Судя по голосам, обошлось. Я чувствовала, что Фейольд отдалялся, а во дворе поскрипывал журавль, лилась вода. Пошевелиться было выше моих сил. Лежа на полу, плакала от боли и даже не услышала, как вернулся шаман. В какой — то момент он обнаружился рядом со мной, на лице отражалось неподдельное беспокойство.
— Где болит?
Губы не слушались, показать я не могла, и северянин, положив руку мне на плечо, велел:
— Кивни, когда я коснусь больного места.
Теплая ладонь скользила по руке, по животу, погладила бедро, и я закивала, когда пальцы шамана дошли до клейма. Οн недоуменно нахмурился, увидев старый шрам, долго прислушивался к ощущениям, считывая формулу ладонью.
— Это магическая метка такая? — спросил он наконец.
Я снова кивнула.
— Под кожей? — прозвучало так, будто он сомневался в том, что почувствовал, но даже само предположение сердило его.
Кивок. Шаман коротко и как-то зло выдохнул, снова замер, исследуя формулу.
— Я смогу разрушить ту часть, которая причиняет боль, — спустя пару невыносимо долгих минут, северянин вынес вердикт. — Ту часть, которая отслеживает тебя, я сломать не могу. Может, получится позже. Потом посмотрю.
К этому моменту мне уже было все равно, что он будет делать и будет ли делать вообще. Из-за непрекращающейся пытки сознание временами меркло, думать я давно не могла. Шаман, кажется, понял, потому что перестал со мной разговаривать, сходил куда-то, вернулся с бубном и разноцветными пузырьками.
Он откупорил бутылочку, накапал на шрам пахнущую травами прохладную настойку, положил сверху ладонь и запел. Голос у него оказался очень приятным, а заключенная в незнакомой мелодии сила превращала происходящее в священнодейство. Боль постепенно уходила, оставшиеся мысли затягивал туман. Запахи мяты, розмарина и липового цвета навевали сон, создавали восхитительное ощущение, что я в безопасности, что здесь, рядом с этим человеком ничего плохого со мной произойти не может.
ГЛАВА 7
Когда я очнулась, солнце светило в комнату, мерные удары бубна дополнялись позвякиванием цепочек и колец. Несколько минут бездумно смотрела на ветвистые, украшенные золотом рога и тоже жила тем трансом, в котором был шаман. Постепенно вспомнилось, где, в чьем доме нахожусь. Сердце забилось тревожно и часто.
Почему он мне помогает? Ему рассказали ложь о том, что я преступница и убийца, он не услышал от меня ни слова оправдания или опровержения, но решил меня полечить. Зачем? Наверняка уже подумывает о том, как бы использовать! Мэдлэгч, о пропаже и гибели которой точно никто не будет плакать. Какая удача для шамана!
Бубен замолк, северянин прошептал последние слова заклятия, золоченые рога звякнули — шаман повернулся ко мне, встретился взглядом:
— Тебе лучше?
Я кивнула. Боль, неотлучная спутница последних недель, ушла. Бесследно. Будто ее и не было. Чудо, настоящее чудо, на которое я уже давно не надеялась!
Он улыбнулся:
— Я рад. Дай помогу тебе встать, будем обедать. Полдень давно миновал, теперь мы оба голодные.
Шаман протянул мне руку и посоветовал:
— Τы только не торопись. Сядь, посиди, что бы голова не закружилась.
Я неуверенно кивнула, села с его помощью. Τогда же сообразила, что левая кисть не зря казалась мне прохладной. Шаман обмотал ее полотенцами, судя по множеству запахов, сделал лекарственную примочку. Заметив, как я настороженно принюхиваюсь, он весело и лукаво усмехнулся:
— Τам три десятка ингредиентов. Думаю, тебе придется лисой обернуться, чтобы все их распознать.
Упоминание моей родовой особенности совсем мне не понравилось. Мэдлэгч — ценный трофей, и больше всего я жалела даже не о том, что Фейольд представил меня убийцей, а что сказал шаману о моей магии. Я напряглась, подобралась, поджала босые ноги.
— Я ритуальные вещи унесу, кашу поедим, — будто не заметив ничего, спокойно продолжал северянин. — Потом вымоешься, вода нагрелась уже.
Он поднял с пола бубен, прихватил бутылочку с каким-то зельем и ушел в дальнюю комнату. Проводив его взглядом, с удивлением обнаружила, что шаман так и оставил меня на своем плаще, но подложил под голову подушку. Почему он обо мне заботится? Зачем я ему? Что кроется за этой подчеркнутой доброжелательностью?
Он вернулся быстро, головной убор с рогами сменила уже знакомая повязка с рунами и перьями. Шаман выглядел уставшим, но улыбался по — прежнему дружелюбно.
— Пока обедаем, примочка подействует, можно будет развернуть, что бы мыться не мешала, — он протянул мне руку, поддержал, помогая встать. Северянин жестом пригласил меня к столу, сам пошел к печи. — Но будь готова к тому, что рука некоторое время, возможно, несколько дней, будет болеть и не слушаться. Тело не любит сдавления, пережатия, долго потом отходит.
Он взял с приступочка печи уже знакомый горшок, размешал большой деревянной ложкой кашу, щедрой рукой положил ее в глубокие тарелки.
— Хлеб будешь? — шаман встретился со мной взглядом, улыбнулся, когда я кивнула.
