Чем больше носил Клим эти мысли в голове, тем сильнее его съедали сомнения.
Когда же он не выдержал, то решил признаться мне. А потом попросил, чтобы я помог ему всю эту информацию как-то представить Тарану. Один к начальнику заставы он идти боялся. Конечно, я согласился.
Почему не доложили раньше? — Оперев голову о руки и спрятав половину лица за сомкнутыми пальцами, повторил начзаставы.
— Испугался, — выдохнул Клим. — Сначала решил, что уже нет никакой ценности в этих сведениях. Раз уж я во всем и так признался, то не придется мне… заставу поджигать. А потом вдруг подумал: а вдруг душманы думают, что я не признавался? Вдруг считают, что я им все еще должен? И… вдруг все же придут напасть на заставу? Что тогда будет с Аминой?
Внимательный взгляд Тарана на мгновение скакнул с Вавилова на меня. В глазах начальника заставы читалась мрачная раздражительность.
— Испугался он, — вздохнул Таран и откинулся на спинку стула. — Испугался, значит…
— Разрешите обратиться, товарищ старший лейтенант, — сказал я.
— Разрешаю. Что такое, Саша?
— Капитан Шарипов обмолвился со мной как-то, что девушка не так проста. Что она важный человек. И сейчас судьба ее висит на волоске.
Таран снова заглянул мне в глаза. Мелко покивал и сказал:
— Это правда.
Начзаставы поднялся со своего места, заложив руки за спину, пошел к окошку, откуда открывался вид на Пяндж и сопредельную сторону.
— Капитан Шарипов делится кое-какой информацией не только с тобой, Саша. Причем зачастую информация эта не предназначается ни для моих, не, тем более, для твоих ушей.
Клим как-то опасливо посмотрел на меня. Я не ответил ему своим взглядом. Он был прикован к Тарану.
Обратившись лицом к пейзажу за окном, Таран продолжил:
— Амина Искандарова, является дочерью Рустама Искандарова — сотрудника КГБ, направленного в Кабул еще в середине шестидесятых.
Я хмыкнул, понимая, что мои догадки относительно девчонки оказались верными.
— Он был послан в Афганистан под видом советского строителя. Однако его настоящей задачи я не знаю. Знаю только, что, уже проживая там, он женился на местной девушке. Гражданке Афганистана по имени Фатима Амали. О ней мало что известно, кроме того, что она состояла в Народно-Демократической партии Афганистана и… погибла в семьдесят третьем году.
Быстро сложив в уме два и два, я спросил:
— Правильно ли я понимаю, что Амина находится здесь, на Границе, не просто так?
— Правильно, — кивнул Таран.
— Значит, и ее отец здесь?
— Я не должен был рассказывать вам подобного, но, думаю, и так несложно понять, что да. Он тоже здесь, — покивал начзаставы. — И не просто здесь, а в лапах Юсуфзы.
— Особый отдел с разведкой планировали какую-то «операцию». Связана ли она именно с Рустамом Искандаровым и его дочерью?
— А вот этого, Саша, — сказал мне Таран, вздохнув, — даже я не знаю.
— И все же, есть вероятность, что девочка остается в опасности, — сказал я.
— Остается, — покивал Таран и обратился к Климу: — и раз уж ты, Вавилов, в курсе, где она может оказаться в ночь нападения…
— Мы не можем не воспользоваться такой возможностью, и не проверить, — ухмыльнулся я.
— Правильно мыслишь, Саша, — покивал начальник заставы. — И раз уж у нас на заставе лишнее стрелковое отделение, я могу выделить наряд для одного важного дела.
— Ну же, старик! Скажи, что ты видел⁈ — Имран схватил тощего старца за ворот простой льняной рубахи, потащил его в круг моджахеддин, собравшихся здесь.
Со смерти Захид-Хана Юсуфзы и двух его сыновей, Аллах-Дада и Мухтаара, прошло едва ли несколько часов.
Когда в ущелье прозвучал взрыв, Имран собрал людей и помчался туда, чтобы выяснить, что же произошло. Прошло не так много времени, прежде чем гонец вернулся к каравану.
— Юсуфза мертв! Юсуфзу убили шурави! — Провозгласил он.
Советских солдат не стали искать. Вместо этого моджахеддин забрали своих погибших и ушли из ущелья.
По дороге Наби заметил и приказал схватить старика-пастуха, что гнал своих овец по склону ущелья в низину, к пастбищам.
— Он видел шурави! — Вещали при этом Имран и Наби, — этот человек видел, как шурави напали на Аллах-Дада!
Чуть позже караван остановился у разрушенного древнего кишлака пастухов. Имран приказал разбить тут лагерь, чтобы решить, что же делать дальше.
Верные Захид-Хану люди волновались. Они спорили, требовали объяснений от выживших сыновей их главаря. Те выдали им «доказательство», которое во всеобщей суматохе должно было, по мнению Наби, убедить людей в вине шурави.
— Я привел вам того, кто сможет доказать, что это шурави напали на нас! Что это они убили моих возлюбленных отца и братьев! — Остервенело закричал Имран, а потом обратился к перепуганному старцу: — Говори, старик! Что ты видел⁈
Худощавый мужчина, с костлявым и очень морщинистым лицом повел по вооруженным моджахедин полным ужаса взглядом.
— Господин… я… — Пролепетал он, но подошедший Наби его перебил.
— Как тебя зовут, старец? — спросил он, высокомерно приподняв подбородок.
