— Я обещаю, что ничего не случится. Даю слово, — проговорил Кэл.
— Я боюсь по-настоящему любить тебя...
Она понятия не имела, откуда взялись эти слова.
— Нет, Кэл, — тихо сказала она, — я не могу.
Она поступает правильно, знает, что правильно. Каждый ее нерв подстегивал к бегству, обратно, в свою клетку. Разговор нужно было прервать сейчас, пока она не начала хныкать, как ребенок.
— Увидимся в субботу, — заметила Марни. — Позвони мне, когда будешь готов к отъезду.
— Ты сама себе оказываешь дурную услугу, — сухо ответил он.
— Не уверена, что ты прав.
Он стоял и мрачно смотрел на нее. Он слишком цивилизован для силового решения вопроса, подумала она с тоской, и слишком горд, чтобы просить и настаивать.
— До встречи, — пробормотала Марни и села в машину. Та, к ее огромному облегчению, завелась мгновенно и унесла ее прочь.
Позвонив нескольким приятелям, остаток дня она провела, катаясь на байдарке, а когда стемнело, они пожарили мясо на гриле.
В воскресенье они с Марио занялись скалами на Пэйсэс-Лэйк. Добравшись до вершины первой, Марни позволила себе расслабиться и во время спуска дважды сорвалась, оцарапав колено и локоть.
Воскресный вечер она провела на пляже, играя с Миднайтом, затем, невзирая на боль в колене, позволила себе получасовую прогулку. В понедельник, после школы, совершила дальнюю прогулку в компании нескольких учителей. Потом пригласила их к себе на легкий ужин и выпила чуть больше вина, чем следовало. В результате вторник выдался нескладный и бестолковый. Днем, по дороге к дому, Марни заметила, то линия горизонта исчезла в плотном облаке густого тумана, а волны все сильнее бьются о прибрежные камни. Колокольчики сигнальных бакенов тревожно подрагивали, сирена на маяке завыла, предвещая близящийся туман.
Что она будет делать сегодня вечером? Дома она долго боролась с желанием кому-нибудь позвонить, потом приготовила ужин и съела его, глядя в окно на надвигающийся туман.
Кэл сказал, что она нужна ему. Она тоже хотела его. Сквозь все страхи неумолимо пробивалось безумное желание быть в его объятиях, касаться его, ощущать всем телом его тепло, его силу...
Она прошлась по комнате, достав краски, оставила перед собой начатый холст, на котором своеобразно контрастировали черные и белые тона, и посадила на рисунке большую желтую кляксу — будто солнце встало над черно-белой воронкой. Потом Марни приняла душ, надела джинсы и пурпурный мохеровый свитер, нацепила медные клипсы и новые кожаные сандалии.
Сев в машину, она направилась в Бернхэм.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Когда Марни свернула на Моузэли-стрит, была половина одиннадцатого вечера. Она проехала мимо бунгало, свет горел в кухне, а «чероки» стоял на подъездной дорожке. Марни проехала еще пару сотен футов, развернула автомобиль, остановила его на обочине, заперла и пошла обратно к дому, понятия не имея, зачем она приехала, и что будет делать дальше.
Свет все еще горел, но кухня, похоже, была пуста. Можно просто подойти и позвонить в дверь. А если откроет Кит?
В ужасе и нерешительности Марни остановилась.
Для чего она вообще пришла сюда?
Вдруг в подвальном этаже, из освещенных окон которого свет падал на поросшую цветущим вереском дорожку, она увидела Кэла.
Этаж, оборудованный под небольшой спортзал, был сплошь заставлен тренажёрами. Кэл сидел к ней спиной, в шортах и футболке, и работал на скамье «смитта», поднимая горизонтальную перекладину, на которой висела дюжина железных пластин.
Он отпустил перекладину, распрямил руки, затем сцепил их сзади, на шее. Когда он повернулся к ней лицом, Марни невольно отшатнулась, уйдя чуть дальше, в тень. Кэл снял футболку и вытер вспотевшее лицо. Затем отшвырнул ее в сторону и начал делать упражнения со штангой. Каменные мышцы четко вырисовывались на блестевшем от пота теле. С бешено бьющимся сердцем, но, ни секунды не раздумывая, Марни двинулась вперед, перешагнула через цветущий вереск и оказалась на тропинке.
Подними глаза, думала она, глядя на него. Но он их не поднял. Набравшись смелости, она сделала шаг к подвальному окну и негромко постучала.
Кэл вскинул голову. Он смотрел прямо на нее, будто видел призрак или таинственное видение, порожденное морским туманом.
Потом он медленно выпрямился, повернулся и пошел в другой конец комнаты. Кэл открыл небольшую дверь, озарив туманный ночной пейзаж желтоватым электрическим светом.
— Тебе лучше зайти, — предложил он. Весьма резко и довольно враждебно, решила Марни. Войдя, она повернулась и спросила:
— Кит уже легла?
Он кивнул, и она заметила, что руки у него слегка дрожат.
— Похоже, ты не очень-то рад меня видеть
— Неужели?
— Да, совсем не рад! Твое предложение о свидании остается в силе?
— В зависимости от...
Он еще не пришел в себя. Пристально и одновременно растерянно он глядел на нее, капли пота струились по его разгоряченному телу. Только сейчас она по-настоящему увидела всю красоту и физическую безупречность этого тела. Тела, которое могло свести с ума.
