Пограничники по команде пригнули головы. За дувалом начался чудовищный грохот. Десятки наших гранат рвались там. Эхо хлопков било по барабанным перепонкам.
Пуганьков, что сидел рядом со мной, зажал уши изо всех сил. Зажмурился так крепко, что у него побелело лицо.
Потом начало рваться и у нас. За дувалом тут и там раздавались хлопки, которые слились в общий гул взрывов. Нас стало забрасывать землей, песком и комками грязи.
Гул закончился так же внезапно, как и начался. Казалось, даже мерный шорох дождя прекратился. На секунду над заставой воцарилась настоящая тишина Границы, от которой отвыкли наши уши за эту ночь.
А потом ее разорвали стоны раненных по ту сторону душманов.
Пуганьков открыл глаза. Глянул на меня.
— Мы…
— Все целы⁈ — Крикнул я, — раненные есть⁈
— Целы!
— Порядок!
— Жив пока что!
Отрывистые голоса пограничников принялись разрывать робкую тишину, медленно испарявшуюся с поля боя.
— Мы… Отбились? — Спросил Пуганьков, уставившись на меня снизу вверх.
— Да… Командуй, товарищ лейтенант, — с ухмылкой проговорил я, и стащил с плеча автомат. — Нарушители все еще на нашей земле.
Лицо Пуганькова неожиданно ожесточилось. Неожиданно даже для меня. Ободрившийся результатами своего приказа, он выкрикнул новый:
— Застава, к бою! Уничтожить врага!
Мы снова поднялись в бой. Я встал на ящик, на котором совсем недавно сидел Пуганьков. Когда установил автомат сверху дувала, мне открылась жуткая картина.
Берег Пянджа, что уходил от заставы к реке, почернел от взрывов многочисленных гранат. Черный дым медленно развивался, поднимаясь к серому небу. Тут и там лежали мертвые противники и фрагменты их тел. Слабо шевелились раненые враги. Другие бежали. Третьи исступленно продолжали вести стрелковый бой. Кто-то из последних все же пытался метнуть гранаты, но ошарашенные ответом пограничников, они делали это неорганизованно и невпопад.
Нам, конечно, приходилось прятать головы, от снова раздавшихся хлопков, но на ответном огне Шамабада это почти никак не отражалось.
Внезапно заговорил пулемет танка. Я обернулся. Над забором, что протянулся слева от здания заставы, двигалась башня танка Т-62. Это был именно тот, которым командовал старший сержант Сергей Симонов.
Их наводчик сидел за ДШК и вел огонь по сломленным противникам.
Танк вдруг замер на месте, и наводчик принялся прицельно строчить из пулемета по позициям душманов.
С обратной стороны, метрах в семидесяти я услышал и второй танк. Его башня показалась из-за стен конюшни, но выдвигаться далеко вперед без поддержки пехоты экипаж танка не спешил. Зато открыл пулеметный огонь по отходящим духам. Стал выкашивать отступающих короткими очередями.
Возможно, где-то позади шел и офицерский танк, но в моем поле зрения его не было. Если машина и выдвинулась к нам, то ее прятало от нас здание самой заставы.
Духи, едва завидев подошедшую тяжелую технику, дрогнули. Я видел, как они целыми группами поднимались и, не соблюдая никакого строя, просто бросались наутек.
— Бегут! Бегут, падлы! — Радостно закричал Малюга, оставшийся у правого края дувала.
— Бегут!
— Отходят!
— Бей их!
Погранцы принялись провожать даже не отступающих, а просто бегущих из-под Шамабада духов плотным огнем. Нас поддерживали работавшие по ним пулеметы танков.
— Отходят, — даже как-то удивленно сказал Пуганьков, наблюдая бегство врага, — они отходят…
— А чего ты ожидал? — Спросил я у лейтенанта.
Тот даже вздрогнул от моего голоса. Обернулся.
— Ты отдал приказ, — продолжил я, глядя ему в округлившиеся глаза, — мы его исполнили. И продолжаем исполнять.
Пуганьков вдруг улыбнулся, оглянулся на духов, потом снова на меня. В следующий момент взгляд его сделался растерянным.
— Я… — Начал он несмело, — Вы бы и без меня справились… Тоже мне, наука… Гранатами их распугать… Не приказал бы я, приказал кто-нибудь другой.
— Приказал бы, — без обиняков согласился я, — но ты все же себя пересилил. Справился со своим страхом и поднялся, чтобы направить заставу. Ты себя переломил.
Я хлопнул Пуганькова по плечу. Добавил:
— Вы стали на шаг ближе к тому, чтобы я мог назвать вас готовым к службе на нашей заставе, товарищ лейтенант. Поздравляю.
Пуганьков смутился. Опустил взгляд к земле. Заметив свою фуражку, он вдруг нагнулся за ней. Поднял, отряхнул с нее воду и грязь. Почему-то на несколько мгновений уставился на кокарду. Потом надел.
Снова посмотрел на меня, поджав губы.
— Я… Это… — решился он заговорить, — спасибо, Селихов. Спасибо, Саша… Я и не думал, что ты можешь…
Пуганьков не успел договорить. Все потому, что мы услышали громкий голос Черепанова.
— Да! Так точно, товарищ капитан!
Мы с Пуганьковым почти синхронно обернулись. Черепанов бежал к нам с правого края дувала, неся на плече подсумок с радиостанцией. При этом прапорщик прижимал к уху наушник гарнитуры.
