и других людей, которых держали под дулом пистолета в больнице. Незадолго до полудня судья Веласко объявил перерыв до двух часов.
Направляясь в офис окружного прокурора на шестом этаже, Киркпатрик несколько приуныл. Обычно после удачного перекрестного допроса настроение у него бывало великолепным, но разделаться с Ванессой Келлер оказалось слишком легко. Ее безумная вера в существование мифической тайной армии генерала Уингейта была порождением ненависти и глубокой душевной болезни, а ему не нравилось нападать на больную и запутавшуюся женщину.
— Мистер Киркпатрик, — окликнула его секретарша, — у меня важное сообщение от мистера Стэмма по поводу вашего слушания о залоге. Он потребовал, чтобы я передала вам его сразу же, как вы выйдете из зала суда.
Джек Стэмм, окружной прокурор графства Малтномах, был боссом Киркпатрика. Брендан взял у секретарши листок. Когда он прочитал записку, на его лице появилось смятение. Ему даже захотелось пойти в офис к боссу и потребовать объяснений или указаний, но текст был предельно ясен. Ему было приказано делать то, что велено, не задавая вопросов.
Брендан прошел по узкому коридору, который начинался от приемной и тянулся до обширного помещения, где трудились помощники окружного прокурора и их подчиненные. Генерал Уингейт ждал в конференц-зале, два солдата секретной службы охраняли дверь. Они обыскали Брендана и его кейс, прежде чем пропустить его.
Как только открылась дверь и помощник прокурора вошел, бледно-голубые глаза генерала тут же остановились на нем. Мистер Макдермотт вернулся сюда, как только Ванесса кончила давать показания, чтобы доложить боссу, что сказали Карл Райс и его дочь. В конце стола сидел плотный, мускулистый человек в кожаном пиджаке, который, не стесняясь, дал помощнику прокурора возможность увидеть, что он вооружен. С того момента как Киркпатрик вошел в комнату, этот человек не спускал с него глаз.
Генерал все еще подстригал свои волосы с проседью на армейский манер. На нем были белая шелковая рубашка и брюки от темно-серого костюма. Пиджак аккуратно висел на спинке стула.
Уингейт выглядел расстроенным.
— Брюс рассказал, что вы довольно жестко обошлись с Ванессой.
— Моя работа — выиграть слушание о залоге. Но могу вас уверить, удовольствия мне это не доставило.
Генерал вздохнул:
— Я знаю, вы выполняли свои обязанности, но мне всегда больно, когда больно Ванессе. У вас есть дети, мистер Киркпатрик?
— Нет, — ответил Брендан. Выражение его лица не изменилось, но сердце заныло. Они с женой только начали говорить о детях незадолго до ее смерти.
— Дети — нечто удивительное, но они спутывают все ваши чувства. Каждый пустяк, который они делают, приносит вам или радость, или боль. Как ни печально, за долгие года Ванесса принесла мне мало радости. И все же я не могу видеть, как она страдает.
— Тогда я очень сожалею, но мне нужно сообщить, что вам придется давать показания.
— Наверняка в этом нет необходимости, после того как вы расправились с Карлом и Ванессой. Разве у судьи могут быть сомнения насчет их вменяемости? Он должен понять, что Ванесса чересчур иррациональна, чтобы ее можно было отпускать под залог.
— Генерал Уингейт, если я что и уяснил за многие годы моей работы, так это никогда не пытаться предсказать, как поведет себя судья в тех или иных обстоятельствах. Мне доводилось наблюдать в залах суда самые сумасбродные решения, так что наверняка я знаю только одно — всегда надо прикрыть свою задницу. Кроме того, я хочу, чтобы вы рассказали судье, почему вы привезли дочь в свой дом и что случилось, когда туда ворвался Райс. Еще я думаю, что вам необходимо опровергнуть предположения Райса насчет секретного Подразделения, которым вы якобы руководили, когда работали в агентстве по координации разведывательных данных.
Генерал повернулся к Макдермотту:
— Что скажешь, Брюс?
