Жандармы разошлись в стороны, и мы с Бисквитом под вопли младшего инспектора двинулись к лифту. Уже в кабине Зеленый спросил:
– Ты что-то почувствовал?
– Да, звони Иванычу, есть о чем поговорить. Потерпишь ты до его приезда? – уточнил я и, увидев утвердительный кивок друга, занялся анализом того, что сумел ощутить в квартире журналистки.
Похоже, грызня с начальством центрального управления оказалась пусть и яростной, но скоротечной, потому что Иваныч явился довольно оперативно. Местом встречи был выбран парк неподалеку, куда явно в нарушение правил, прямо рядом с фонтаном и приземлился магокар инспектора.
Беня предпочел остаться в машине, явно предчувствуя бурю, и она таки разразилась. Бисквит был прав – Секатор действительно не в себе. Он с ходу накинулся на инстинктивно попятившегося артефактора. Со стороны это выглядело как кидающаяся на слона моська. Вот только «моська» оказалась злобной и опасной как тираннозавр, а «слон» выглядел совсем уж смущенным и испуганным. Секатор был так взбешен, что его речевая трубка работала наперекосяк. Смысл половины сказанного я лишь угадывал из-за врывающихся в речь инспектора квакающих и стрекочущих звуков, а часть слов вообще была на гоблинском.
Инспектор обвинил подчиненного в тупизне и в том, что он лезет не в свое дело. Затем попробовал накинуться на меня, но наткнувшись на спокойный и даже сочувствующий взгляд, вдруг весь затрясся. Затем застыл столбиком, как это обычно бывает у гоблинов при глубоких раздумьях, и наконец-то шумно, со стрекотом выдохнул.
Похоже, разболтавшейся психике гоблина была нужна жесткая опора, за которую можно было бы зацепиться, пусть и с болезненным дискомфортом. Обычно именно он был таким ободряюще-надежным якорем для всех своих ближников, включая меня. Теперь же пришлось отдуваться уже мне.
– Выговорились? – по-русски уточнил я, на что, после небольшой паузы, Иваныч ответил пусть и слегка вибрирующим голосом, но вполне уверенно:
– Да, но все равно не понимаю, чем ты тут можешь помочь, хуман.
Эва как его раззадорило! Похоже, ксенофобия все это время жила в нем, правда, где-то очень глубоко. Ничего, сейчас расставим все по местам, и она опять уйдет под толстый слой душевного ила.
– Думаю, как раз хуман и поможет, – ответил я, радуясь, что было время проанализировать ситуацию, в основном благодаря тому, что Бисквит не лез с расспросами.
Воспалившаяся ксенофобия гоблина объяснялась тем, что среди пришлых не бывает маньяков-социопатов. Да, многие из них способны слететь с нарезки, впав в боевое безумие, и покрошить кучу народу. Некоторые, как убитый нами малефик, шли к цели по трупам, но такие всегда имели четкий план и никогда не убивали больше, чем нужно для выполнения задуманного. А вот среди хуманов хватало тех, кто лишает разумных жизни исключительно ради удовлетворения живущих в их душе демонов. Именно поэтому и взбесился Иваныч, но дело в том, что он в кои веки ошибся.
– Это не работа маньяка и даже не убийство по мотивам межрасовой ненависти.
– Ты хочешь сказать, что это сделал не хуман? – опять начал заводиться Иваныч, но снова остыл, наткнувшись на мой холодный и уверенный взгляд.
– Это мог быть человек, а мог быть и пришлый.
– Поясни, – опасно блеснув глазами, жестко потребовал гоблин.
– Попробую. Сами понимаете, всем мои выводы могут показаться домыслами или галлюцинациями, – на всякий случай завел я старую пластинку. В большинстве случаев выслушивая мои основанные на Даре заключения, и люди, и пришлые испытывают вполне естественные сомнения. Условно разделяя их недоверие, я снижал его остроту подобными вступлениями. – И все же рискну предположить, что тут действовал профессионал.
Сделав паузу, я посмотрел на гоблина, но тот продолжал внимательно слушать, что уже хорошо. Похоже, ему действительно нужно было хоть что-то, за что можно зацепиться и не слететь с катушек окончательно.
– Мне уже приходилось оценивать дело рук социопатов, к тому же инсталляторов. Несмотря на свою извращенную натуру, они все же творческие личности, и в их ужасных произведениях рядом с энергией разрушения, которая высвобождается в момент гибели любого живого существа, присутствуют крохи энергии творения. Да, она совершенно искажена и несет в себе заряд хаоса, но мой Дар позволяет извлечь оттуда хоть какую-то информацию. А в той жути, что я увидел там, – ткнул я пальцем в сторону видневшегося неподалеку дома, – нет ни капли энергии творения. Только энергия разрушения, причем в необъяснимо слабой концентрации. И это тоже дает мне повод считать, что работал профессионал. Причем не обязательно принадлежащий к человеческой расе.
Иваныч явно напрягся, и я поспешил пояснить:
– Будь это даже убийство на почве межрасовой ненависти, следов энергии разрушения, которую излучал сам убийца, было бы немного больше. А еще у меня есть основания предполагать, что жертва к моменту расчленения была уже мертва.
