лям, враз оценили Анюту как равную себе. Более того, они даже предложили ей стать атаманшей! Подобного успеха Анюта еще никогда не достигала.
Конечно, ее хвалил отец Серафим за успехи в освоении грамоты и чтении книг. Но монах и осуждал Анюту за стремление отринуть свою крестьянскую долю и вырваться, уйти из села. А Михась... Да, он хвалил ее за успехи в боевой подготовке, разговаривал с ней ласково, относился как к равной. Но Анюте хотелось гораздо большего. Девушка не могла забыть, как в ту ночь, после ее смертельного поединка с Никифором, дружинник не откликнулся на ее призыв, а принялся бормотать что-то о своей заморской невесте. А потом Анюта увидела своими глазами прекрасную всадницу...
Она зажмурила глаза, затрясла головой, застонала едва слышно, чтобы прогнать тягостные воспоминания. Девушка уверяла себя, что была права, когда не рассказала встреченным ей поморским дружинникам о Михасе. Каждый человек имеет право бороться за свое счастье. И она будет бороться за Михася. Она спасла дружиннику жизнь, полюбила его и не отступится от своей любви.
— Что с тобой, Анютушка? — Михась, услышав ее стон, остановился, ласково положил ей руку на плечо. — Успокойся, милая, опасность миновала! Ты — молодец! Действовала четко и отважно, как настоящий боец-дружинник! Я тобой горжусь.
— Да нет, все в порядке. — Анюта улыбнулась, накрыла руку дружинника, лежавшую на ее плече, своей ладонью, посмотрела ему прямо в глаза.
Михась отчего-то смутился, неловко убрал руку. Взор Анюты потух, губы дрогнули. Ну почему он не замечает ее чувств, не отвечает ей взаимностью? Ведь она так его любит!
«Наверное, эта заморская колдунья с великолепной, невиданной прической, вся в собольих мехах, гордая и знатная, до сих пор застит ему глаза! Но ничего, я тоже добуду себе меха и наряды, буду сидеть в окружении свиты на чистокровном скакуне, и тогда наконец Михась забудет ее. А ежели мне доведется встретиться с этой красавицей на узенькой дорожке...» — Анюта нащупала под платьем рукоять ножа и усмехнулась с чувством мстительного превосходства.
Заметив ее жест и усмешку, Михась, как всегда, слепой и глухой относительно женских чувств, расценил все это по-своему:
— Не волнуйся, я уверен, что они за нами не погонятся. Они уже получили свое и должны быть рады, что легко отделались. Но даже если бы и дернулись... Сейчас пройдем еще пяток верст, найдем полянку, устроим привал, костерок разведем, пообедаем и отдохнем малость, а потом поупражняемся. Боевое мастерство нужно оттачивать ежедневно. Ну, пойдем, милая!
Анюта кивнула, и они вновь зашагали по скользкой весенней дороге.
«А все-таки я действительно молодец, — продолжила свои рассуждения Анюта. — Вон как пялились на меня эти разбойники, звали в атаманши. Что-то я ни в одной песне или сказке не слышала, чтобы атаманом разбойников была девушка».
Ее воображение принялось рисовать различные картины. Вот она в богатом наряде, усыпанном драгоценными каменьями, скачет по большой дороге на вороном коне во главе ватаги лихих разбойников и встречает карету, а в той карете сидит английская принцесса. Ее свита в страхе разбегается. Или нет, несколько гордых иноземных рыцарей бросаются в бой. Анюта жестом останавливает верных товарищей и одна выходит против дюжины врагов. «Убейте эту мерзавку!» — визгливо кричит из кареты принцесса. Она дрожит от страха, и на ее лице уже нет спесивого высокомерия. Анюта вступает в схватку. Раз, два, три! Растаскивание, коварные удары в обратку, разрубленные кисти рук, порезы и смертельные уколы. Боевой нож так и порхает в ее руках, движется по непрерывной траектории. Она и сама не знает, куда нанесет удар в следующий миг, тем более не сможет этого предугадать и противник. И вот рыцари повержены, Анюта распахивает дверцу кареты... Что же она скажет этой принцессе? Ничего, уж она найдет, что сказать.
Анюта, погруженная в свои грезы, оступилась, ноги ее, обутые все еще в лапти, а не в сафьяновые сапожки на крепких каблуках, поехали в разные стороны по скользкой грязи, и она села бы в большую лужу в самом прямом смысле, если бы шагавший рядом дружинник не подхватил ее за руку:
— Не устала Анютушка?
— Да нет, все в порядке, не беспокойся!
Да уж, не беспокойся, все будет в порядке...
В воображении Анюты одна картина сменилась другой. Вот царские палаты, в них пирует сам государь с ближними боярами. И сидит Михась рука об руку с этой своей невестой. Но что-то он не весел и хмур. «Что ты голову повесил, не ешь, не пьешь, отважный дружинник, ведь твое обручение празднуем?» — спрашивает государь и велит кликнуть песельников. Они входят, и старый слепой гусляр с белоснежной бородой до пояса запевает песню о прекрасной атаманше лихих разбойников, которая защищает простой народ от неправды боярской, чинимой в тайне от государя. Все рыдают, сам государь сулит разбойникам прощение, а Михась бьет ему челом и просит позволения жениться не на принцессе заморской, а на той самой отважной разбойнице, которую он не оценил вовремя, а теперь полюбил всей душой и хочет отыскать хоть на краю света и назвать своей суженой.
