– Это с каких пор стражники за взятку стрелами благодарят? – удивился я. – Эпидемия что ли?
– Ага, – хохотнул какой-то купец: – Епидемия эта называется капитан Брос Тернье. Этот шевалье хоть и молод, но так выдрессировал стражников, что они уже третий год взятки не берут!
Окошечко вновь открылось, и усатое лицо стражника высунулось наружу:
– Это кто там умный такой? – зловеще-спокойным голосом поинтересовался стражник, – Кто завтра хочет особо тщательный осмотр пройти?
Купец резко сник и затесался в толпу под хохот окружающих. Я развернулся и пошёл к гостеприимным крестьянам, приглашавшим к костру. Тем более, костёр этот они уже развели, и даже котелок над ним повесили, откуда вкусно пахло какой-то похлёбкой. Мы с лепром подошли. Возле костерка расположились четверо. Степенные, обстоятельные. Лица их, выхваченные из сгущающихся сумерек огнём, были по-крестьянски сосредоточены. Я спросил весело:
– Постояльцев принимаете?
– Конечно, принимаем, мил человек, – давешний крестьянин, разговаривавший с нами, ловко подвинулся, освобождая место, и мы плюхнулись рядом.
– Меня Паром кличут, – крестьянин протянул жилистую, мозолистую руку, и я пожал её, будто в тиски сунул, – Этот молодой – Вьюн. А те двое – Житич и Агой. А жинка моя – Мила.
– Приятно познакомиться, – кивнул я, и представился: Се… Семён.
– Сесемён или просто Семён? – уточнил Вьюн.
– Просто Семён, – улыбнулся я, – А это друг мой Гай.
Через полчаса мы уже хлебали крестьянскую похлёбку. А я достал и отдал Миле из вещмешка сыр и вяленое мясо. После ужина захотелось покурить, но доставать трубку я не стал – слишком многие могли идентифицировать по ней. Уж, почитай, весь континент знал, кто кроме гномов табачком балуется. Потому переборол желание покурить, и растянулся возле костерка, положив под голову вещмешок.
– Паром, а Паром, – заговорил молодой Вьюн, – Как думаешь, смогут Зло-то победить на энтом континенте?
– А чего ж не смогут? – рассудительно ответил в темноте Паром.
– Да там, говорят, демон настоящий! И силищи у него немеряно! У меня кум в Снэге был, и видел оборотнев. Страсть, говорит, настоящая. Два десятка на гарнизон напали, так полсотни воинов погибли, пока отбились. А там не два десятка будет?
– Да выходит так, что поболее будет, чем два десятка, – покряхтел Паром.
– А с чего ж ты уверен, что победят наши?
– С того, что наши они, – рассудительно ответил крестьянин. – Ты вот, дурень, слышал, как Белогор армию оборотнев в Снэге разбил?
– А кто ж не слыхал? – Вьюн даже приподнялся.
– Так вот бойцов наших туда отправилось совсем ничего! И то победили! – веско выделяя каждое слово, проговорил крестьянин, – А ежели армия отправится, какая нечисть устоит?
– Ну, а если не победят? – не унимался Вьюн.
– Тогда ты плуг бросишь, и меч возьмёшь. И я тоже, – подключился к разговору Житич, – И Агой пойдёт, хоть и хромой он. И Паром с нами. Тут или мы, или они.
– Да мы разве умеем сражаться? – насупился Вьюн, – Перебьют только, да и всех делов.
– Перебить они итак перебьют. Хоть пойдёшь ты сражаться, хоть нет, – зевнул Агой, – Но лучше уж с оружием в руках умереть, чем сидя под юбкой у твоей жинки.
– Тем более, всей деревней мы к ней под юбку не залезем, – заржал Житич.
– Да ну вас, – обиделся Вьюн.
– Ты не нукай, – отечески ответил Паром. – А лучше подумай. Нынешние воины разве с мечом в руке родились? И сразу умели всё?
– Нет, конечно, – буркнул Вьюн.
– А раз они научились, и мы научиться сможем. Вон, говорят, лучшие солдаты Белогора тоже крестьянами были. А зрожей разбили. Оборотней. А опосля тэнеберийцев вместе с Торном остановили. Да вонь хоть у Семёна с Гаем спроси, долго ли учиться воевать?
– Недолго, но делать это надо хорошо, – уже засыпая, проговорил я, – Чтобы в первом же бою не убили…
Глава 10
В Горн я входил хмурым. Сон на земле, да ещё и пробуждение без любимого кофе настроение не добавили. Знакомые крестьяне даже завтракать не стали, быстро покидали на подводы пожитки, да отправились к воротам. Потащились вслед и мы с лепром. Для обозов очередь была отдельная, для пеших и конных – тоже своя. Мы с лепром подошли практически первыми, но тут подскакала на лошадях четвёрка каких-то павлинов – шляпы с перьями, как в лучших домах парижей и лондóнов. Сюртуки расшиты золотыми позументами. Рукоятки клинков в каменьях каких-то. Даже на лошадях позументы. Подъехали вальяжно, раздвигая собравшуюся очередь. Меня чуть конём не задавили. Я охренел от такой наглости, шлёпнул коняку, которая в меня упёрлась, по морде. Та отпрянула, встала на дыбы, а седок её прямо в позументах в пыль шлёпнулся.
В толпе захохотали было, да остальные дворяне так зыркнули, что хохот сам собою смолк. А упавший дворянин, молоденький, с остроносым личиком вскочил разгневанно, рукой за рукоять схватился, заорал, надсаживаясь:
– Я тебя на куски порублю, скотина!
