– Это ты мне скажи, что тут у нас, – парировал гоблин, подпустив раздражения в голос.
Мы разговаривали в очередном выставочном зале, но несмотря на наличие полудюжины трупов, часть из которых еще не успели поместить в мешки, главные события явно разворачивались не здесь. Уточнять я ничего не стал и быстро направился ко входу в следующий зал. А вот там, как на главном месте преступления, практически ничего не изменилось. В вытянутом помещении все еще работали эксперты, как хуманы, так и гоблины. Скорее всего, сказалось появление здесь именно Ричардса. Как бы ни было тяжко мне это признавать, присутствие старшего инспектора благотворно влияло на поведение центральных. Впрочем, жандармы всех мастей меня сейчас мало волновали, потому что почти все внимание приковала к себе стоящая в центре зала скульптура.
И это была вовсе не эльфистая девушка то ли запускающая, то ли поддерживающая в небе солнце. Под высоким стеклянным колпаком в туго стянутом клубке застыла жуткая гадина. Иначе никак и не скажешь – отдаленно это существо напоминало громадного удава, если не учитывать некое жабо из щупалец, а также короткие, похожие на паучьи лапки по всему длиннющему телу. Да и вместо змеиной чешуи – покрытая бородавками черная кожа.
Скульптура была исполнена с таким мастерством, что казалась как минимум чучелом, а то и просто уснувшим живым существом. От нее веяло сложнейшей смесью энергий творения и разрушения. Истинный хаос сплетения противоположностей. Я сначала сильно удивился, что в одном помещении вот с этим могут спокойно находиться и люди, и гоблины, при этом ведя себя адекватно, но через пару секунд понял, что непосредственной угрозы сейчас нет. Даже рискнул подойти ближе, хотя, честно говоря, прикасаться даже к закрывающему скульптуру кубу совершенно не хотелось.
Постепенно я начал привыкать ко мраку энергии разрушения и вступать в контакт с частицами энергии творения, вложенной в этого идола несомненно гениальным резчиком и артефактором. В том, что сие сотворил орк, не было ни малейшего сомнения, а еще я чувствовал, что истукану не меньше пары сотен лет. Так что его точно завезли из другого мира. Только вот зачем? Ведь штука явно опасная!
Контакт с возникшей внутри тотема энергетической сущностью завораживал, одновременно восхищая и пугая. Я невольно шагнул вперед, приблизившись к постаменту вплотную, и прижал ладони к бронированному стеклу. Как же хорошо, что кто-то додумался прикрыть изваяние такой защитой.
Понятия не имею, что случилось бы, войди я в непосредственный контакт. Возможно, то, что там уснуло, снова пробудилось бы с совершенно непредсказуемыми последствиями. Ведь так оно и случилось совсем недавно. Сейчас аватар орочьего божка, созданный истово верующим мастером, спал подобно обожравшемуся удаву. Он напитался чужой смертью и застыл в сонном оцепенении. Но даже сквозь довольное равнодушие ощущались остатки прежнего дикого голода, особенно жгучего из-за невозможности пробиться наружу и удовлетвориться. Нечто похожее я чувствовал при контакте со скульптурой эльфийской богини Вечной Весны. Она тоже не могла разбить оковы и ждала помощи извне.
Постепенно воображение разворачивало картину того, что здесь могло случиться. Скорее всего, статую девушки с солнечным мячом подменили на эту страхолюдину. Но все равно, когда со стеклянного куба сдернули покрывало, которое теперь валялось рядом, собравшиеся не могли не испытать восхищение перед искусством мастера, даже принявшим такие пугающие формы. Именно этот единый эмоциональный порыв и разбудил возомнившую себя демоном сущность, а затем она надавила на возбужденные мозги собравшихся любителей искусства и устроила кровавую вакханалию.
Теперь же, возможно, впервые за сотни лет насытившаяся тварь просто спала. Причем, чем дальше, тем больше я понимал, что в ближайшие года разбудить ее будет очень непросто. Ну хоть какая-то хорошая новость.
В соседнем зале послышался какой-то шум, вызвавший мой интерес. К тому же оценка закончена, и пора возвращаться к начальству с отчетом. Развернувшись, я понял, что обстановка в помещении, где все еще оставались оба инспектора, резко изменилась. А еще стало понятно, почему там не было Бисквита, несмотря на его полезность как артефактора. Исследованная мной скульптура кроме того, что обладала энергетической начинкой, являлась еще и мощнейшим усиливающим артефактом. В принципе, он должен был вводить почитателей темного божка в боевой транс, но воздействовал только на орков. А вот энергетической сущности было пофиг, кому выворачивать мозги, и понять это мог только я, да еще…
Кстати, а вот это интересная мысль, и стоит поделиться ею с Иванычем. Конечно, после того, как он отобьется от орочьих шаманов. Зеленокожие служители культа изначально проигрывали в габаритах своим боевым сородичам. Вон даже сопровождающий их Бисквит возвышался над колоритной компанией почти на полголовы. Но на фоне людей они все равно выглядели устрашающе, тем более что даже не стали облагораживать себя человеческими нарядами. Шесть орков в лоскутных хламидах, увешанных костяными амулетами, явно заводились, и казалось, прямо сейчас впадут в боевое безумие, повторив недавнее побоище. Но вот в чем закавыка – от них совсем не веяло энергией разрушения. Похоже, разворачивается какой-то концерт по заявкам.
