Сотрудник ЦРБ молчал довольно долго, очевидно, испытывая в этот момент определенные затруднения.
— Есть мнение, что да, связаны, — понизив голос почти до шепота, сказал он. — Вот те же наркотики как-то к нам попадают… и ничего не можем поделать! Бывает, один чечен уедет на несколько суток, а потом вместе с ним сюда, в центр, привозят еще нескольких вайнахов разных возрастов… Нам известно, что прорываются они или через кордон с Белоруссией, или же через границу с Калининградской областью… Что же касается крупного криминала…
— Да, вот именно такие вещи меня интересуют.
— Я ведь не в полиции служу, — пожав плечами, сказал старший контролер ЦРБ. — И потом… В наших кругах ходит устойчивый слух, что чеченские бугры договорились с нашими литовскими лоббистами об одной важной вещи: о том, что их земляки будут вести себя здесь смирно… и вообще будут держаться в стороне от наших местных дел…
На обратной дороге в Вильнюс Мажонас озабоченно хмурил лоб: нелегкую все же задачку задала на этот раз "соколам" москвичка Семенова…
Ирма и командированная, встретившись на Ратушной площади, около часа гуляли по улочкам Старого Вильнюса. О деле, которое привело в этот город Семенову, они не говорили. Ирма показала москвичке здание факультета права, в котором она училась, и провела через старинные университетские дворики. Только сейчас выяснилось, что Майя до девяностого года вместе с семьей проживала в Вильнюсе. Почему ее семья решила уехать из Литвы? В ответ на этот вопрос Семенова намекнула, что ее отец в ту пору служил в "одной организации", дальнейшее пребывание сотрудников которой на территории самоопределившихся прибалтов стало делом не только излишним, но и небезопасным… Впрочем, она упомянула об этом лишь вскользь и конкретизировать или развивать эту тему не стала.
Потом они зашли в небольшое кафе, решив пообедать.
Сняли верхнюю одежду, заняли столик у окна, сделали заказ. По тротуарам улицы, за жизнью которой они наблюдали через окно, дожидаясь своего заказа, спешили куда-то прохожие; по влажной после прошедшего недавно дождя мостовой, обдавая зазевавшихся пешеходов брызгами, проезжал в обе стороны легковой транспорт. Почти напротив кафе, в котором они решили перекусить, виднелась вывеска, иллюминированная даже днем: "Казино "Лас-Вегас". Неподалеку от парадного этого заведения пара работяг в спецовках, отгородившись штакетником и предупреждающим знаком, занимались ремонтными работами, сняв крышку канализационного люка. Чем-то они на секунду зацепили привычный к внимательному и детальному наблюдению глаз москвички, эти двое коммунальщиков в оранжевых спецовках и касках… какими-то они казались ненатуральными, что ли… но от этой сценки ее отвлекла реплика Ирмы.
— Майя, — сказала Ирма, — а вот это казино, на которое ты смотришь…
— "Лас-Вегас"?
— Да. Оно ведь тоже принадлежит Ричи — правда, на паях с кем-то, — как и тот ночной клуб, откуда мои мужчины недавно вызволили несовершеннолетнюю девочку, дочь Кястаса, у которого вы недавно были на хуторе…
Принесли салат и напитки. Ирма сказала официанту по-литовски, чтобы на кухне хорошо прожарили две порции бифштекса и подали к столу минут через пятнадцать. Затем, когда они остались вдвоем, вновь перешла на русский:
— Ты не думай, Майя, что у нас здесь — Чикаго. Вот мы с тобой столько прошли, и, кажется, ни одного полицейского не заметили…
— Да, не то что у нас, в Москве, — кивнула Семенова.
— Тут можно спокойно ходить без документов. Если ты не нарушаешь общественный порядок, никто вот так просто, ни с того ни с сего, не подойдет к тебе и не потребует предъявить документы.
— Да, Вильнюс в этом смысле очень спокойный город, — сказала Семенова. — Есть много мест, где можно спокойно посидеть, уединиться, выключиться на время из этой шумной городской жизни.
— А то, что случилось… немножко постреляли, и что-то взорвалось… Ты не подумай, Майя, подобные вещи для нас крайне редки и нетипичны. Наши мужчины предпочитают работать тонко и интеллигентно, без шумных спецэффектов… Хотя, если честно, я и сама пока толком не знаю, как именно они добывают ту или иную информацию.
Они одновременно повернули головы к окну и увидели, как к парадному казино подкатил огромный джип цвета "мокрый асфальт".
— Наверное, Ричи приехал? — высказала догадку Ирма. — Это ведь, кажется, его машина… Хотя нет, не приехал, а наоборот, уезжает!
Из парадного казино в сопровождении какого-то мужчины вышел человек, которого Семенова уже видела и на фото и на сделанной по ее заказу видеопленке.
Ричардас Станкус по прозвищу Ричи, владелец ночных клубов, казино и стрип-баров, одетый в щегольский светлый плащ, в вырез которого выглядывала белоснежная сорочка с бабочкой, выйдя из зеркальных дверей заведения, остановился, очевидно, для того, чтобы отдать какие-то распоряжения управляющему. Вот он вытащил портсигар из кармана (мужчина в костюме, который вышел вслед за ним из казино, молниеносно поднес к сигарете зажигалку)… Вот Ричи объясняет что-то, размахивая рукой с зажатой в ней сигаретой…
Семенова уж было отвела от него глаза, но вдруг снова уставилась в окно, вполуха слушая то, что говорила в данную минуту Ирма: что-то в том эпизоде, в той картинке, которую она наблюдала через оконное стекло, было неправильным, неестественным, ненатуральным.
