Пули свистели у меня над головой. Щелкали о дувал, разбрасывая осколки камня.
Я дал короткую очередь в темноту. Потом, прислушиваясь к спокойному стуку собственного сердца, хорошо прицелился и пустил несколько одиночных.
Душманская тень, которую я взял на мушку в темноте, тут же опала на землю.
В ночи, казалось, будто врагами нашими и правда были духи — приведения из суеверных легенд. Будто, после каждого успешного попадания, они просто опускались к земле и растекались по ней, словно были сотканы из тьмы и тумана. В действительности с расцветом станет видно, что берег Пянджа усеян многочисленными погибшими душманами.
Мы проредили стрелковую цепь моджахедов, и те из них, кто остался в живых, залегли. Потом принялись отстреливаться с земли. Первая стрелковая цепь рассеялась. За ними тут же встала и пошла новая волна.
— От суки настырные! И чего им в горах не сидится⁈ — Сетовал Стас.
Сетовал, но бил медленно приближающегося врага. Мы с Витей молчали. За нас говорили наши автомат и пулемет.
Спустя полминуты ожесточенного стрелкового боя, вторая волна залегла примерно на позициях первой. Вместе они слились в одну группу, чтобы продолжить движение дальше.
Правда, враги все еще не решались на следующий отчаянный шаг. Они легли далеко, и забросать их гранатами, чтобы заставить подняться, мы еще не могли.
Голос Шамабада — этот сплошной рокот автоматного и пулеметного огня, стих, превратившись в хлопки редких одиночных выстрелов. Душманы же посылали нам в обратную уже свой свинец.
— Что-то они быстро сдулись, — сказал Стас, выцеливая противника по дульным вспышкам, и отправляя в ответ пулю за пулей.
— Пытаются подойти ближе, — сказал я, — чтобы гранатами нас забросать.
— А пока что мясом закидывают, падлы, — стиснув зубы, сказал Витя, — хотят задавить числом.
Когда пошла третья волна, одновременно с ними поднялись и остатки первых двух стрелковых цепей.
Внезапно на правом фланге зазвучали выстрелы. Гул перестрелки нарастал, и я понял, что там завязался активный стрелковый бой.
Я знал, что в районе конюшни Таран разместил отделение пограничников. В основном это были собачники, а возглавлял их Нарыв. Они заняли позиции на пологом скате крыши, укрылись за коньком и установили там пулемет. Расчет был прежде всего на господствующую высоту такой позиции. С крыши простреливался вся территория, что прилегала к Шамабаду справа. Там почти не было укрытий, и потому враг не мог легко спрятаться от пули. Только темнота могла стать союзником, подбирающимся с той стороны духам.
Враги массированно нападали с двух сторон. Они, видимо, поняли, что большую часть сил мы стянем к дувалу. Ведь его поставили именно в том месте, где штурмовать заставу было бы удобнее всего. Однако духи слишком просто шли на смерть. Нас решили обмануть.
«Отвлекающая группа, — пронзило меня мыслью, — боевики, наступавшие по фронту, отвлекали наше внимание».
Я сообразил, что главный удар будет направлен в другое место. И по всей видимости, я понял, куда именно. Но Таран ничего не предпринимал. У меня были мысли, почему именно он сейчас бездействовал, но гадать я не стал.
Вместо этого, не отвлекая Стаса и Витю от ведения огня, я рванулся к позиции начзаставы. Бой Таран принимал примерно в средней части дувала, однако сейчас переместился ближе к правому флангу. И я видел почему. Он закрывал брешь, сконцентрировав силы справа.
Мина, что рванула, казалось, прямо на дувале, легла прямо перед правым краем стены. Его просто разнесло почти до половины.
Когда я пробрался туда, увидел первую жертву врага. В развалинах лежал пулеметчик. Видимо, он занял позицию там, чтобы закрыть брешь. К своему сожалению, я понял, что к моменту, как я добрался до Тарана, пулеметчик был уже мертв.
Тело его лежало у оружия, стоящего на сошках прямо на руинах дувала. Погибший пограничник уронил голову на камни, потому лица его я не видел. Рука воина до сих пор стискивала рукоять пулемета.
— Селихов, ты че тут делаешь⁈ — Крикнул мне Черепанов, сразу, как заметил, что я приблизился, — почему оставил стрелковую позицию⁈
— Товарищ старший лейтенант! — Позвал я Тарана, заглядывавшего в бойницу.
Начзаставы обернулся ко мне. Лицо его было напряженным и суровым.
Я заметил, что он зажимал рану пониже правой стороны груди, однако ничего в его внешности не выдавало боли, что он сейчас переносил.
— Селихов? — Спросил он, и в голосе Тарана послышалось едва заметное удивление.
— Духи нас отвлекают. Это отвлекающая группа, — сказал я.
Когда по каменной стене щелкнула пуля, мы втроем и окружающие нас пограничники, пригнулись.
— Я понял это, — сказал Таран и кивнул назад, — они пробили бетонный забор справа. Хотят зайти внутрь, на территорию заставы.
— Ребята, что там стоят, их не удержат, — покачал я головой.
Таран поджал губы.
— Должны удержать, — выдохнул он и сплюнул кровь.
Я посмотрел в сторону конюшни. Заметил пограничников, что держали там оборону. Один за одним, под огонь пулемета, что все еще прикрывал их с крыши, они спускались, чтобы принять бой под стенами конюшни.
