ь, чтобы новую жизнь начать, а батек… заладил одно: мол, тридцать лет для этой страны пахал, а она его выпила до дна, смяла и выбросила, как стаканчик одноразовый. А раз так – то гори все синим пламенем. Вот сам и сгорел. Увел с приятелями раз с дачного поселка псину – ну, жрать-то надо что-то… Придушили, разделывать начали, а тут хозяева псины их обнаружили. И, за кабыздоха своего родненького обидевшись, прямо на месте и потоптали их. Приятели батька оклемались всяко-разно, а он пару дней провалялся в шалаше своем и преставился. Менты, само собой, виноватых искать не стали… Это все я случайно узнал. Была у меня мысль тем дачникам-собачникам отомстить, да время подошло в армию идти… Вот такой у меня родитель был, на которого я ровняться должен, по идее-то… А кому-то… – Игорь зло подмигнул слушавшему ему с открытым ртом Сомику в зеркало заднего вида, – кому-то посчастливилось родиться в самой настоящей дворянской семье, с полным комплектом родителей – да еще каких! Не простых, а элитных! Урожденный дворянин, е-мое! Может, если у меня с детства пример перед глазами был… как у тебя, я бы…
Двуха вдруг замолчал. И тогда заговорил Олег.
– Урожденный дворянин – всего лишь ребенок, воспитанный в дворянской семье…
– Всего лишь! – хмыкнул Игорь.
– И пусть этого ребенка, как правило, с самого рождения готовят быть достойным урожденного звания, – продолжал Трегрей, – пусть он имеет на начальном этапе жизни кое-какие привилегии, стать истинным дворянином может только он сам. И ему, поверь, приходится даже труднее, чем ребенку из обычной семьи. Тому, чтобы получить дворянство, довольно достигнуть второй ступени Столпа Величия Духа…
– И все, что ли? – не удержавшись, поинтересовался Женя. – Значит, нам в таком случае…
– …И совершить подвиг во имя Отечества, – закончил Олег.
– Вот это здорово – подвиг! – покрутил головой Сомик. – А если войны нет, как быть?
Игорь молчал.
– Надобно понимать «подвиг» не только в военном смысле, – кивнул Олег. – Подвигам место и в медицине, и в науке, и в педагогике… Да и мало ли какой сфере можно посвятить жизнь…
– Ага, понял. Вакцину там изобрести какую-нибудь или новый тип двигателя, например… Да?
– Именно. А возможные неблаговидные поступки в предшествующей подвигу жизни обычного человека – не принимаются во внимание, – продолжал Олег, – в момент принятия решения о присвоении таковому дворянства. Тогда как урожденному дворянину – кроме успехов в постижении Столпа Величия Духа и совершенного подвига – для получения статуса истинного дворянина необходимо иметь безукоризненную биографию. Потому что происхождение накладывает на него обязательство быть достойным своих родителей и воспитания, данного ими.
– Логично, – оценил Сомик. – И справедливо, вообще-то. Но это у вас. А нам как быть? Вот у меня-то родители не это самое… – он неловко глянул на Двуху, – не гопники. Просто хорошие люди. Звезд с неба не хватают, работают, чтобы жить не хуже других. Зла никому не желают и стараются его не совершать. Но этого мало же – не совершать зла? Верно? Так вот я к чему… Чтобы у нас стать истинным дворянином… То есть, тем, кто действительно готов к подвигу. Тем, кто хочет и – главное – может изменить жизнь к лучшему… Надо ведь изначально пример для подражания иметь? У вас-то этих примеров, я думаю, навалом…
– Хоть жопой жуй, – вставил сумрачный Двуха.
– А у нас – бедновато… – договорил Женя, цокнув укоризненно языком на ремарку Игоря. – Вот принято на книги-фильмы ориентироваться, да? Так ведь еще определить надо, какие книги-фильмы правильными примерами являются. Да и за сюжетной шелухой неплохо бы научиться смысл разгадывать…
– Это точно, – включился опять Двуха. – Помню, в нашей школе четверо старшеклассников, вдохновившись «Бригадой», распределили между собой роли героев, сели в тарантайку чьего-то батьки и поехали в соседний район «лохов разводить». А там, помимо лохов, своя «бригада» на такой же тарантайке… И в результате: двое в больничке, один на кладбище – кастетом в лоб схлопотал.
– И я о том же, – подхватил Сомик. – Если явных примеров нет, с чего нашим пацанам начинать… свой путь к подвигу? От чего отталкиваться? Где им точку отсчета искать, после которой безоговорочно ясно становится: что правильно, а что нет?
Трегрей долго не думал.
– В самих себе, бессомненно, – ответил он. – Где же еще?.. Нравственные законы общественной жизни давным-давно определены и всем известны, без этих законов никакого общества сложиться и не могло. Каждый знает: убивать – дурно. Воровать – дурно. Предавать – дурно… И так далее. Преступающий эти законы прекрасно понимает, что поступает неправильно. Но неизменно оправдывает себя тем, что сюминутная ситуация, в которой он на момент преступления оказался, к этому преступлению обязывает. Что виноват в преступлении не он, а – обстоятельства. Разве при этом он не лжет себе?
– Лжет, – согласился Сомик.
А Двуха покрутил головой.