— Кэл, — произнесла Марни, — кажется, настал мой черед, есть шляпу. Ты скучал по мне?
— Почему бы мне не задать тебе тот же вопрос? Ведь именно ты не захотела идти на свидание.
— Я здесь, не так ли? Вот мой ответ.
— Иди сюда.
— Ты ведь не станешь командовать мною? — спросила она с улыбкой.
— Прошу тебя, Марни, милая Марни, подойди ко мне.
Чувствуя, как почва уходит из-под ног, Марни подошла ближе.
— Ты здорово промокла, — заметил он и потрогал ее влажные волосы
— Наверное, моим сандалиям пришел конец.
Он посмотрел вниз, и из груди его вырвался сдавленный смешок:
— Пурпурные ногти. Я в восторге.
— Я подумала, что их цвет хорошо подходит к свитеру.
— Ты не ошиблась. Знаешь, когда ты появилась, я чуть не умер. А как насчет ногтей на руках? Того же цвета?
Он посмотрел на ее руки — исцарапанные, с короткими ногтями. Кольца и прочие украшения отсутствовали.
— Что это у тебя? — спросил он.
— В воскресенье рука застряла в трещине. Ногтям альпинизм противопоказан.
Он прильнул губами к ее руке и покрыл ее нежными поцелуями, каждый из которых будто проливал каплю бальзама ей на душу. Затем вновь выпрямился и заговорил официальным тоном:
— Марни Карстайрс... Кстати, как твое полное имя?
— Моурин, — смутилась она. — Так меня называла мать. Для остальных я всю жизнь Марни.
— «Марни» тебе идет гораздо больше. Не могу себе представить, висящую над пропастью Моурин.
— Над пропастью я скорее сейчас, — просто ответила она, опустив взгляд на его обнаженную грудь.
Веки у него задрожали.
— Да, я хочу провести завтрашний вечер с тобой. Конечно же, хочу. И я даже воздержусь от поцелуев, если ты потребуешь.
Он не лгал, он был словно страховкой при восхождении на вершину — ты можешь ею не воспользоваться, однако чувствуешь себя уверенно.
Марни положила руки ему на плечи и, потянувшись вверх, поцеловала его.
С голодным вздохом Кэл прижал ее к себе, руки его опускались все ниже по свитеру, прижимая ее бедра.
— Ты сводишь меня с ума, — тихо прошептал он. — Такого со мной еще не было, за всю мою жизнь. — Он помолчал и посмотрел в окно, на серую пелену тумана. — Я скажу тебе, должен сказать, Марни. Я любил Дженнифер. Она была доброй и милой, и я хотел, чтобы она всегда оставалась счастливой. Но время от времени мне приходилось уезжать. Путешествовать, подвергать жизнь опасности, выполнять работу, сопряженную с риском. И даже не зная, угрожает мне опасность или нет, Дженнифер выходила из себя, когда я отсутствовал. Она всегда хотела видеть меня рядом. Хотела знать, где я и чем занимаюсь. Она не понимала, что я задыхаюсь в повседневной рутине.
Марни слушала, затаив дыхание.
— Спасибо тебе. Спасибо, что рассказал, — произнесла она. — Кэл, тебе неприятно было видеть меня здесь, в доме Дженнифер, в субботу?
— Нет, конечно, нет! Более того, ее последним напутствием для меня было не оставаться вдовцом надолго. Но ты... ты перевернула мою жизнь, Марни. Если бы я только мог объяснить тебе, что я чувствовал, когда ты стояла посреди моей кухни или, когда проходила мимо моей спальни... Господи, я слов не могу найти! — Он провел рукой по волосам. — Я ни разу не говорил Дженнифер, как тяжело не иметь своего ребенка. Я не хотел, чтобы она страдала.
— В таком случае, с субботы я усвоила две вещи. Во-первых, я не хочу играть с тобой в прятки; во-вторых, ты можешь рассказывать мне все, что захочешь.
Кэл впился в нее глазами.
— Могу? Правда, могу? Все хорошее, плохое и просто всякую чушь?
Она прыснула со смеху.
— Насчет «всякой чуши» не уверена, хватит ли мне воображения.
Он улыбнулся так широко, что в ответ она громко рассмеялась.
— Марни, — произнес он, — принимаешь ли ты мое приглашение?
— Кэл, я буду счастлива, принять его. Во сколько ты заедешь за мной?
— В пять тридцать. И обещаю накормить тебя не только картофельными чипсами и вишневым мороженым. Поэтому не вздумай надевать джинсы. — Он снова поцеловал ее. — Я боюсь, нас может услышать Кит, — переводя дыхание, проговорил он.
Все последние минуты Марни и не вспоминала о Кит. Она вдруг ощутила полную безнадежность.
— А если Кит так и будет меня ненавидеть? Что тогда?
— Не знаю, — ответил Кэл.
— Я разрываюсь на части между вами. А мне всего-то и хочется знать, что для нас троих самое лучшее. Ты когда-нибудь изменял Дженнифер? — спросила вдруг она и тут же опомнилась: — Впрочем, это не мое дело. Прости, мне не следовало спрашивать.
— Нет, конечно, нет. Я еще во многом старомоден, Марни, и брак — одна из тех вещей, к которым я подхожу со всей ответственностью.
Она поверила моментально.
— Я согласна с тобой, мы должны действовать осторожно. Свидание. Для начала речь, только о нем. Так на какой фильм мы пойдем?
— Посмотрю завтра в газете, что идет в кино.