После очередного поворота, когда мы оказались в просторном, но с уже начинавшим давить сверху потолком зале, преображение окончательно завершилось, и я словно попал в восемнадцатый век. Да уж, сильно вштырило Жору известие о наличии в нем пары капель голубой крови. Тут явно что-то большее, чем простая мнительность. Доводы Косаря опять обрели определенный вес.
Этот ангар, несмотря на то что вполне мог выполнять роль бального зала, явно использовался как гараж. Рядами стояли тачки разных моделей. Среди них выделялась парочка вычурно украшенных лимузинов.
– Теперь-то ты видишь? – тихо спросил Косарь, напряженно глядя на двух бугаев, целенаправленно двигающихся к нам.
Оружие на виду они не держали, несмотря на привычку бандитов Черного города постоянно выставлять его на всеобщее обозрение. И вообще, у криминалитета человейников повадки были как у их коллег из фавел Рио-де-Жанейро. А тут все чинно и благородно. На бойцах строгие черные костюмы, и то, что оружие у них все же имеется, выдавали лишь неестественные вздутия одежды в определенных местах.
Ладно, может, Косарь и прав, так что нужно начинать работать. Я активировал свой Дар, пытаясь уловить в окружающей обстановке усиление концентрации энергии творения, но пока ничего интересного не заметил. К тому же поведение встречавших нас хуманов было вполне естественным для таких парней. Они явно чувствовали себя в костюмах немногим лучше, чем в балетных пачках. Похоже, если что-то и запудрило мозги Жоре, то только ему, а подчиненных он тупо загнал в некомфортные для них рамки, используя свой авторитет и, возможно, угрозы.
На наше появление охранники отреагировали довольно необычно:
– Косарь, ты решил подогнать мне должок? – мерзко оскалился один из здоровяков.
Саню такой наезд не смутил. Тут, скорее всего, сказывалась и его выдержка, и то, что к подобному обращению он явно привык. Похоже, Иваныч действительно перестарался с вирой, и его новому агенту еще долго придется расплачиваться. С другой стороны, именно этот факт и снижает градус подозрений в том, что Косарь, как здесь принято выражаться, ссучился.
– Как только, так сразу, – стараясь говорить небрежно, ответил мой невольный напарник. – Или думаешь, сначала нужно расплатиться с тобой, а уже затем отдать бабки Георгию Георгиевичу? Не вопрос. Так и скажу, типа Витек Бабах думает, что его долг важнее.
Здоровяк пробубнил что-то недовольное и явно угрожающее. Подколка не удалась, и это ухудшило отношение бандосов к нашему появлению в их логове. Впрочем, судя по глухому ворчанию торпеды, бугор действительно поставил их в пикантно-жесткую позу, так что особо переживать по поводу неадекватной реакции этих ребят, наверное, не стоит.
Дальше мы пошли молча. Из винтажного гаража сразу перебрались в широкий коридор, в котором аляпистость перешагнула тонкую грань, превращаясь в безвкусицу. Чего-то подобного я и ожидал. А вот то, что кабинет Жоры Тагильского не превратился в будуар Марии Антуанетты, стало для меня сюрпризом. Да, и здесь тоже хватало вычурой отделки, но все было довольно сдержанно, в пастельных тонах. Возможно, доводы грамотного стилиста все же пробились в замутненный слишком резкими изменениями мозг преступного авторитета. Жора, он же Георгий Георгиевич, ждал нас сидя за столом и, скорее всего, просто изображал работу с бумагами.
Я его понимаю, сам поначалу пользовался подобными приемами. Он напялил на себя дорогой костюм, явно от кого-то из корифеев моды, и, нужно отдать должное, сидела одежда на мафиози совсем не как седло на корове. Впрочем, было видно, что привычку носить дорогие костюмы хозяин роскошного кабинета все еще не выработал. Да и вряд ли это у него получится. К такому нужно привыкать с детства. Я, к примеру, все еще тушуюсь, надевая официальную тройку и тем более фрак, будь он неладен!
– Присаживайтесь, господа, – чуть хрипловатым, словно надтреснутым голосом предложил Георгий и барственным жестом отпустил охранников.
Поведение клиента удивляло меня все больше и больше – и бойцов удалил, и, что самое главное, не приказал нас обыскать. А ведь у Косаря наверняка имелся револьвер, не говоря уже о моей волшебной палочке. Что касается цели нашего визита, то я сразу ощутил, что энергия творения, которая исходит от имеющихся в кабинете предметов, не превышает уровня недорогих поделок. Ни в одном из представленных здесь произведений искусства просто не могла зародиться энергетическая сущность, тем более настолько сильная, чтобы влиять на поведение людей. Да и сам авторитет не выглядел тем, кто находится под ментальным контролем. В этом плане опыт у меня достаточно богатый. Значит, Жора Тагильский изменился сам. В принципе, на этом можно было бы и закончить, но не скажешь же, едва присев на явно антикварный стул, что, мол, все, дядя Жора, мы тебя проверили, ты почти нормальный, так что пойдем подобру-поздорову.