Это означало, что душманье подобралось слишком близко. С той позиции, где сидели пограничники, уже невозможно было бить врага эффективно. Обзор закрывал правый скат крыши.
Такая ситуация могла сложиться только, если наступление врага было достаточно массированным. А еще отчаянным. Пограничники просто не успевали сдерживать их огнем.
— Еще минута, и там начнется рукопашная, — сказал я так, будто вынес вердикт.
Таран звучно выдохнул.
— Идти туда — значит ослабить оборону с фронта! — крикнул мне Черепанов, — а попытаться добраться — верная смерть! Пули так и свистят! Головы не поднять!
— Мне нужно двое бойцов, — невозмутимо сказал я, — я пойду туда.
— Вернись на позицию, Селихов! — Крикнул Черепанов и попытался схватить меня за одежду, — ты нужней тут!
Я отмахнулся от прапорщика, заглянул ему в глаза.
— Еще минута, и там начнется рукопашная, — повторил я с нажимом.
Черепанов приподнял брови, открыл рот от безысходности и тоже бросил взгляд к конюшне.
— Возьми пулемет Антона, — сказал вдруг Таран.
Я сразу понял, о ком он говорит. Глянул на погибшего пограничника. Им был старший сержант Тоха Фрундин, прибывший на Шамабад вместе с нами.
— Возьми пулемет Антона, — повторил начальник заставы, — и действуй, Селихов. Не дай этим собакам ворваться на Шамабад.
— Есть, — кивнул я.
— Сагдиев, Малюга, — скомандовал Таран, — идете с Селиховым!
— Есть!
— Есть!
Я Сунул Тарану свой автомат.
— Огонь вести можете? — Спросил я, взглядом указывая на его ранение.
Таран хмыкнул, окровавленной рукой схватил мое оружие.
— Иди. Раздай им там на орехи.
— Есть, раздать на орехи.
Я кинулся к тяжелому ПКМ, замер у края развалин, потому что пуля выбила из стены каменные крошки. Опустившись, я подлез к пулеметной позиции.
Аккуратно снял все еще теплую руку Антона с пистолетной рукояти пулемета, а потом стащил ПКМ вниз.
Когда вернулся за укрытие, «наряд», которым мне предстояло командовать, уже ждал меня, прижавшись спиной к влажной стене нашего укрытия.
— Готовы, братцы⁈ — Крикнул я Малюге с Сагдиевым.
— Отомстим, — сказал Сагдиев с горечью в голосе, — отомстим им, Сашка.
— Отомстим, за Тоху, — неожиданно холодным тоном поддакнул Гена.
— Тогда вперед. Короткими перебежками за мной.
Хоть конюшня и была совсем рядом, путь до нее дался нам непросто. Постоянно приходилось пригибать головы и идти чуть не гуськом. Шальные пули то и дело свистели над нами. Некоторые из них хлопали тут и там, выбивали известь и штукатурку из здания застав, щепы из столбов навеса.
Когда мы добрались, пограничники, засевшие в тонких кирпичных стенах конюшни, отстреливались от духов, что норовили войти в дыру бетонного забора.
Две его секции завалились от взрывов. В третьей зияла огромная пробоина. Бетон развалился, оголив стальную арматуру. Сложно было понять, в чем было дело: то ли сюда угодила мина, то ли духи принесли с собой РПГ и ударили по ограде с близкого расстояния.
Мы заходили немного сбоку, потому нам было хорошо видно ворота конюшни, забор и пространство между ним и конюшней.
Не успели мы присоединиться к обороняющимся, как я услышал хлопки нескольких гранат, что закинули за забор.
— На землю, ну! — Крикнул я, когда под взрывами замолчали автоматы обороняющихся хвостов.
Мы втроем залегли. Переждали еще несколько новых хлопков.
Понимая, что будет дальше, я потянулся к сошкам ПКМ.
В следующее мгновение несколько черных теней полезли сквозь развалины забора. Я видел, как духи несли гранаты, чтобы кинуть их в окна конюшни, которые были на ее задней стене.
Не говоря ни слова, я открыл огонь.
ПКМ разразился грохотом, посыпались гильзы. Пустая пулеметная лента полезла под левую руку.
Я выпустил длинную очередь. Душманы, которых оказалось человек семь, переполошились, а трое сразу упали. Еще одного я положил одиночным.
Сагдиев и Малюга точными выстрелами добили остальных.
— Я прикрою! Давайте внутрь! — Крикнул я, а потом стал бить по бреши в заборе.
Пограничникам не нужно было повторять дважды. Оба вскочили, помчались в конюшню.
Душманы пытались заглядывать во двор, но один из «любопытных» боевиков тут же лишился головы: пуля вошла ему в лицо и вышла из затылка, увлекая за собой большую часть черепа.
Тогда они отступили. Духи пытались бросать через забор гранаты, которые вхолостую рвались на крыше, раскидывая шифер, или под стенами конюшни, осыпая ее штукатурку и кирпичную крошку.
Я дал новую короткую очередь, ловко поднялся на колено, дал еще одну, встал. Нельзя было дать хоть кому-то из врагов заглянуть за забор.
Держа пулемет «от бедра» и ведя огонь одиночными, аккуратной перебежкой, я двинулся к конюшне. Когда попал внутрь, в нос ударил резкий запах сырого конского навоза, конского п