– Обстоятельства обстоятельствам рознь, – сказал он. – Одно дело, когда министр вверенное ему ведомство разворовывает, вагонами тащит; и совсем другое, когда какой-нибудь слесарь, с работы выпертый, у которого дома дети жрать просят, вагон разгружая за гроши, пару банок тушенки себе в карман сунет. И кто, спрашивается, из них преступник?
– Оба, – не колеблясь, ответил Трегрей. – Преступник – суть преступающий закон. Оправдывать преступление теми или иными обстоятельствами – безнаказанностью ли, нуждой ли, все равно, чем – суть лгать самому себе. Зная, что не прав, убеждать себя, что прав. Вы спрашивали, где искать точку отсчета тем, кто ступил на путь подвига, желая стать истинным дворянином? Я говорю: в нас же. Главное – поймать себя на том моменте, когда почувствуешь, что лукавишь с самим собой. Вот этот момент – и есть точка отсчета. Потому что наиглавнейшая опасность в том, что, солгав себе единожды, ты будешь лгать и дальше. То, что облегчает жизнь, очень быстро входит в привычку. Привыкнув лгать себе, привыкнешь находить оправдание любым своим поступкам, продиктованным какими угодно пороками: жестокостью, трусостью, ленью, гордыней… И в конце концов мир для тебя изменится. Ты получишь картину мира, очень далекую от объективной. И, соответственно, решения будешь принимать неправильные. Ты безо всякого урона для чести и совести запретишь себе вступиться за случайного прохожего перед агрессивной компанией, азартно мотивируя это тем, что «он сам виноват», «они все там пьяные» или «я их разгоню, меня же и посадят», – на самом деле напросте боясь получить в лоб. Спокойно включишься в увлекательную игру «распилы и откаты», успокаивая себя тем, что «все так делают, если я взбрыкну, меня уволят, чем тогда детей кормить», – на самом деле от души радуясь увеличению дохода. Или сунешься в самое пекло по своему хотению, вопреки здравому смыслу и строгому наказу, уповая на то, что пистолет в кармане убережет от любой напасти, убеждая себя, что ты сильнее, чем есть на самом деле, и просто обязан доказать это окружающим. Нельзя себе лгать. Нельзя себе лгать…
Олег замолчал. На этот раз возражений ни со стороны Двухи, ни со стороны Сомика не последовало.
– Слабость, – заговорил снова Трегрей, – непременная причина такой лжи. Тому, кто силен, по-настоящему силен, – тому, кто поднялся на совершенно иной уровень силы, – нет нужды обманывать себя, ища оправдания собственной слабости. Не случайно постижение Столпа Величия Духа обязательно для получения статуса дворянина.
– А кто его у вас придумал вообще, этот Столп? – проговорил Двуха.
– Придумал? – поднял брови Олег.
– Ну… как он появился?
– Сложился естественным образом, – пожал плечами Трегрей. – Как система самосовершенствования личности тех, кто взял на себя долг нести ответственность за судьбы других людей. Развивался институт дворянства, развивался и Столп.
– А почему у нас не так? – жадно спросил Игорь. – Знаешь, как обидно… Смерть как обидно – почему у нас не так?! Получается, кому-то повезло, а нам – нет. Нашенские дворяне… маленько не такие, как ваши были. Ну, ты читал, конечно, знаешь…
– Вообще-то, такие, – возразил Олег. – Только очень и очень давно. Когда-то и у вас дворянство даровалось за выдающиеся заслуги, по первоначалу в ратном деле. Возможно, имелись и начатки чего-то вроде нашего Столпа Величия Духа. Если предположить, что в древних легендах о могучих богатырях и рыцарях есть доля достоверности. Но в какой-то момент вы свернули на другую дорогу…
– Не в какой-то момент, – сказал Женя Сомик, – а исключительно по причине исторической необходимости. Капиталистический строй сменил феодальный, все просто. Это ж школьный курс…
– Я все же склонен полагать, закат вашего дворянства начался много раньше, – возразил Трегрей. – И развитие производственных и общественных отношений здесь, скорее всего, ни при чем. В капиталистической Японии, к примеру, феодальный тип мышления сохранялся аж до середины двадцатого века, прекрасно сосуществуя с динамично развивающимися экономикой и производством… Напросте, дворянство изначально – служилое сословие. И у вас, и у нас. Все изменилось именно тогда, когда ваши дворяне перестали служить и стали просто жить. В большинстве случаев – в угоду себе. Вам это сложно понять, а для меня в таковом сломе приоритетов очевидно нарочное злое влияние. Этот слом не был естественным витком истории. Он был – искусственным. Насильным.
– То есть, сначала и наша, и ваша цивилизации развивались одинаково… ну, примерно одинаково, – вскинулся Сомик. – А потом почему-то р-раз, и… – не зная, как выразить свои мысли словами, он продемонстрировал такой жест: сложил молитвенно ладони, начал поднимать их вверх и одну ладонь отвел в сторону – как ветвь от ствола дерева.
– Приблизко так, – согласился Олег, наблюдавший за Жениной пантомимой в зеркало заднего вида. – И та кривая тропка, по которой вы идете, все отдаляется и отдаляется от единственно верного пути естественного развития цивилизации. Повторюсь, вам это трудно понять. Вам это кажется досужей небывальщиной. Но… Разве каждого из вас хотя бы единожды не посещала мысль, что этот мир – устроен неправильно и неразумно?