Имран нетерпеливо посмотрел на брата.
— Я… Я… господин… — Заикаясь, стал блеять старый пастух.
— Да говори уже! Или у тебя на старости лет отсох язык⁈ — Крикнул Имран.
Душманы, окружившие их, заволновались еще сильнее.
— Это были шурави⁈ Как они смогли подобраться к нам так незаметно⁈
— Это были грязные безбожники! Они напали, как мерзкие крысы!
— Шурави не знают этих мест! Они не могли подойти к нам близко!
— Месть! Отомстить! За Захид-Хана нужно отомстить! Аллах Велик!
— Слава Аллаху!
— Аллах Велик!
Моджахеддин превратились в бурное море. Кричали, вскидывали руки, сжимающие оружие. Потом раздались выстрелы в воздух.
Довольный тем, как все обернулось, Наби улыбнулся. Глянул на своего брата, что все еще не выпускал из рук ворота несчастного старика.
«Аллах Велик!» — Раздавался вокруг клич праведных воинов.
Окинув их взглядом, Наби уперся лишь в одно мрачное лицо. Это был Малек, близкий соратник Юсуфзы.
Он стоял в бушующей толпе, словно бы в одиночестве. Через мгновение беснующихся моджахеддин растолкали его люди — личная охрана Юсуфзы.
С суровым видом эти войны вошли в круг. Взглядами заставили остальных замолчать.
— Имран! — Крикнул Малек, — где тело Захид-Хана⁈ Его нужно похоронить как полагается!
— Разве ты не видишь, Малек, что тут происходит⁈ — Имран потряс за грудки старика. — Мы слушаем свидетеля! Этот человек видел шурави, напавших на разъезд Аллах-Дада! Ведь так, старик⁈
Имран зло зыркнул на пожилого мужчину. Тот, будто бы опомнившись, быстро-быстро закивал.
— Что ты видел, старый человек? — Спросил Имран беззлобно.
Остальные воины затаили дыхание. Замолчали.
Наби заметил, что полнотелый переводчик Фазир протиснулся сквозь широкие плечи моджахеддин. Лицо его было скорбным и испуганным. Дрожащей рукой Фазир поправил маленькие очки.
— Я… Я… Видел, как… — Борясь с собственным языком, начал старик, — видел как…
— Говори немедленно! Что ты лопочешь…
— Брат, тише, — прервал Имрана терпеливый Наби и обратился к старику: — Пожалуйста, старец. Продолжай.
— Я видел, как шурави спустились с гор и напали на ваших людей! — Торопливо проговорил старый пастух. — Напали на них! Они их убивали! Стреляли им в спины!
— Как они выглядели? — Кивнул старику Малек.
Тот осекся.
— Ну… Ну… Как воины… С оружием…
— Это были шурави! — Перебил пастуха Наби, — он сказал, что это были шурави! Кто бы еще мог напасть на нас здесь, в этих местах⁈ Кто еще охотился за нами все эти месяцы⁈ Это сводные отряды безбожников! Они забрали жизни моих славных отца и брата!
— Да! Забрали! — Закричал Имран, вторя брату, — забрали и теперь за это поплатятся!
— Аллах Велик! — Закричал Наби.
«Аллах Велик!» — подхватили моджахеддин.
— Если вы пойдете на заставу русских, то все умрете, — продираясь голосом сквозь общий крик и улюлюканье, сказал Малек.
— Тебя и твоих людей тут никто не держит, — приосанился Наби, — вы свободны и можете идти куда хотите. Можете бежать. Но тем самым вы покажете, как верны были моему отцу на самом деле!
— Молчи, мальчишка! — Крикнул Малек, и шум голосов тут же прекратился. Моджахеды затихли.
— Молчи, мальчишка, — повторив эти слова, Малек пошел к Наби и Имрану, схватился за нож, что носил за солдатским ремнем советского производства, — ты ничего не знаешь. После смерти моего сына Малека, Захид-Хан Юсуфза стал самым важным человеком в моей жизни! А потому я требую его тело! Требую тела Аллах-Дада и Мухтаара! Отдай мне их, и я уйду!
— Ах ты зазнавшаяся вошь… — Протянул сквозь зубы Имран и выхватил кинжал из-за кушака, — ты забыл, где твое место!
— Тихо, брат. Тихо, — остановил его Наби. — Хватит на сегодня смертей. Довольно.
Имран сплюнул. Вернул кинжал в ножны.
— Уходи Малек, — покачал головой Наби. — Твоя верность нам больше не нужна. Завтра мы идем убивать шурави. Мстить за смерть моего отца. Если у тебя не хватает доблести остаться с нами — уноси свои ноги. Но тел членов моей семьи тебе не видать.
— Либо ты уйдешь, либо погубишь своих людей, — Сказал Имран угрожающе, — и умрешь сам!
Малек огляделся. Остальные моджахеддин, что стояли вокруг, стали напряженными, словно заряженные винтовочные бойки. Они внимательно следили за каждым движением, каждым жестом Малека и его людей. Ждали хоть одного повода, чтобы напасть и растерзать их.
Малек, с чуть более, чем десятью душами под командой, не мог ничего противопоставить моджахеддин, которых в банде было почти под две сотни.
Не проронив ни слова, Малек обернулся и пошел прочь. Его люди последовали за ним.
— Аллах Велик! — Воскликнул тут же Имран. — Завтра мы идем лить кровь неверных во имя Его!
«Аллах Велик!» — принялись кричать войны, повторяя за Имраном.