Тарелка вкуснейшей каши, толстый ломоть светлого хлеба, стакан кисленького компота из шиповника и клюквы… Боже, спасибо за это, за избавление от боли, за то, что шаман не выдал меня Фейольду! Слезы по большей части удавалось сдерживать, но все равно я то и дело утирала щеки.
Северянин, наверное, меня разглядывал. Я глаз от тарелки не отрывала.
— Ешь спокойно, не торопись. Не отниму, — в его голосе слышалось сочувствие. И как бы оно меня ни удивляло, тут ошибки не было.
Οн сам ел размеренно, а когда моя тарелка опустела, снял со стоящего рядом блюда вышитое черными нитями полотно, жестом предложил лежащие там пироги. Я смутилась, потупилась.
— Бери, сколько хочешь. Ты ж наголодалась, — он налил мне снова полный стакан компота.
Ладно, раз кормит, надо пользоваться моментом. Когда еще выпадет возможность поесть человеческой еды досыта? А мне силы нужны. Возможно, придется не просто бежать, но и от шамана отбиваться.
Пирог с вишней, нежный и сладкий, таял во рту. Я и не заметила, как съела три штуки. В животе стало тепло, из-за забытого чувства сытости клонило в сон. Даже тревога из-за того, что северянин помогал мне, ушла. Видимо, в спячку.
— Ты слышала разговор с магом, так? — спросил шаман.
Спокойный тон, никакого намека на обвинение. Я кивнула.
— Ну и много в его рассказе было правды? Я об убийствах, — серьезный взгляд, ничего не выражающий голос. Казалось, северянин мог принять любой ответ.
Я отрицательно покачала головой.
— Τак я и думал, — шаман усмехнулся. — В то, что ты мэдлэгч, я поверил, хоть и не чувствую твой дар. Видимо, ошейник блокирует магию. Ну хоть теперь понятно, почему ты молчишь. Я не мог догадаться, что ты немая. Извини, если что.
Я помотала головой, взялась за ошейник. Собеседник нахмурился, лицо его стало напряженным, взгляд — колючим.
— Ты не немая, так? Ошейник виноват?
Кивнула, показала, что пишу.
— О, ты умеешь писать на аваинском? — удивился и обрадовался он. — Отлично! Сейчас принесу бумагу.
Шаман встал, забрал грязные тарелки, положил в бадью с водой и ушел в дальнюю комнату. Кажется, она у него жилая, а другие, получается, закрыты? Или здесь ещё кто — то живет?
Карандаш лег в пальцы непривычно, все же я год не писала. Поэтому и буквы выходили корявые, какие — то ученические. Хорошо, что записка была короткой: «Заклинание немоты снимается фразой-ключом. Нужно сказать: «Говори, тварь»». Он прочел, его серо-зеленые глаза потемнели, лицо помрачнело, линия рта стала жесткой.
— Сволочи! — с чувством, зло, бросил он, до глубины души поразив меня таким отношением к происходящему. Помолчав немного, уже спокойней продолжил: — Прости, мне не следовало ругаться. Тебе и так нелегко.
Он вздохнул:
— Мне очень жаль, что ключ-фраза такая. Говори, тварь.
— Спасибо тебе, — первые слова за много дней стали словами благодарности северянину. Никогда бы не подумала, что такое могло произойти со мной. — Меня зовут Алима. Они не стражники, а часть разбойничьей шайки Вольные орлы. Я сбежала от них, когда они пытались моими руками избавиться от командора стражи. У меня из-за ошейника магия заблокирована. Превращения в лису и обратно нестабильные. Я в любой момент могу случайно перекинуться.
— Ты самое главное одним духом выпалила, Алима, — шаман улыбнулся. — Рад знакомству. Меня зовут Триен. Я приглашаю тебя пока пожить у меня. И не волнуйся, меня это совершенно не стеснит, — упреждая мои возражения, подчеркнул северянин. — Как ты поняла, чужие сюда зайти не могут. Тут ты будешь в безопасности. Подлечим тебя, а там решим, что делать дальше. Ты ведь наверняка хочешь домой, не одна же ты на свете. Как тебе такое предложение?
— Хорошее, но… — я замялась, не решаясь задать терзавший меня вопрос. Боялась, что шаман обидится.
— Что? — он чуть склонил голову к плечу, улыбнулся ободряюще.
— Почему ты мне помогаешь? — выдохнула я, вглядываясь в его лицо.
Он удивился, словно ответ был совершенно очевидным. Брови приподнялись, в глазах ясно читалось сочувствие.
— Потому что тебе нужна помощь, а я могу ее оказать. Другой причины нет.
Мне очень хотелось в это верить, но жизненный опыт утверждал, что так не бывает. Спорить не стала, пусть думает, что убедил и успокоил меня.
— А Фейольду почему не поверил? Он складно рассказывал.
— Мага Фейольд зовут?
Я кивнула.
— Тут все просто, Алима. Ты не похожа на убийцу, а уже тем более на наемницу. Зато похожа на девушку, которая чудом сбежала от рабовладельцев, — он пожал плечами. — Так что его сказка звучала неправдоподобно.
Шаман налил мне ещё компота.
— Пей. Тебе сейчас нужно много пить. Я приготовлю воду в купальне и вернусь.
Он встал, достал из печи два больших ведра и вышел в сени.
Может же быть такое, что мне повезло? Буду надеяться, получится передохнуть пару дней, набраться сил до того, как подозрительно участливый шаман проявит себя во всей красе.