Медвежий рык.
Рык. Это было все, что он помнил. Когда? Как долго? Мог ли он поймать машину, добраться до базы и сделать то, что показывали фотографии?
Зачем? Арсус встряхнул головой. Даже от мыслей об этом голова шла кругом. Хорошо, допустим, у него были провалы в памяти. Он никогда не ожидал, что это будет так… незаметно. Точно так же, как если тебя просят назвать героя книги, которую читал когда-то давно в детстве. Только когда просят, начинаешь понимать, что помнишь только какие-то обрывки, особенно яркие сцены. Все остальное – темнота.
– Я не помню, – проговорил Арсус как можно спокойней, – были танцы, я не наблюдал за людьми. Возможно… возможно, Ксения кого-то назовет.
Вертяев отметил что-то в блокноте.
– Вы отрицаете, что подорвали базу? – спросил он на всякий случай.
Арсус подумал было сказать правду. Что он не помнит. Вдруг кто-то взял его под контроль или все это последствия эксперимента? Как Джекил и Хайд? Арсус и безумный подрывник. И это если не считать медведя.
Но тип напротив не внушал доверия. Если бы здесь был кто-то, кому он может доверять… Арсус нахмурился: а кому он может? До сегодняшнего дня все было понятно. Он, Хан, Лер, Ксения и Казачанский прошли сквозь огонь и воду. Доверять друг другу – то же самое, что доверять своим рукам и ногам. Но вот произошел взрыв, и приходится действовать в ситуации, где не известно ничего. Игра, в которой постоянно меняются правила. Отлично.
– Отрицаю, – заявил наконец Арсус. На базе Патриота враг. В таком случае не стоит признавать свою вину раньше времени.
Вертяев по-отечески покачал головой.
– Друг мой! – воскликнул он. – Вы же видите: доказательства перед вами. Вы, как упрямый ребенок, который кричит, что не ел конфеты, хотя все лицо измазано шоколадом. Просто скажите громко и отчетливо: я виноват. Все равно иной вариант невозможен.
– Друг мой, – ответил Арсус с издевкой, – ты сейчас находишься посреди военной базы, которой не существует. Говоришь с человеком, который может в любой момент превратиться в медведя. Ты должен забыть о слове «невозможно». И кстати, я получу особенное удовольствие от того, что тебе придется поломать голову. Поэтому заявляю громко и четко: я этого не делал.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Вертяев поднялся:
– Посмотрим, как ты заговоришь, чуть позже, друг.
5
Но позже Арсус говорил точно так же. Ему это даже нравилось. Чем больше он доказывал свою невиновность, тем больше убеждался сам. Это не мог быть он. Даже если он терял память, он был на танцах. Воспоминания, которые ему удалось восстановить, были доказательством.
Он бы физически не успел вернуться на базу и взорвать ее. Не говоря о том, что все нужно было подготовить заранее.
Нет, в тот день случилось что-то другое. Но понять, что именно, находясь в камере, оказалось сложно.
Камера была сплошь серая, без окон. Свет под потолком – гулко шумящие желтые шпалы. В дверь вмонтировано окошко, через которое два раза в день поступал паек и бутылка воды. Один раз передали бритву: должно быть, хотели проверить, что он с ней сделает.
Арсус побрился, вырезал на бумаге от пайка «спасибо» и передал обратно.
Пока его держали взаперти, он пытался не сойти с ума, выстраивая теории.
Самый простой вариант: кто-то может менять внешность. Если Арсусу удался эксперимент по скрещиванию с животными, может быть, кто-то проделал то же самое и теперь умеет превращаться… в него?
Еще один вариант: банальная подстава. Кто-то из начальства подделал записи и подставил его. Это было бы сложно. Но… если имеешь дело с Патриотом, ожидать можно чего угодно.
Допросы, которые должны были сломить Арсуса, на самом деле стали спасением. Единственной возможностью поговорить с другими людьми и выведать хоть немного информации.
Через две недели характер вопросов сменился. От Арсуса больше не требовали признания. Просили только сказать, на кого он работает. Это значило, что дело больше не собираются вести, хотят закрыть его как можно быстрее. Да и чудо, что они вообще размышляли так долго. Говорить он мог что угодно, но записи есть записи. На месте начальства он бы принял такое же решение.
Дверь открылась. Его заковали в наручники, повели по уже знакомому маршруту, усадили за стол, пристегнули ноги. Через несколько минут появился Вертяев. Он стал гораздо злее за две недели. Начал прямо с порога, теребя кобуру:
– Вот что, друг, уже не смешно, ясно?
Арсус откинулся на спинку стула.
– А по-моему, вполне годится для анекдота. Заходят как-то в комнату дознователь и человек-медведь…
Бах!
Вертяев ударил ладонями по столу. Первый раз, когда он вышел из себя.
– Слушай меня, друг, ладно? – процедил он сквозь зубы. – Мы третью неделю ждем и ищем, чтобы узнать, зачем вы это сделали. Я бы тебе прямо сейчас шею свернул. Но начальство поручило предложить сделку, поэтому предлагаю.
Вертяев повернул стул, уселся, сложив руки на спинке:
– То, что ты уже не жилец, – ясно. То, что твои дружки с тобой так или иначе в сговоре, – тоже.