Я напрягся, стараясь понять, к чему весь этот цирк.
Слабая эмпатия в той или иной степени доступна любому магу, а вот ментализм – явление крайне редкое. В чужую голову я мог пробиться разве что молотком. Но при этом Дар оценщика позволял мне извлекать даже из слабой концентрации энергии творения, присутствующей буквально везде, крохи информации. Учитывая, что ложь – это тоже определенный творческий процесс, и особо даровитых лжецов я чуял, как собака колбасу. Вот и сейчас сразу осознал, что орки врут как дышат. Только понять бы еще, о чем именно.
Орали они на орочьем, и вникнуть в смысл претензий было сложно. Хорошо хоть некоторые пытались наехать на инспекторов, используя слова из низшего эльфийского, и потихоньку до меня начало доходить, что сейчас здесь может произойти что-то крайне неприятное. Со стороны наезд шаманов на влиятельных представителей жандармерии выглядел довольно угрожающе, поэтому жандармская охрана начала подтягиваться в этот зал и потихоньку занимать периметр. Многие даже взялись за рукояти револьверов.
Оп-па, а вот нарисовался и ушастый напарник Ричардса. Эльфенок сделал угрожающую моську и тоже ухватился за свою волшебную палочку. Блин, если начнется заваруха, как бы мне сдержаться и под шумок не пришибить этого гаденыша. Тряхнув головой, я прогнал лишние мысли, как конь слепней. С этим тоже нужно что-то делать. По большому счету, ушастый ни в чем не виноват, и лично от него я зла не видел. А такие позывы уже начинают попахивать ксенофобией, что нехорошо для любого жителя Женевы и Хранителя Равновесия в особенности.
Ситуация развивалась стремительно, и я лишь начал понимать, что именно требуют шаманы, грозя перейти к рукоприкладству, как в зал ворвалась штурмовая группа орков с эмблемами центрального управления жандармерии на броне. Правда, не похоже, что они собираются утихомиривать разошедшихся сородичей. Некоторые даже заняли позиции для контроля жандармских бойцов-хуманов. А один навис над явно хорохорящимся эльфенком. Со стороны это выглядело так, словно воробей пытается доказать свою смелость большому ворону.
Атмосфера сгущалась, и с прибытием орков энергии разрушения в ней резко прибавилось, но мне лично полегчало, особенно когда через минуту в зал вошел ор Максимус с двумя ближниками-сааградами. Сразу стало понятно, что при необходимости эта троица перекачанных монстров сможет навалять всем присутствующим, включая явно неслабого чародея Ричардса.
Вождь орков замер на краю спорящей группы, а затем, чуть присев, выдал такой рев, что куда там гоблинской сирене. Все моментально заткнулись, я же, несмотря на звон в ушах, заорал, стараясь не упустить явно короткую паузу в галдеже:
– Вождь! Первое слово!
Компания жрецов тут же повернулась ко мне, и я понял, что через секунду они кинутся и разорвут меня на мелкие тряпочки. Максимус проревел пару фраз на орочьем и продолжил на общем, явно чтобы было понятно всем присутствующим:
– Тот, кто посмеет нарушить право Первого слова, умрет!
И это подействовало – в зале воцарилась зловещая тишина.
Вождь повернулся ко мне и, пристально глядя в глаза, сказал:
– Говори, Рохур-хатар, но помни, что потребовавший Первого слова заплатит жизнью, если оно окажется менее весомым, чем нужно.
А то я не знаю! Сам себя грызу за то, что решил использовать этот козырь. Если облажаюсь, кто-то из его ближников размозжит кулаком мою бедную головушку как гнилую тыкву. Сам-то вождь наверняка не станет марать руки об никчемного пустозвона.
– Вождь, шаманы, как бы сказать помягче, говорят неправду.
Те, кого я упомянул, тут же недовольно заворчали, но сникли под тяжелым взглядом Максимуса.
– Это серьезное обвинение, – пророкотал он, нависая надо мной.
– Шаманы утверждают, что люди проникли в узилище для темных духов, чтобы выставить связующий тотем на потеху своим сородичам. За что и поплатились.
Вот прям захотелось перекреститься, с мольбой к богу, чтобы мое понимание орочьих воплей оказалось верным.
– И ты хочешь сказать, что это не так? – Рычащий голос вождя всех орков давил на мозг, взгляд проникал через глаза в глубины сознания, а его дух-напарник, казалось, сжимал мое тело со всех сторон, так что начало не хватать воздуха. Стало даже не страшно, а прямо-таки жутко. Но, честно говоря, живя в этом городе, я устал бояться, поэтому стряхнул с себя оцепенение и заявил, твердо глядя в глаза зеленокожему гиганту:
– Этого идола создавали не как тюрьму, а как аватар для поклонения. Он предназначен для проведения ритуалов и введения орков в состояние боевого безумия. Пусть праведные шаманы скажут, глядя тебе в глаза, что это не так.
Сжимающие меня со всех сторон тиски резко ослабли. Ор Максимус перестал нависать и медленно, словно башня линкора, повернулся к притихшим шаманам. Вопрос был задан на орочьем, и молчание в ответ явно не удовлетворило вождя.