– Машинист, – негромко сказала Эйжел. Но почему-то ее тихий голос перекрыл шум разогретого паровоза. – Скажи, а ты хочешь совершить такое, что твое имя повторят все железнодорожники Центрума?
Пагасо мгновение помолчал. Потом сказал:
– Я понял. Не дури, девчонка. Все умрем. А не умрем – так меня в тюремный эшелон законопатят до конца дней.
– Не законопатят. Ты все сделаешь под дулом револьвера, прижатого к виску.
Лицо старика пошло какими-то причудливыми пятнами, белыми и красными вперемешку. Не хватила бы его кондрашка!
– Дурь это, девчонка! Не выдержит!
– Уверен? Думал же, небось. Все вы, паровозники, чокнутые на своих железках. Точно не выдержит?
Пагасо достал из кармана мятый клетчатый платок. Вытер лицо. Потом пожал плечами.
– Не знаю. Маленький такой шанс есть. Наверное. По сравнению с мостом – мой паровоз пушинка.
Только тут до меня дошло, чего хочет Эйжел.
– Ты серьезно? – спросил я.
– Сам решай, серьезно или нет, – ответила она, по-прежнему глядя на машиниста. – Это твои друзья. Готов ты за них рискнуть шкурой, и как именно готов, – только ты знаешь.
– Умрем же все! – пробормотал Пагасо. На меня он никакого внимания не обращал, смотрел только на Эйжел. – И паровоз угробим…
– Твой паровоз все равно спишут на лом, как только ты отправишься на пенсию, – сказала Эйжел. – Сам знаешь, старая модель, ГВ-14, она только в таких тупиках небо коптит. А насчет «умрем»… Ты не забыл, что мы пограничников везем? Что они из другого мира… и могут туда уйти в любой миг?
Вот теперь Пагасо посмотрел на меня.
– Ударник, скажи сам. Если мост оборвется… ты сумеешь перенести паровоз в ваш мир? У нас будет несколько секунд!
– Я – нет, – врать мне не хотелось. Обернувшись, я посмотрел на Хмеля и Ашота.
Хмель покачал головой.
Ашот уставился на паровоз. Похоже, прикидывал его высоту.
– Паровоз – не смогу, – сказал он. – Портал такого размера… не растяну. А вот людей, всех кто будет внутри, выдерну.
Кажется, он был абсолютно уверен в своих словах. Черт, как же я завидую тем, у кого быстрые порталы! Кому не нужны все эти танцы в голом виде с полотенцем, песнопения, ругань!
– Ты адреналиновый проводник? – уточнил я.
– Адреналиновый, первого рода, – кивнул Ашот. – Если испугаюсь – тут же портал открою. А если эта хрень сорвется в пропасть – я так испугаюсь, что штаны придется стирать. Гарантирую портал огромного размера и устойчивости!
– Ну, машинист? – требовательно сказала Эйжел. – Готов или как? Если нет – останешься здесь, мы сами рискнем. Но потеряешь шанс на самое большое приключение в жизни!
– Вот же зараза! – восхищенно сказал Пагасо. – Никуда я с паровоза не уйду! Но у меня три условия!
– Говори.
– Первое – я делаю все под принуждением, и ты напишешь об этом бумагу. Ясно? Второе – Бор тут останется. Нечего парню рисковать, у него жена первенца ждет. Третье – если и впрямь погранец нас утащит в другой мир, то пусть клянется, что потом в Клондал вернет!
Он секунду помолчал и добавил.
– Только не сразу! Вначале я должен увидеть ваши железные дороги и проехать на «Сапсане»!
– Ну спасибо, что не на TGV, – пробормотал Ашот.
– Были бы французы – прокатили бы на TGV, – пожал плечами машинист. – Японцев бы просил на «Синкансене» прокатить. Испанцев – на «Талко».
– А ты осведомленный дяденька, как я погляжу, – признал Ашот.
Глава 13
Револьвер Эйжел и впрямь держала у виска машиниста. И даже курок взвела, что, на мой взгляд, было совершенно излишне – согласившись, Пагасо больше не колебался. Бор, несмотря на все его протесты, был с паровоза изгнан. Вагоны, платформа и даже тендер – отцеплены (хотя тендер пока и стоял вплотную к паровозу, и уголь, лопата за лопатой, отправлялся в топку). Стрелка манометра уже давно вошла в красную зону, показывая опасное давление в котле, но Пагасо выглядел спокойным. Мы решили довериться машинисту – свою машину он явно знал.
Выхода у нас все равно не было. Либо отправиться домой, либо попытаться преодолеть Разлом на старом паровозе. Оптимизма и душевного спокойствия это не прибавляло.
Но больше, чем висячий мост, тяжеленный паровоз, нервничающая Эйжел и откровенно трусящий Ашот, меня нервировал Петрайх.
Смотритель станции вовсе не собирался нам мешать. Напротив! Он со своими помощниками (и, судя по всему, родственниками) убрал с путей дрезину, по просьбе Пагасо смазал буксы и колесные пары, вообще – изо всех сил старался помочь.
Но когда необходимость в его помощи иссякла, он с женой и пятью мелкими детишками, а также четырьмя взрослыми помощниками, уселся на вокзальные скамейки. Жена сбегала в дом и принесла ведро, полное колотого льда и бутылок с пивом. Дети начали ныть и тянуть руки к пиву – за что вначале получили по загривку, а потом были посланы в дом и вернулись радостные, с кувшином мутного домашнего лимонада. Петрайх достал из промасленной газеты огромную копченую рыбину – то ли мелкого сома, то ли что-то местное, эндемичное, и принялся разделывать, наделяя взрослых кусочками. Лакомые плавнички достались жене, которая уселась рядом с мужем и тоже взяла пиво, но и помощников Петрайх не обделил.