– Это еще почему? – нахмурился Арсус. – На фото же только я.
– Да потому, что по-другому не сходится. Первую базу подорвали, когда ты был у всех на виду. Очевидно, что тебе кто-то помогал. Далее. Ксения говорит, ты был с ней на танцах. Уперлась. Говорит, ты только в какой-то момент убежал, но вернулся скоро. Значит, она тебя покрывает, так?
– Или все это ошибка, – Арсус уже устал это повторять. Остальные, наверняка, устали слушать.
– Молчи, друг мой, – вымученно произнес Вертяев, – ты ничего уже не докажешь. У вас нет ни одного доказательства, а у нас, – он пнул портфель, – целая папка. Поэтому предлагаю один раз, – он протянул бумагу и ручку, – напиши, на кого ты работал и какое участие принимали твои друзья. Если информация будет полезная, хотя бы живы останетесь.
Арсус нахмурился. Значит, уже подписали приказ о расстреле.
– У меня будет время подумать? – спросил он.
Вертяев посмотрел на него устало:
– До завтрашнего утра. Не больше.
– Тогда отведите меня обратно. Не могу думать, когда смотрю на твою заплывшую рожу, – сказал он в сердцах и дернул наручниками.
6
Игры кончились. Приказ о расстреле подписан. Раз ему дали время до утра, завтра их ждет смерть. Всех. Допустить это Арсус не мог. Он был так зол, ему было так сложно сдерживать себя, да и зачем?
Он почувствовал, как ярость в нем становилась все более материальной – вырастали мышцы, кожа покрывалась шерстью. И все это сопровождалось таким выбросом адреналина, таким желанием действовать!
Арсус с разбегу врезался в дверь. Еще раз! Еще! Бесполезно. Удары отдавались гулким звуком, в боку болело, но он продолжал бить, метаться из стороны в сторону, поднял голову на камеру и зарычал.
Когда с потолка потек белыми клубами дым, Арсус не остановился. Дым заполонил комнату, от каждого вдоха тело наполнялось тяжестью. Какое-то время он пытался сопротивляться, потом завалился на бок.
Подачу газа не остановили. Его концентрация в помещении усиливалась, и спать хотелось все больше.
Арсус впился левой лапой в правую – боль обострит инстинкты и поможет бороться со сном. Когда они напичкали его снотворным впервые, явно не рассчитали дозу. Должно быть, из-за экспериментов устойчивость у Арсуса выше, чем они думают. Тогда, если только они решат открыть дверь и проверить…
Он надавил когтями сильнее.
Лишь бы они зашли проверить. Ведь могут с такой же вероятностью просто оставить его здесь.
Время, казалось, остановилось. Если бы Арсус мог ходить, бороться с сонливостью было бы проще, а так…
Он то и дело проваливался в дрему и вынырваил из нее. Давай же. Давай. Еще немного!
Несколько бесконечностей спустя он услышал скрип – колесо двери начали вращать. Заскрежетал металл. Арсус приготовился к прыжку.
Двое солдат вошли внутрь. Они были в противогазах и глубоко дышали. Направляли автоматы вперед, но видели только белый дым. Сквозь него едва просматривался громоздкий силуэт медведя. То становился больше, то сжимался от дыхания.
Один солдат остался у двери. Второй подошел ближе. Шаг, еще, он не опускал автомат.
Удар!
Арсус бросился на солдата. Повалил на пол, прижал лапами. Солдат успел выставить автомат перед собой. Арсус вцепился в ствол. Зарычал, продолжая давить. От газа голова шла кругом, хотелось спать. Но Арсус знал, что нужно бороться. Подождать еще немного. Выбраться…
Солдат у двери поднял автомат, надавил на крючок. Арсус отскочил. Короткая очередь врезалась в стену.
Дальше двигаться незаметно – идти тихо, подкрасться, пока растерянный враг оглядывается, стараясь разглядеть что-то в тумане. Стекла противогаза ограничивают обзор. Если подойти незаметно…
Сон давил на глаза. Хотелось зевнуть, прилечь, уснуть…
Сейчас! Арсус навалился сзади, сбил солдата, потянулся к его лицу. Сон упрямо боролся с человеком-медведем, и было так сложно удержать инстинкты…
Не убивать, не охотиться. Он слышал испуганное дыхание солдата, чувствовал его пот. Сейчас этот человек – профессиональный военный – смотрел на него как на монстра. Арсус заставил себя успокоиться и принять человеческой вид. Лапы зверя превратились в руки, торс уменьшился, но голова – голова оставалась медвежьей.
Арсус стянул противогаз, нацепил его. Солдат попытался добраться до автомата, и в тот же миг Арсус с силой ударил его по скуле.
Арсус, шатаясь, вышел. Газа было слишком много, и теперь его клонило в сон. Но отдыхать не время. Как раз сейчас половина – а скорее всего, и весь гарнизон Патриота – движется сюда.
Он огляделся: не так уж и плохо. По крайней мере позиция удобная. Сама тюремная зона построена как подземный бункер: коридор узкий с одним входом. В дальнем конце комната для допросов, и, кажется, Арсус видел что-то наподобие склада. Интересно, есть ли там оружие?