— Принято, Броня-1. Конец связи! — Сказал он, подбежав к нам и стягивая с головы наушники. После он обратился к Пуганькову: — Товарищ лейтенант, противник бежит. Танковый взвод готов наступать. Капитан Жуков просит поддержать танки пехотой.
Внезапно Пуганьков, услышавший доклад прапорщика, переменился в лице. Удивленно вскинул брови.
— Наступать? Что вы имеете в виду, товарищ прапорщик?
— Старшина говорит о контрударе, товарищ лейтенант, — сказал я невозмутимо. — Медлить нельзя. Мы ждем вашего приказания.
Глава 21
Пуганьков уставился на меня удивленным взглядом. Потом глянул и на Черепанова. В глазах прапорщика застыл немой вопрос.
Лейтенант колебался, и я это видел.
Готов поспорить, в этот самый момент Черепанов думал о том, что у меня не вышло переубедить Пуганькова. Что прямо сейчас неопытный лейтенант Миша Пуганьков, замполит с заставы Шамабад, просто пойдет в отказ. Побоится принять такое важное решение.
Пуганьков нам не ответил. Лично нам. Вместо этого он закричал:
— Застава, готовимся к наступлению! Выдавить врага с территории Союза Советских Социалистических республик!
Я глянул на Черепанова. На лице прапорщика отразилось величайшее облегчение. Мне показалось, он даже тихонько выдохнул, но так, чтобы лейтенант Пуганьков сам этого не заметил.
— Танки надо поддержать пехотой, — сказал я, — организовать контрудар. И быстро. Нельзя, чтобы они рассеялись по округе. Нужно прихлопнуть их сегодня, сейчас. Обезопасить эту часть Границы. К тому же они все еще могут что-нибудь предпринять. Не стоит недооценивать врага.
— Что-то предпринять? Новый приступ? — Хмыкнул Черепанов, — да это нужно быть законченным идиотом, чтобы попытаться пойти на нас в четвертый раз.
— Помнится мне, — я глянул на Пуганькова, — товарищ лейтенант говорил о том, что мы имеем дело с радикалами.
Лицо Пуганькова сделалось задумчивым.
— Меня немного инструктировали относительно банды Юсуфзы, — кивнул он и продолжил ученым, несколько менторским тоном, — да, признаки радикализма в их, так сказать, квазиидеологии имеются. Я как-то даже читал методические материалы по личностям главы бандитов и его сыновей. Те, что, конечно, наша разведка передала в пользование Тарану.
Он снова задумался на мгновение. Поднял взгляд к серому небу.
— Если слова Наби правдивы… Если сам Юсуфза и трое из его братьев погибли, а один сидит у нас на Шамабаде, значит, бандой командует этот самый Имран. Я читал, что нрав у него вспыльчивый.
— Если он еще и идиот, могут попытаться снова отковать, — ухмыльнулся Черепанов, задумчиво. — Если, конечно, кто-то за ним пойдет. Ведь такое наступление заведомо будет обречено на провал.
— Они шииты, — продолжил Пуганьков, — в их ответвлении ислама любая смерть во время джихада — почет для моджахеддин. Даже самоубийственная.
— Я говорю не о наступлении, — покачал я головой отрицательно, — хоть на какие-то силы для удара они собрать уже не смогут.
— Тогда о чем? — Приподнял бровь Черепанов.
— О ловушках, товарищ прапорщик, — заглянул я Черепанову в глаза. — Душманы — коварные бойцы. Потому не стоит думать, что мы просто пойдем в контратаку и разгоним их как перепуганное стадо овец.
Пуганьков со Старшиной внезапно сделались очень угрюмыми. Переглянулись. И ничего мне не ответили.
— Ну ладно, товарищи, — сказал я и поправил фуражку, — хватит нам лясы точить. Воевать пора.
Имран прыгнул в сторону, когда пулеметная очередь принялась вырывать клочки земли почти у него под ногами.
Когда молодой главарь банды упал на землю, воздух с хрипом вышел у него из легких. Он замер. Притворился мертвым на несколько мгновений и стал молить Аллаха, чтобы пулеметчик шурави решил, что уже расправился с ним.
Нет, Имран не боялся смерти, но и так бесславно погибать он тоже не собирался. Быть убитым как простой, самый обычный моджахеддин — недостойно для сына Юсуфзы, в чьих жилах течет древняя знатная кровь.
Имран опасливо поднял голову. Стал оглядываться.
Моджахеддин бежали. Тут и там пытались они как можно скорее покинуть поле боя. Падали, погибали. В панике и с криками бросали оружие, спеша к Пянджу.
Имран сплюнул грязь, почувствовал, как песок неприятно хрустит на зубах. Потом прогорел на выдохе:
— Позор. Позор на ваши головы, трусы…
Выждав еще немного, Имран принялся ползти куда-то вперед, к реке.
Вокруг шумело и хлопало. Оглушительно звучали вражеские выстрелы. Вопили паникующие и умирающие моджахеддин.
Время от времени недалеко от Имрана ложилась шальная пуля. Тогда он пригибал голову, не зная, случайность это, или кто-то заметил его и теперь открыл огонь, чтобы его добить.
Укрытие он нашел быстро. Просто сполз в воронку от разорвавшегося танкового снаряда, которую заприметил еще, когда отступал к берегу. Скатившись вниз, он оказался на ее дне, рядом с каким-то мертвым моджахедом.
Переводя дыхание, Имран перевернулся на спину.