Вот тут гоблин не выдержал и вспылил, выдав серию квакающих звуков. Затем он снова взял себя в руки и продолжил на общем:
– Ты ошибаешься, и это обесценивает все сказанное. Эксперты уверенно определили, что маньяк резал живое тело.
– Ничего подобного, – возразил я, относительно спокойно выдержав яростный взгляд Секатора. – Тут важны совсем не биологические процессы. В момент смерти живого существа, особенно разумного, как высшего творения, происходит выброс энергии разрушения, но этот выброс увеличивается во много раз, если жертва испытывает страдания. Возможно, убийца просто вырубил ее.
– А может, эта твоя мифическая энергия успела развеяться? – продолжил докапываться гоблин, но было видно, что это уже не отрицание, а просто проработка версии.
– Вряд ли. Судя по всему, убийство произошло этой ночью, а для полного рассеивания необходимы как минимум пара дней.
Иваныч опять застыл соляным столбом, погрузившись в раздумья. Затем оживился и, как мне показалось, с надеждой уточнил:
– Ты хочешь сказать, что Перл ушла без мучений?
– Это могут быть мои домыслы, но смею надеяться, что ваша знакомая не испытывала боли.
Я прямо почувствовал, как что-то изменилось в моем кураторе, которого уже давно можно было назвать другом. От него повеяло энергией разрушения. Еще пару минут назад ничего подобного не было. Да, он ярился, кидался на окружающих, но скорее всего, внутри испытывал не ярость и желание убивать, а опустошение и бессилие. Возможно, его понятия о чести, как Хранителя Равновесия, столкнулись с жаждой убийства всех этих местами волосатых обезьян, чтобы отомстить за близкое существо. Теперь же все стало на свои места – виновата не общечеловеческая ксенофобия, а кто-то определенный, хладнокровно приводящий в действие свой план, вполне возможно направленный как раз на нарушение Равновесия. Вот этого злоумышленника Секатор с радостью и с совершенно чистой совестью разделает на части своим серповидным клинком.
– Говоришь, энергия держится двое суток?
– Это тоже всего лишь предположение. Однажды мне удалось побывать на месте убийства спустя трое суток со дня событий, и там остались лишь крохи темной энергии. Хотя, вполне возможно, в разных условиях распад происходит быстрее или медленнее.
– Так, Бисквит, – повернулся Иваныч к орку, – садишься в свою нелепую повозку и едешь к дому Назара. Мы кое-куда слетаем, затем тоже двинемся туда. А еще позвони Симеону, пусть и он подтягивается.
Узел напряжения, державший нервы всех присутствующих в состоянии натянутой струны, вдруг распался, и то, что казалось шокирующим кошмаром, превратилось в пусть и мрачную, но привычную охоту на монстров в человеческом обличье. Ну или в нечеловеческом.
Почему-то захотелось еще больше смягчить ситуацию нелепой выходкой из тех времен, когда я был постоянно недовольным новичком:
– Иван Иванович, а ничего, что вы говорите о моем доме, которым вы почему-то по-прежнему распоряжаетесь как собственной конспиративной квартирой? Может, хотя бы для приличия поинтересуетесь мнением хозяина? А то вон та зеленая морда даже ключи не попросит и откроет замок одним когтем.
Оба собеседника уставились на меня как на внезапно возникшего перед ними инопланетянина. А у меня вместо негодования на душе потеплело. Все как в старые добрые времена.
Орк молча направился к своему кабриолету, а вот гоблин все же высказался:
– Ага, в следующий раз обязательно поинтересуюсь, – выдал Секатор и тоже пошагал к своему магокару, в окне которого виднелась довольная рожа Бени.
То ли телохранитель, то ли напарник инспектора был явно рад, что ситуация все-таки сдвинулась с мертвой точки и Иваныч пришел в норму. Я направился следом за гоблином и с напрочь фальшивым недовольством на лице уселся на заднее сиденье летающей машины.
Бенедиктус поднял магокар в воздух, и мы направились в сторону видневшегося вдалеке человейника Артур. Я даже немного удивился, потому что на человейники власть жандармерии не распространяется, да и вообще пришлые стараются появляться там как можно реже. Но ничего спрашивать не стал и правильно сделал. Мы так и не покинули Серый город, приземлившись на одной из улиц испанского квартала. Тут вообще не было жилых домов – лишь увеселительные заведения и различные магазины. Несмотря на то что еще даже не полдень, жизнь в этом месте продолжала бурлить. Свалившийся сверху агрегат вызвал у местных и туристов лишь короткий приступ любопытства, а затем его перестали замечать.
Приземлились мы перед входом в ничем не примечательное заведение с вывеской «Веселая сеньорита». Отсутствие иллюминации и плотно закрытые двери показывали, что сегодня здесь выходной. Или же, судя по тому, что это заведение стало целью нашего путешествия, его закрыли по другой, более зловещей причине. Тогда почему нет запретных печатей и ограждающих лент?
Иваныч открыл дверь своим ключом и вошел первым. Беня снова остался в машине, и это как минимум означало, что внутри нам ничего не грозит. Ну или они так думают, а там кто его знает. Не сказать, чтобы я прямо ощутил сильные эманации энергии разрушения, но предчувствия у меня были очень нехорошие. Внутри явно совмещенного с борделем кабаре все выглядело так, словно ночной разгул только-только закончился, а мохнатые уборщики, присланные из человейника королевой мышоуров, еще не занялись наведением порядка.