ддержать её. У Амелии были. Она знала бы, что сказать.
Чарли лежит на моих ногах, его глаза такие грустные, что я не могу долго на него смотреть без слёз.
Я боюсь двигаться с этого места. Я боюсь тишины. Боюсь пустых комнат.
Как это возможно? В один момент тебя окружают люди — люди, которые стали тебе небезразличны — а в следующий момент они уходят.
И у тебя почти нет воспоминаний.
Амелия сказала, что я должна позволить хорошим воспоминаниям жить, но как это возможно, когда каждого дорогого мне человека у меня отбирают?
Чем я заслужила это? Что я сделала в жизни не так, чтобы быть наказанной подобным образом?
Я не понимаю смерть. Как можно понять что-то столь окончательное… столь разрушительное?
Как вообще можно понять хоть что-то из этого?
Майлз и Амелия никогда больше не будут прикалываться друг над другом и притворяться, что не влюблены.
Я никогда больше не буду мыть посуду с Майлзом, никогда не смогу положиться на его молчаливую силу. Никогда не смогу поблагодарить его.
Никогда больше не смогу поделиться мыслями о книге с Амелией.
Смерть — это конец. Она отбирает всё у человека, который остался жить. Она забирает любовь. Забирает хорошие воспоминания.
Смерть — это пустота. Абсолютная пустота, которая ярко освещает твою боль и печаль.
Пустота порождает пустоту. Боль порождает боль. Нет ничего хорошего в этих всепоглощающих чувствах.
***
Я медленно встаю. Я отсидела ноги, и они болят, напряжение ночи нагоняет меня. Я чувствую напряжение в каждой мышце. А ещё я замёрзла и устала.
Я слышу движение в доме, а затем резкое: «Бл*дь!».
Иду на звук и нахожу Гриффина у подножия лестницы. Рядом с ним небольшая лужа крови. Он на коленях и пытается её оттереть.
Я разворачиваюсь, чтобы взять ещё одну тряпку и ведро воды. Опускаюсь рядом с ним на колени и начинаю оттирать застывшую кровь. Она темного цвета и выглядит старой.
Внезапно Гриффин хватает меня за руку и выдергивает из неё тряпку.
— Я сам сделаю это. Иди и приведи себя в порядок, — огрызается он.
Мои глаза задерживаются на его бледном, за исключением мазка грязи на щеке, лице. Смотрю на его руки, а затем и на всё остальное. Он весь покрыт грязью. Под глазами тёмные круги, а рот сжат в жесткую линию.
— Ты похоронил их? — спрашиваю я. Мне просто нужно знать, что они не остались там.
— Да, — рявкает Гриффин.
Печально, что у них не будет должных похорон. Но это лучше, чем оставлять их там на холоде. Не то чтобы они теперь чувствуют холод.
Я трясу головой, пытаясь избавиться от мрачных мыслей. Сосредотачиваюсь на Гриффине, и это помогает мне заглушить собственную боль и скорбь, притупить чувства.
— Тебе нужно помыться, — говорю я. Мой голос слышится бесцветным даже для моих собственных ушей.
Гриффин прекращает вытирать кровь, и его подбородок падает на грудь. Словно мои слова сломали в нём что-то. Простое предложение стало для него последним ударом.
Он сломался, как в ту ночь у бассейна, и его совсем не заботит, что я свидетель его уязвимости.
Его плечи вздрагивают от боли, и он даже не вытирает слёзы с щёк.
Я забираю у него тряпку и бросаю в ведро.
Я может и испытываю острую боль из-за их смерти, но он полностью разбит, как и я после той ночи, когда была убита моя семья.
Он нуждается во мне, как я нуждалась в нём и Амелии.
— Идём.
Я помогаю ему встать на ноги и оборачиваю руку вокруг его талии, прижимая к себе.
Он опирается на меня и то, что такой сильный мужчина выглядит настолько сокрушенным, разрывает моё сердце.
Глава 24
Гриффин
Сколько человек может выдержать, прежде чем сломается?
Я устал, так чертовски вымотан. И это не то, что сможет исправить хороший ночной отдых. Я чувствую себя старым и опустошённым.
Я до сих пор пытаюсь во всём разобраться. Как всё так быстро полетело к чертям?
Самой тяжёлой вещью, которую я когда-либо делал в жизни, стали похороны Амелии, Майлза и мистера Перри без подобающих церемоний. Они заслуживали большего.
Камден и я какое-то время молча стояли над их могилами. Нет слов, чтобы описать то, что мы чувствуем из-за потери и из-за предательства.
Михаил похоронен в лесу. Я подумывал над тем, чтобы оставить его в лесу на съедение животным, но я не варвар.
Я понял одну штуку: жизнь ранит тебя. Она ломает тебя и изматывает до тех пор, пока ты не захочешь сдохнуть. Пока ты молод ты боишься смерти, потому что у тебя есть мечты и надежды. Но чем старше ты становишься, тем быстрее они рушатся. Жизнь готовит тебя к смерти.
Одинокая мысль пришла мне в голову. Я причинил столько боли, что всем без разницы, жив я или мёртв. Я больше не важен. Я больше не нужен.
Я позволяю Райли привести меня в комнату. Она тащит меня в направлении ванной, и на мгновение я хочу сопротивляться. Мне без разницы, чистый я или нет. Я просто хочу спать.
Забавно, я никогда особо много не спал, но сейчас я просто хочу добраться до кровати.
