— Не надо его ловить.
«И бесполезно. И нет лишней минуты. Он один, а этих — тринадцать. И я отвечаю за каждого…»
«И боишься за себя…»
«Да! Да! Но прежде всего я боюсь за них! Это правда…»
— Вперед…
С девочкой на руках, прикрывая ее пиджаком, он ломился через кусты. За ним остальные. Антон замыкал…
Потом — улица с тесно стоящими кирпичными домами. Кажется, не та, что в прошлый раз. Но все равно к оврагу. Крутая тропинка вниз. Кто-то из малышей пискнул, ободравшись в чаще стрелолиста. Кот и Чижик — кубарем. Лючка разорвала подол… Ничего…
Теперь глухая дорожка на дне оврага, среди сырых, пахнущих болотом ольховых зарослей. Под ногами чавкает…
— Ой, я сандаль потерял…
— Неважно. Быстрее, ребята… Давайте друг за дружкой гуськом.
«Гуськом… Гуси-гуси, га-га-га…»
«Неужели это правда? Неужели скоро свобода?»
«А Цезарь?»
«А что я мог сделать?»
Стоп… Присели! Головы в кусты!
Черт, откуда взялся этот мост? Не с монорельсом, а другой, небольшой. В тот раз не было! Значит, сошли в овраге не там, где следовало… А по мосту — ж-жик, ж-жик, ж-жик — один за другим пролетают на дисках уланы… Издалека уланы похожи на черные перевернутые запятые с большими круглыми точками и короткими хвостиками. Кто-то выпустил бесконечную строчку этих запятых, они мчатся, мчатся…
Кого-то ищут? Его, Корнелия? Ребят? Или у них совсем другие дела?.. Все равно, пока они катятся через овраг, путь к храму закрыт!.. Да когда же это кончится? До того моста, с дверью, еще идти да идти. А время летит…
Ну наконец-то! Мост опустел!
— Ребята, бежим…
…Вот он, каменный свод моста, вот она, неприметная железная дверь! Ключ — теплый и очень тяжелый. «Бедняга Альбин… Сам виноват…»
— Антон, возьми Тату, я отопру дверь…
Полумрак, желтые плафоны. Железная плита двери как бы отрезала за спиной весь враждебный мир. Сразу ощущение покоя и безопасности. Почти финиш… Тихо шелестят шаги, настоятель Петр идет навстречу. «Прелат…»
Вот, мы здесь… Мы не опоздали, мы точно…
К сожалению, опоздали… Вы не виноваты, «врата» закрылись раньше. Компьютер ошибся в расчетах, точные сроки трудно предсказать… Пойдемте в келью.
Младшие, видимо, ничего не поняли. Скорее всего, и не расслышали слова. Но Антон, Илья, Дина, Лючка уставились на Петра, потом на Корнелия так, будто вот-вот заплачут. «Все пропало?»
— Пойдемте в келью, — повторил настоятель Петр. И зашагал впереди молчаливой вереницы — легкий, шелестящий.
В келье малыши тесно уселись на топчане, старшие — на табуретах и скамье под фонарной нишей.
— Что же теперь? — тихо спросил Корнелий.
— Думаю…
— Обратно нельзя, — глухо и с нарастающим тоскливым раздражением сказал Корнелий. Нервно хмыкнул: — По крайней мере, мне… При уходе я уложил инспектора. Возможно, насовсем. Не было выхода…
— Расскажите, — сухо велел Петр.
Морщась от непонятного стыда, Корнелий рассказал.
Настоятель Петр по-мальчишечьи присвистнул. И это вдруг сняло с Корнелия и досаду, и тяжелую неловкость.
— Да не во мне дело! — отчаянно выдохнул он. — Ты же понимаешь: дело в них… Вместо сказки — опять тюрьма…
— Но им только тюрьма, а тебе крышка. Если попадешься… Это большой риск.
— Риск — в чем? Значит, все же есть выход?!
— Подожди… — Петр шагнул к стене, распахнул створки висячего резного шкафчика, достал узкий кувшин и стакан. Безошибочно угадав старшего в Антоне, велел ему: — Напои детей, это их немного поддержит… Даже накормить некогда, нет лишней минуты… — Повернулся к Корнелию: — Иди сюда…
Они оказались у экрана «Интер-генерала».
— Смотри… — На экране возник рельефный план Реттерберга. В храм уперлась плоская красная стрелка. Вокруг храма затанцевали черные звездочки-кляксы. — Они обложили нас. Почему ты так обеспокоил улан, не знаю. А может, просто сводят счеты с нами. Так или иначе, оставаться вам здесь нельзя. Если даже уланы не посмеют нарушить закон и не ворвутся, они перекроют линию доставки, отключат энергию и уморят нас. До следующего «открытия врат» — полгода. Тайный ход — это не спасение, при блокаде его обнаружат быстро… Теперь слушай… — Петр говорил мягко, но в четкости и быстроте фраз были нотки приказа. — Теперь слушай, запоминай. Уходить надо быстро… Даже некогда смазать ребятам царапины. Ладно, потом… Сейчас войдете в том же месте, подниметесь из оврага. В ста метрах к югу от моста — станция монорельса…
План в экране стремительно придвинулся, Корнелий увидел знакомый мост, стрелка от него метнулась к открытой платформе окраинной станции.
— Здесь сядете в вагон. Через двадцать минут приедете на станцию Старая Башня. Там за развалинами башни есть небольшой, но густой и запущенный сад. Укроетесь в кустах до темноты. В темноте выведешь детей к рельсовой насыпи. Вот… — Стрелка уперлась в серебристую двойную нитку железнодорожного пути. — Это Окружная Пищевая. Бывал?