Хорошо хоть Косарь сам начал говорить. Что касается Тагильского, то даже слушая речь Сани, он продолжал смотреть на меня. И от его пристального взгляда мне стало даже как-то неуютно, но при этом я не чувствовал выброса энергии разрушения. Скорее всего, он не имел желания грохнуть меня ни сейчас, ни после разговора.
Благодаря зачаткам эмпатии удалось ощутить лишь то, что моя персона вызывает в нем нешуточное любопытство.
– Георгий Георгиевич, позвольте представить вам Назария Аристарховича – одного из лучших оценщиков Женевы. – Косарь говорил нарочито неспешно, явно старательно вытравливая из своей речи любой намек на феню.
– Я знаю, кого ты привел, Косарь, – тоже стараясь говорить интеллигентно, но не сказать, чтобы с большим успехом, довольно резко отреагировал клиент. – Удивительно, что у тебя это получилось.
Вот тут стало интересно и мне, что отразилось на моем лице легким поднятием бровей. Тагильский не стал наводить тень на плетень и сразу же выдвинул претензию:
– Один из моих людей пытался привлечь вас для оценки некоторых вещей, и вы отказали ему в грубой форме.
Тагильский явно пытался изображать аристократа, может, даже косплеил покойного Пахома, но бывший босс Косаря был истинным интеллигентом с хорошим образованием и стальным характером, а Жора лишь напялил фальшивую маску. Да, она уже начала прирастать, но все равно до смерти носителя останется всего лишь маской.
Я не стал с ходу возмущаться нелепостью предъявленных обвинений и тем более оправдываться, а постарался вспомнить, было ли что-то хотя бы отдаленно похожее на заявленные авторитетом события. Единственное, что смог вспомнить, так это нелепый случай, произошедший пару недель назад:
– Вертлявый такой чудак с густыми бровями и прокуренным голосом?
Тагильский утвердительно кивнул, сверля меня взглядом, на что я беспомощно развел руками и пояснил:
– А как бы вы отреагировали на заявление, цитирую: «Шустро собирайся. Шеф велел притащить тебя к нему»? Каюсь, настроение у меня в тот день было препаршивейшим, поэтому не стал выяснять, какой именно шеф пригласил меня на встречу, а просто вышвырнул этого идиота из своего дома.
В принципе, я бы послал вертлявого лесом, даже если бы узнал, что речь идет о великом Жоре Тагильском, но сейчас об этом лучше не упоминать. Особенно после того, как я ощутил резкий выброс энергии разрушения от бывшего киллера, с трудом сохранявшего невозмутимую мину на лице. Сквозь напрочь фальшивую маску аристократа прорезались черты бешеного волчары. Одно хорошо – я практически сразу понял, что желание убить направлено не на меня, а на проштрафившегося подчиненного.
Нужно отдать должное, бандос быстро справился с эмоциями и сухим тоном заявил:
– Ну что же, тут мы оба оказались неправы, так что, надеюсь, сможем позабыть об этом недоразумении.
– Конечно, – покладисто кивнул я.
Обстановка все равно оставалась напряженной, поэтому Жора сразу перешел к делу и предложил осмотреть предмет торга. По уже явно сложившейся в Женеве традиции, вход в хранилище находился прямо в кабинете. И в особняках Белой Женевы, а порой и в человейниках, апартаменты богатых людей имели некий сердечник, состоящий из кабинета, хранилища ценных вещей и отдельной спальни. Все это окружалось эдаким усиленным артефактами и композитной сталью коконом и при желании могло пережить ядерный взрыв. Именно поэтому вход в сокровищницу не был оборудован массивной преградой, зато дверь, ведущая в кабинет, поражала своей монументальностью.
Приглашая меня перейти в другую комнату, Тагильский жестом вернул Косаря на гостевой стул, намекая, что дальше мы обойдемся без него.
По уже давно выработавшейся привычке я на секунду замер на пороге хранилища, ощущая невольный трепет. Общение с произведениями искусства, несущими в себе мощный заряд энергии творения, стало для меня неким таинством на уровне зависимости. Распаляя свой Дар до максимума, я шагнул в пусть и маленькую, но все же сокровищницу.
Да, концентрация энергии творения здесь была не особо впечатляющей, но некоторые вещи все же привлекли мое внимание. Среди представленного оружия особо выделялись два предмета – кремниевое ружье, висящее на правой стене, и кинжал, находящийся на самом видном месте. Его водрузили на невысокой постамент и даже прикрыли сверху стеклянным кубом. Я уже шагнул в сторону кинжала, но заметил, что владелец коллекции направляется совсем в другую сторону.
Тагильский подошел к стеклянному шкафу, в котором находились различные предметы, распределенные по полкам. Вторую сверху занимали различные кинжалы. Клиент открыл прозрачную дверцу и достал один из выставленных там клинков.
– Вот кинжал Соломона, о котором говорил клиент Косаря.
В принципе, необходимости прикасаться к этой вещи не было. Я и так понял, что передо мной простая, ничем не примечательная поделка. Не фальшивка, и лет ей немало, но явно недостаточно, чтобы некогда принадлежать легендарному царю. Но на всякий случай я все же взял в руки протянутую клиентом вещь для пристального осмотра. Тут мой Дар был бессилен, потому что энергии творения в кинжале не больше, чем в кухонном ноже-новоделе ручной работы.