Я сбросил с плеча вещмешок, и спросил спокойно:
– Смею полагать, это вызов, сударь? – и тоже руку на рукоять клинка положил.
– Ты кто такой? – заорал другой, сидящий верхом. У этого лицо было полнее. А под носом тоненькие усики, торчащие в стороны как ножки циркуля.
– По дуэльному кодексу, – я чуть отвёл правую ногу назад и немного ссутулился, – Первым должен представляться бросивший вызов!
– Да какого Меррала вы его слушаете? – вспылил третий член наглой команды: – Порубать его на куски, да и все дела! Какой он дворянин? Видно же по одежде, что вояка вонючий!
– Это ты кого порубать собрался, коронный преступник? – я зло ощерился, выхватил клинок, и крутанул, разминая кисть.
– Это почему я коронный преступник? – исказил гримасой лицо дворянин.
– Вояки, как ты выразился, состоят на службе Её императорского величества. А ты вояку «вонючим» обозвал, нанеся оскорбление не просто солдату, а служащему. В его лице и всему трону. Пункт пятый Уложения о королевской службе говорит о том, что служащие представляют императрицу и Лесанийский трон, а также пользуются императорской защитой. А пункт восьмой Свода законов говорит о том, что оскорбление императорской власти карается каторгой либо смертной казнью.
Во время моего импровизированного спича лицо третьего дворянина удивительным образом менялось. Вначале на нём появилось изумление. Потом растерянность. После страх. А в итоге даже какая-то жалкость. Он оглянулся на своих друзей, будто поддержки искал, но те вдруг старательно стали отворачиваться, делая вид, что их это вовсе и не касается. Даже упавший в пыль гражданин вдруг убрал руку с клинка и принялся старательно отряхивать извалявшиеся в пыли сюртук и штаны.
– Я-а-а-а, э-э-э-э-э, – заблеял дворянин.
Стражники, которые уже открыли ворота, всё это время с глубоким интересом наблюдали за нашей перепалкой, а в конце моей речи подобрались, упёрли в землю щиты и недобро глянули на растерявшегося дворянина. Ещё бы. Такие же вояки-служивые, кого тот только что оскорбить пытался. И вдруг выясняется, что он может в мгновение ока коронным преступником оказаться.
– Сударь, – вдруг подал голос четвёртый дворянин, с немного бледным лицом и кудрявыми чёрными локонами, – Вы неправильно истолковали слова моего друга. Он вовсе не имел в виду солдат королевской службы. Потому ваше обвинение, уверен, продиктованное лишь желанием защитить честь короны, немного поспешно.
– Если это так, – коротко кивнул я вновь заговорившему, – То обвинения в коронном преступлении отпадают. Но тогда остаётся не менее важный вопрос.
– Какой же? – по губам четвёртого дворянина скользнула хитрая усмешка, и я понял, что его ситуация крайне забавляет. Впрочем, кудрявый этого не показывал.
– Вашим другом было высказано намерение порубить меня на куски. А тут уже действует Эдикт о вероломном нападении на лиц благородного происхождения. И не важно, что нападавшие тоже дворяне. Вы прекрасно знаете, что этот весьма нужный закон распространяется на всех без исключения, – я тоже усмехнулся, и чуть пошевелил плечом.
– Неужели вы, сударь, будете жаловаться на другого дворянина за необдуманные слова? – будто в порыве удивления спросил кудрявый.
– Конечно, нет, – я чуть спружинил ноги, – Но вот потребовать сатисфакции я вправе. Потому жду и от второго вашего приятеля условия.
Кудрявый, продолжая иронично улыбаться, повернулся к дворянину, обозвавшему меня вонючим воякой, и спросил:
– Эжен, ты готов бросить вызов этому шевалье? В том, что незнакомец дворянин – у меня лично нет никакого сомнения.
– А чем он докажет? – пыл у красномордого как убавился после моей речи, так больше и не проявлялся ничем. Потому голос его был уже не столько заносчивым, сколько дрожащим. И надо полагать, что вовсе не от ярости, – Я всё-таки барон, и скрестить клинки с кем попало – не могу! Родня не простит урона для чести нашего рода!
– А знание законов и эдиктов вас не убеждает, друг мой? – продолжал хитро улыбаться кудрявый. – Меня вполне убеждает. Впрочем, после вызова шевалье представится в любом случае.
Я согласно кивнул и уставился на красномордого.
– Я, барон Эжен Кортье вызываю вас на дуэль! – тон у барона был так себе. Далёк от воинственного. Но храбрости не занимать. Дворянское воспитание делает своё дело. Умрут, но чести своей не уронят.
– Я принимаю ваш вызов, барон, – кивнул я, и требовательно уставился на упавшего.
– Я, шевалье Вейсар Керис вызываю вас на дуэль и требую сатисфакции! – твёрдо проговорил второй дворянин.
– А я, барон Кертис Кретон и шевалье Эльен Грос готовы выступить секундантами, если вы не возражаете, шевалье! – продолжая улыбаться, сообщил кудрявый.
Я кивнул ещё раз и проговорил:
– Так как здесь я нахожусь инкогнито, то имя своё и титул сообщу на ухо каждому из вызвавших меня дворян, взяв с них слово о том, что они, если останутся живы, никому об этом не скажут!
– И как я узнаю, что вы говорите правду? – скривился барон Кортье.