Корнелий покачал головой. Кварталы вдоль Пищевой считались прибежищем всякого сброда. Что там делать приличному человеку? Попадать в историю?
— Ничего, разберешься. Смотри. Вдоль насыпи шагов триста, сюда. Здесь под путями бетонный тоннель, раньше ручей протекал. Детей оставишь в тоннеле. Сам выйдешь на другую сторону, окажешься на улице. Правее, через дорогу, увидишь дощатый дом со старинным фонарем над крыльцом. Это таверна. Понял?
— Да. Но почему такая спешка? И зачем ждать темноты в сквере?
— Святые Хранители! Посчитай! Комиссия наверняка уже в тюрьме. Хватились инспектора. Скорее всего, уже нашли, привели в себя. Сколько он будет молчать и отпираться? Максимум минут пятнадцать. Потом кинутся в школу: там — ни тебя, ни ребят. По всей связи — розыск воспитателя с группой школьников. Приметы, твой изъятый из архива индекс… Группы перехвата на всех линиях, сигнал на спутник спецнаблюдения… Пока не заварилась каша, у вас полчаса. До Старой Башни доехать успеете, а дальше рисковать нельзя, у насыпи место открытое, ждите в саду до темноты.
— Но по индексу нас накроют там очень скоро. Сад — не спасение…
— Там над деревьями старая воздушная линия электропередачи, а по насыпи — двойная рельсовая нить. Они создают помехи для локаторов. В этом единственный шанс, будем надеяться… Итак, зайдешь в таверну…
— А не накроют в таверне?
— Не накроют, это уже не твоя забота. — В голосе Петра скользнуло раздражение. — Спросишь хозяина, скажешь ему… А, черт, он не поверит… И сквозь блокировку теперь ни сообщить, ни вызвать проводника. И сам я не могу оставить храм, я здесь один и должен дежурить еще трое суток… Ладно. Отдашь хозяину вот это… — Настоятель Петр сунул руку под крылатку, затем вложил в ладонь Корнелия что-то похожее на пуговицу.
Кожу кольнуло булавкой. Корнелий глянул, перестал дышать.
«Значит, правда?»
На ладони блестел выпуклый синий значок с золотой буквой «С» и звездочкой…
— Настоятель Петр! Вы… Скажите, вы не…
— Да, Корнелий, да, — ответил он с ласковым нетерпением. — Я тоже узнал тебя, сразу. Принимая обет, мы меняем имя, и наш устав не разрешает говорить о прошлом, поэтому я молчал. Но раз ты сам понял… Я рад. Я всегда тебя помнил, потому что помнил детство. Нам с тобой было хорошо…
— Но я же…
— Я очень рад, — перебил Петр. — Но я буду рад в сто раз больше, когда узнаю, что ты с ребятишками ушел благополучно. Хозяин таверны сделает все, завтра окажетесь там… Дети, вставайте, вам с Корнелием надо спешить. Зато потом… Потом будут Луга.
В подземном коридоре Корнелий и Петр шли рядом, впереди ребят Страх не страх, но ощущение большого риска натягивало нервы. И все же главной для Корнелия была радость, что рядом вот он — настоящий Альбин. Радость и ощущение вины…
— Петр… Хальк… Ты сказал о том времени. О детстве… Но я же… Я хочу признаться. Понимаешь, это для меня важно…
— Корнелий, самое важное сейчас — они… — Петр кивнул назад, на ребят. — Смотри, чтобы перед таверной не высовывались из тоннеля. Пока не разрешит хозяин… Ты должен сберечь их всех…
«Всех… Святые Хранители, но это же не все!.. А я ему и монетку отдать не успел…»
— Хальк! Это не все! От нас откололся еще один! Его зовут Цезарь Лот…
Они были уже у двери.
— Хальк! Этот мальчишка… не такой! Индекс у него исчез недавно, его забрали у родителей, он кинулся теперь искать их… Хальк, помоги ему…
— Как это — индекс исчез недавно? У большого мальчика?
— Да. Никто не знает как… Никто не понимает…
— Я тоже… В таком случае это задача для командоров…
— Для кого?
— Корнелий, пора. О мальчике расскажешь в таверне, они передадут мне, посмотрим, что можно сделать… Скорей…
Маслянисто прошелестел механизм замка. Петр улыбнулся, глянул пристально и… хорошо так, совсем как маленький Альбин Ксото. Доверчиво и ясно.
Корнелий с запинкой спросил.
— Мы больше… не увидимся?
— Кто знает… На всякий случай прощай. — Петр взял Корнелия за локти, быстро придвинул лицо, своим лбом коснулся лба Корнелия. — Иди… Значок не забудь отдать хозяину таверны, он вернет мне. Это мой талисман, помнишь?
«И если у тебя его нет, случается несчастье», — резануло Корнелия.
Но Петр улыбнулся опять:
— Иди, иди… Да помогут вам Хранители.
Таверна у насыпи
Хранители помогли. В гулком вагоне старого монорельса никто не обратил внимания на стайку послушных школьников с воспитателем. Потом было долгое ожидание сумерек в чаще глухого сада за развалинами крепостной башни. Томительное, но почти лишенное нервного страха. Заросли сирени и желтой акации плотно укрывали ребят и Корнелия, создавая чувство безопасности. Страх, конечно, жил, но где-то позади остальных ощущений и мыслей. А главные мысли были об Альбине Ксото. О Хальке…
Ласковое тепло, сладкую печаль и виноватость — вот что испытывая Корнелий. И несмотря ни на что — радость! От того, что встретились… Может, это не случайно? Судьба?
Но почему тогда судьба не дала ему времени признаться в том давнем предательстве, полностью очистить душу?.. А может, правильно не дала? Пусть у Петра останется незамутненная память о друге детства… Но тогда откуда это чувство вины?