"Интересно, а куда это подевались работяги? — подумала она. — Пошабашили, что ли? Но если они закончили свою работу и ушли, то почему оставили брезентовую сумку на тротуаре, всего шагах в шести-семи от дверей казино?"
Инстинкт у нее сработал быстрей, чем мозги выдали нужный ответ: всего за пару секунд до взрыва она вскочила, опрокинула Ирму вместе со стулом на пол и сама упала в проход между столами…
…Снаружи рвануло, и тут же волной вышибло стекла.
…Сначала показалось даже, что это был не взрыв, а громкий хлопок, но, судя по выбитым стеклам, рвануло-таки прилично.
Снаружи, сквозь пустые оконные проемы, послышались какие-то крики, затем где-то неподалеку взвыла сирена полицейской машины… Майя поднялась на ноги, отряхнулась, помогла подняться Ирме. Кроме них, в кафе сидели только две пары, но их столики располагались так, что осколки разлетевшихся стекол их не поранили… Бармен испуганно присел у стойки…
— Цела, Ирма? — тряхнув головой, чтобы убрать из ушей постороннее жужжание, спросила Семенова. — Как ты… вообще?
— Кажется, цела, — ощупав лицо и посмотрев на пальцы, прыгающими губами сказала Ирма. — А это что… не учебный взрыв?
Они посмотрели в окно, в котором теперь не было стекла, на порядком искореженный взрывом джип, на пустой проем парадного, где минуту назад была красивая зеркальная дверь, и на то место, где недавно стоял Ричи, объяснявший что-то своему управляющему.
Увидев то, что осталось от Ричи и его управляющего — кровавые ошметки на мостовой и брызги на фасаде казино, — Мышка почувствовала, что ее сейчас вывернет наизнанку. Но Семенова взяла ее за плечи и развернула к выходу.
— Пойдем отсюда, — негромко сказала она, не забыв снять с гардеробной вешалки свою куртку и плащ Мышки. — Нехорошо будет, однако, если нас с тобой запишут в свидетели…
Глава 25 "ЖАР ХОЛОДНЫХ ЧИСЕЛ"
В пятницу, после окончания рабочего дня, головной офис компании "Росфармаком" на проспекте Мира практически опустел. В здании сейчас находились лишь сотрудники техперсонала, занимающиеся уборкой помещений, охранники, глава СБ Демченко и несколько его особистов, включая сюда сотрудников "лички", прикрепленных к высокому начальству. А также само это высокое начальство в лице Гуревича-старшего, его сына Михаила и еще двух или трех начальников отделов и департаментов, которые не захотели покидать свои рабочие места, пока в офисе находятся президент и исполнительный директор компании.
Михаил, пройдя через пустовавшую приемную, где обычно сидят секретарша и один из помощников-референтов главы компании — их отпустили домой, — вошел в кабинет к отцу.
Аркадий Львович, разговаривавший с кем-то по телефону — скорее всего, с супругой, — произнес в трубку:
— Заболтался я что-то тут с тобой… ладно, я уже закругляюсь, — и дал отбой. — Что это у тебя, Миша? — спросил он, увидев, что сын принес какие-то бумаги.
— С курьером прислали, из Центра иудаистики, — пояснил Михаил, протягивая отцу тонкую пачку писчей бумаги с каким-то текстом. — Там сделали перевод тех записей на идиш, которые нам переслал Саныч из Кёнига…
— Та самая тетрадка из архива, которой интересовалась наша Юля?
— Да, та самая. Юля не только интересовалась этим архивным документом, но и отксерила копии с него. Это было в четверг, между прочим, менее чем за двенадцать часов до того, как она исчезла… И еще важная деталь: сделанных ею в тот злополучный день копий не обнаружено ни в общине, куда она заезжала после визита в областной архив, ни в ее гостиничном номере.
— То есть не исключено, что… что, когда девочка покинула свой номер в ночь с четверга на пятницу, эти вот бумаги были у нее при себе?
— Все верно, отец, такую догадку высказал еще пару дней назад Саныч. Но верно это будет с одной поправкой: Юля скопировала оригинальный текст на идиш, а мне доставили русский перевод этих записей… Там, на последней страничке, есть примечание от лица переводчика, где он указывает на неразборчивость некоторых мест в этих записях на идиш…
Аркадий Львович нацепил на переносицу очки и придвинул к себе бумаги, что принес Михаил. Он хотел покамест только бегло их просмотреть, но зацепился за первые же строчки. Причем читал он очень медленно, шевеля губами и беззвучно проговаривая прочитанное — со стороны могло показаться, что бумаги попали в руки малограмотного человека, способного читать только по слогам, — несколько раз возвращался к началу той или иной фразы или же абзаца; по всему было видно, что читает он через силу, что в самом этом историческом документе содержится нечто такое, что превращает знакомство с ним Аркадия Львовича в тяжелый труд.