Солнце пригревало, свежие и бодрящие осенние запахи наполняли бескрайний лес, казавшийся уже не таким дремучим. Двое путников, только что счастливо избегнувших смертельной опасности, без устали шагали по узкой и скользкой дороге навстречу неизвестности.
Дорога становилась все шире, телеги, верховые и пешие двигались по ней сплошным потоком, но все мгновенно сторонились при виде алого нагрудника государева гонца. Дружинник, скакавший чуть позади Ванятки, пришпорил коня, поравнялся с пограничником, указал нагайкой на видневшиеся впереди рогатки, возле которых стоял караул из стрельцов.
— Это застава, Ванятка. Ты езжай прямо через нее, по улице Ордынке, никуда не сворачивая, там увидишь Кремль. В нем Разрядный приказ. А я — в усадьбу, к нашему боярину.
— Спасибо, друг! — на скаку крикнул Ванятка и помчался дальше.
Он беспрепятственно миновал поспешно отодвинутую стрельцами рогатку, и копыта его коня загрохотали по деревянному настилу Большой Ордынки.
Дружинник резко свернул влево и через предместья так же вскачь понесся к усадьбе боярина Ропши, служившей штаб-квартирой тайной дружины Лесного Стана в стольном граде Москве. Примерно через час из ее ворот поспешно выкатился крытый легкий возок, влекомый парой резвых коней. По-видимому, кто-то из челядинцев боярина отправился в город со спешным поручением. Однако недалеко от Серпуховских ворот Кремля возок внезапно остановился на обочине, словно люди, сидящие в нем, раздумали куда-либо ехать и решили, что лучше неприметно и неподвижно стоять здесь, среди торговых рядов и обозных телег, а не мчаться сломя голову по весенней грязи.
Ванятка тем временем уже поднимался по широкой лестнице Разрядного приказа в сопровождении начальника кремлевской стражи. Молодой пограничник пошатывался от усталости и плохо воспринимал окружающую его обстановку. Обуреваемый лишь одним стремлением — как можно быстрее доложить сведения государственной важности, Ванятка даже не имел сил удивиться и восхититься огромным многолюдным городом, в который он попал впервые в жизни, золотыми куполами бесчисленных церквей, гордым величием и мощью кремлевских стен и башен. Роскошь палат Разрядного приказа и высокомерный начальственный вид встретивших его бояр и дьяков в дорогих шубах, высоких бобровых шапках, с золотыми гривнами за ратные заслуги, висящими на груди на толстенных цепях, также не произвели на Ванятку ровно никакого впечатления.
— Давай-ка сюда грамоту, молодец! — пророкотал кто-то из бояр, по-видимому самый главный воевода, зычным командным голосом.
— Я на словах. — Ванятка облизнул сухие губы, но ему даже в голову не пришло попросить глоток воды, а высокопоставленные персоны, конечно же, не обратили внимания на хриплый голос гонца, покрытого пылью, шатающегося от усталости, и даже не предложили ему сесть. — Я с Засечной черты, с Кру-тоярской станицы, что возле Муравского шляха.
Ванятка поперхнулся, с трудом откашлялся и четко и последовательно сообщил информацию о встреченном их дозором разведчике. Почти слово в слово он передал его сообщение о готовящемся набеге, врезавшееся в память молодого пограничника на всю оставшуюся жизнь.
Повисла тяжелая, напряженная тишина. Ванятка стоял, переминаясь с ноги на ногу, разноцветные пятна небольших окон, в частый свинцовый переплет которых было вделано дорогущее цветное стекло, начали медленно кружиться у него перед глазами. Услышав звук голоса, нарушившего наконец продолжительное молчание, пограничник не сразу осознал, что голос этот обращен к нему. Кто-то взял его за плечо, встряхнул:
— Ты понимаешь, о чем тебя спрашивают? Ванятка поднял голову, обвел палату полусонным взглядом.
— Да он пьян, мерзавец!
— Не суди по себе, князь! Он скакал три дня и три ночи без роздыху! Дайте ему наконец воды. Смотрите, как губы облизывает! Да усадите на скамью, пока не упал!
— Да ты сам-то, князь, чем других лаять, прежде в зеркало поглядись! И здесь тебе не кабак! Ежели твоя милость хочет всяких проходимцев поить да обихаживать, так самолично ему и прислуживай!
Боярские свары на военных советах не являлись чем-то из ряда вон выходящим, а были, к сожалению, делом вполне обычным и происходили даже во время боевых действий. Каждый боярин возглавлял в войске отдельный полк, и спесивые горе-воеводы не желали подчиняться друг другу, устраивая бесконечное выяснение отношений. Чьи предки знатнее, кто за кем должен следовать, кто кому подчиняться, и так далее, и тому подобное. Какая уж тут общая стратегия! Недаром тогдашний аналог Министерства обороны и Генерального штаба именовался
Разрядным приказом. Его основной задачей было не управление войсками как таковое, а распределение бояр по разрядам и их расстановка на командные должности, причем отнюдь не в соответствии с собственным воинским опытом и полководческим талантом, а по происхождению, знатности рода и заслугам предков. Даже полки на поле боя расставлялись не из тактических соображений, а исключительно в соответствии с порядком записей в Разрядной книге имен возглавлявших их бояр.