– Ёшкин кот! – выругался Ашот, выглядывая в окошко. – Да им только попкорна не хватает!
– Отсталый мир, – согласился я, – попкорн не изобрели… Народ, а здесь вообще кукуруза растет?
И Ашот, и Хмель пожали плечами. Эйжел коротко ответила:
– Не знаю. Но я этим не интересуюсь.
Ее команда собралась по другую сторону путей. В отличие от станционного смотрителя с семьей, они вели себя сдержанно – просто стояли и наблюдали за нами. Они и с предводительницей своей прощались очень сухо, видимо в силу обычаев. Со мной, к примеру, гораздо теплее – жали руки, хлопали по плечам, произносили что-то ритуальное на своем языке, который я так толком и не выучил.
– Надо завезти и наладить выпуск попкорна, – решил я. – Озолотимся.
– Пока у них целлулоид разлагается на лету – кина не будет, – фыркнул Ашот. – А без кино никакой попкорн не пойдет.
– Ну что, господа пограничники, прокатимся с ветерком? – спросил Пагасо, швыряя в топку последнюю лопату угля. И, не дожидаясь ответа, дернул за цепь, заставив паровоз издать протяжный гудок.
– Пар теряешь, – сказал я.
– Поучи отца детей делать, – презрительно сказал машинист. – Паровоз без гудка со станции не уходит, иначе это не паровоз, а телега на паровом ходу.
Он дернул какой-то рычаг, повернул сверкающий от миллионов прикосновений маховичок, потянул еще один рычаг…
Паровоз облегченно вздохнул, вздрогнул, заскользили где-то невидимые нам рычаги и закрутились шестеренки (или что там крутится в паровозах?) Мы двинулись – еще медленно, но с угадываемой нарастающей мощью.
– Удачи, погранцы! – закричал с перрона Петрайх и отсалютовал нам бутылкой. – Я верил, что однажды какой-то псих решится это сделать!
Напутствие придало бы нам больше оптимизма, если бы не продолжение, донесшееся уже вслед набирающему ход паровозу:
– Достал меня этот Разлом, достала эта станция, сопьюсь я тут! Валите мост на хрен!
– Ах, скотина! – от души сказал Ашот. – Какая же он свинья!
Пагасо метнулся к окну (Эйжел дернулась за ним и даже схватила за плечо, видимо, решила, что машинист хочет дать деру). Но Пагасо лишь высунул голову и закричал:
– А вот не дождешься! Сдохнешь на этой станции, тля перронная! И дети твои тут состарятся!
– Какие теплые, дружеские отношения, – пробормотал Ашот. Он бледнел на глазах и старался не смотреть в окна.
А вот я не мог оторвать взгляд от надвигающегося Разлома.
Ну казалось бы, что такого – ущелье, только большое. Каньон. Щель в земле. Овраг-переросток. Тьфу на него! Тем более все заполнено туманом, дна не видно… и не так страшно…
Но почему в нем нет ветров?
Почему вечно стоит туман?
И почему этот туман остается таким темным, хотя солнце в зените? Разлом уже не выглядел черной бездной, как утром, но и клубящаяся серая мгла будто таила в себе какой-то мрачный антисвет, поглощала солнечные лучи…
– Что там внизу, Ашот? – спросил я. – Ты же был. Скажи, а?
Ашота передернуло, но он не ответил, а лишь неуклюже сострил в приступе храбрости:
– Есть шанс самому увидеть!
В этот миг мчащийся паровоз перевалил край Разлома и оказался на висячем мосту.
Если бы в ту же секунду древняя конструкция рассыпалась будто детский конструктор под ногой, я бы ничуть не удивился. В нашей затее было слишком много авантюры и слишком мало трезвого расчета.
Но мост выдержал.
Мы мчались вперед, под уклон, в туманное море. Пагасо что-то орал, прыгая на месте, и я вопреки всей логике испугался, что эти прыжки раскачают мост.
А мост не качался. Будто немыслимость происходящего и человеческая дерзость поразила даже законы физики. Тонкая лента дороги была почти неразличима на фоне тумана, и казалось, будто паровоз мчится по воздуху, словно в детской сказке или старой фантастике. Ход все ускорялся и ускорялся – перегретый котел и наклон моста работали заодно, разгоняя нас до немыслимых в Центруме скоростей. Не взлететь бы с рельсов на самом деле!
– Мамочка родная! – воскликнула Эйжел. Это было так на нее не похоже, что я покосился на бывшую подругу, ожидая увидеть на ее лице насмешливую улыбку. Но нет, она кричала всерьез, ей было страшно.
А у меня весь страх прошел. Так, наверное, бывает у людей, боящихся высоты, когда самолет отрывается от земли, пронзает тучи и ложится на курс. Вроде страшное никуда не делось – но страх исчезает…
– Получилось? – с удивлением спросил Хмель. Я заметил, что он держит автомат в руках – будто собирался в случае падения начать палить в пропасть.
– Получилось! – радостно подтвердил я.
– Получилось, – согласился Ашот. И через мгновение, выпучив глаза на Хмеля, завопил: – Что? Ты говоришь?
– Говорю, – признал факт Хмель. – Не слышишь, что ли?