— Я согласен с Бренданом. В зале суда полно представителей прессы. Она записали каждое слово, произнесенное Райсом и вашей дочерью. Нам необходимо подорвать к ним доверие. Если вы не отреагируете на обвинения, пресса начнет недоумевать, почему это вы держите язык за зубами. Давайте покончим с этим дерьмом раз и навсегда.
Уингейт снова вздохнул:
— Ты прав. Мне просто не хочется стоять напротив собственной дочери и говорить вещи, которые только укрепят ее уверенность, что я жажду разрушить ее жизнь.
— Я прекрасно вас понимаю и постараюсь, чтобы все прошло как можно безболезненнее, — заверил Киркпатрик.
— Полагаю, миссис Вергано не разделяет вашего отношения?
— Нет, сэр, думаю, что не разделяет.
Брендан Киркпатрик и генерал Уингейт прошли через двери в зал в окружении охранников. Сзади шел Брюс Макдермотт. Внезапно задние ряды залил свет телевизионных камер, а из коридора послышатся громкий шум. Затем двери захлопнулись, и генерал направился к месту для свидетеля: спина прямая, глаза смотрят вперед — как на параде. Когда он поравнялся с дочерью, то помедлил, чтобы послать ей печальную улыбку. Ванесса ответила взглядом, полным лютой ненависти. Улыбка сползла с лица генерала, он грустно покачал головой.
Как только судебный пристав принял у него присягу, генерал сел.
— Вы когда-нибудь были женаты? — спросил Киркпатрик после того, как задал генералу стандартные вопросы относительно его образования, военной карьеры и бизнеса.
— Да, на Шарлотте Келлер, прелестной женщине.
— Что с ней случилось?
Уингейт опустил глаза:
— Она погибла в автокатастрофе.
— Когда это произошло?
— В середине шестидесятых, когда Ванессе было всего тринадцать лет. Смерть матери очень сильно на нее подействовала.
— Вы говорите об обвиняемой, Ванессе Келлер?
— Да.
— Обвиняемая ваш единственный ребенок?
— Да.
— Как вы охарактеризуете ваши отношения с дочерью?
— До смерти ее матери мы были очень близки. Затем ей взбрело в голову, что катастрофу, в которой погибла Шарлотта, подстроил я. Она была подростком, очень трудный возраст. Наши отношения стали напряженными. — Генерал взглянул на помощника прокурора. — Признаю, в этом много моей вины. Мы с Ванессой жили в Калифорнии, но работал я в Вашингтоне.
— Вы руководили агентством по координации разведывательных данных?
— Да. Мне следовало больше бывать дома, но я не мог, особенно когда началась война во Вьетнаме. Работы было выше головы.
— Случилось ли что-нибудь, что еще сильнее повлияло на ваши отношения с Ванессой?
Уингейт кивнул:
— В восемьдесят пятом году Ванесса видела, как Карл Райс убил конгрессмена Эрика Гласса. Ужасное было убийство, кровавое. Она пережила нервный срыв, и ее пришлось положить в больницу. Я нашел для нее прекрасный частный санаторий, где она находилась в идеальных условиях. Она же всячески пыталась избежать госпитализации, будучи уверенной, что это часть какого-то заговора против нее. — Уингейт помолчал и выпил глоток воды, прежде чем продолжить. — Мне было очень тяжело помещать дочь в психиатрическую клинику, мистер Киркпатрик, но пребывание в «Доме безмятежности» было абсолютно необходимо для поправки ее душевного здоровья. — Генерал опустил глаза. — После того как я поместил ее в клинику, она отказалась со мной разговаривать.
— Вы давно знаете Карла Райса?
— Насколько я помню, мы впервые встретились в моем доме в Калифорнии в шестьдесят девятом году. Это был как раз последний год учебы Ванессы в средней школе. Карл учился с ней в одном классе.
— Каким было ваше первое впечатление от мистера Райса?
— Мне он понравился. Он был умным, умел говорить, хорошо учился и был прекрасным спортсменом.