Возможно, я пытаюсь одурачить себя, думая, что смогу спрятаться от всего в темноте, которую принесёт сон.
— Встань сюда, — говорит Райли, оставляя меня у стойки. Я прислоняюсь к ней, пока она открывает краны, проверяя температуру воды.
Я хмурюсь, когда она берёт свою майку и стягивает её через голову. Затем она снимает леггинсы и остаётся передо мной в одном нижнем белье.
Мои глаза блуждают по её телу. Она так чертовски красива, что в груди начинает болеть ещё сильнее. Я мог потерять и её.
Она берёт мою рубашку и снимает с меня через голову. Только тогда частица благоразумия возвращается ко мне.
— Что ты делаешь?
Её глаза впиваются в меня, и этот уязвлённый взгляд бьёт прямо в сердце. Я, в самом деле, только вчера думал о том, что хочу видеть её улыбку? Сейчас я даже себя не смогу заставить улыбнуться. Я — долбаное посмешище.
Она снимает с меня рубашку и тихо шепчет:
— Я вымою тебя и уложу в кровать. Ты почувствуешь себя лучше, если немного поспишь.
Она расстёгивает на мне ремень, а я просто стою и смотрю на неё. Она осторожно расстёгивает молнию на джинсах, и я почти улыбаюсь. Почти.
Она опускается на колени и спускает джинсы по моим ногам, а потом смотрит на меня.
— Можешь выйти из них?
Я делаю, как она говорит, и смотрю, как она сдвигает нашу одежду в угол. Она берёт меня за руку и ведёт в душ.
Я просто позволяю воде литься на меня, опираясь спиной о плитку. Я желаю, чтобы она смыла всё: неудачу, горе, просто всё.
Райли берёт гель для душа и выдавливает немного на руку. Растирает его в ладонях, а потом начинает мыть мою правую руку. Её прикосновения нежные, больше похожие на ласку.
Раньше я никогда не нуждался в том, чтобы кто-то меня мыл. Ни разу в жизни я ещё не падал так низко, и это пугает меня до чёртиков. Я должен быть сильным. Должен быть мужчиной, а мужчины непробиваемы.
Хотя, что я за мужчина, ха! Я рухнул к чертям собачьим, как замок из песка. Я чувствую себя одиноким. Таким чертовски одиноким, что это лишает сил.
Я даже не шевелюсь, когда Райли заканчивает возиться со мной и быстро моется сама.
Она выключает воду и берёт полотенца. Сначала она вытирает меня и оборачивает полотенце у меня на поясе.
— Сними мокрые трусы и иди в постель, — говорит она, пытаясь звучать серьёзно.
Её щеки вспыхивают, и я поднимаю левую руку к её лицу. Я провожу большим пальцем по её щеке и целую в лоб, молча благодаря за заботу.
Я иду в комнату, стягиваю мокрые трусы, забираюсь под покрывало, а затем смотрю в окно.
Райли, обёрнутая полотенцем, подходит к шторам. Солнце уже встало, но чувство такое, словно всё ещё ночь.
Я, как солнце, сжигаю всё, что ко мне приближается.
— Я чувствую себя одиноким, как солнце, — бормочу я. Я не собирался произносить это вслух, но слова сами слетели с губ.
Райли опускается на колени перед кроватью, и её пальцы легонько проходят сквозь мои волосы. Взгляд её мягкий, когда она смотрит на меня.
— Ты так ярко сияешь. Ты можешь растопить ледяное сердце. Твой свет ярче тысячи солнц. И это единственный свет, который смог пробиться сквозь ту тьму, в которой застыла я.
Её честность сбивает с ног. Я смотрю в её нежные зелёные глаза и мечтаю затеряться в них.
— Как такое вообще возможно, что кто-то, как ты, существует в этом грёбаном мире? — я тяну к ней руку, потому что мне необходимо ощущать её. Я двигаюсь назад и тащу Райли в кровать поближе к себе. Я сильнее прижимаю девушку к груди и впитываю тепло её кожи. Кладу подбородок ей на голову и закрываю глаза.
— Ты должна ненавидеть меня, но ты всё ещё здесь. Я разворотил твою жизнь, а ты до сих пор находишь силы меня утешать.
— Это не твоя вина. Каждый в этой жизни делает собственный выбор. Жизнь хочет ударить побольнее, а мы просто должны решить, собираемся ли снова вставать. Мы оба многое потеряли — но у меня всё ещё есть ты. У меня всё ещё есть Скайлар, Камден и Чарли. Если я не сосредоточусь на том, что у меня осталось, меня целиком поглотит пустота, оставленная теми, кого уже нет.
Слова Райли находят отражение во мне.
Сосредоточиться на том, что имеешь. У меня всё ещё есть Райли. И всё ещё есть обещание, которое я ей дал.
И словно умеет читать мысли, она шепчет:
— Обещаю, я всегда буду рядом с тобой.
Её обещание несёт волну необъяснимого тепла, и это уже слишком.
Я обнимаю её сильней, так сильно, как могу, и начинаю плакать, как мужчина, потерявший всё.
Я скорблю, цепляясь за единственное, что у меня осталось в жизни, — Райли.
Глава 25
Райли
Как только Гриффин заснул, я выскальзываю из кровати.
Иду в свою комнату, одеваюсь, на этот раз натянув и носки, и иду искать Чарли.
Нахожу его в библиотеке, свернувшегося на кресле Амелии. Захожу, сажусь рядом и просто обнимаю его.